— А как она ест? — спросил я.
— Рот у нее на другой стороне, — ответил Диксон кратко. — Готов признать, что на первый взгляд ее четыре руки выглядят несколько экстравагантно. Однако, как я уже говорил, рука совершенный инструмент, если она имеет нужный размер. Поэтому, как вы видите, верхняя пара рук изящна и тщательно отделана, а нижняя — грубее и очень мускулиста и сильна. Вероятно, вас интересует дыхательная система? В ней я использовал принцип потока: вот здесь она вдыхает, а там — выдыхает. Вы должны признать, что это явно лучше нашей, весьма малоаппетитной системы.
Что касается проекта в целом, то Уна оказалась значительно тяжелее, чем я предполагал — она весит что-то около тонны. Чтобы скомпенсировать тяжесть, мне пришлось кое в чем изменить первоначальный замысел. Я переконструировал ноги и ступни, придав им форму слоновьих, чтобы правильно перераспределить вес, но, боюсь, это вышло не очень удачно. В последующих моделях придется как-то уменьшить вес.
Принцип трех ног введен потому, что, как это хорошо известно, двуногое существо затрачивает много энергии только на сохранение равновесия, а три ноги не только экономичнее, но и гораздо лучше приспосабливаются к неровной поверхности, чем четыре. Что же касается половой системы…
— Извините, что перебью, — сказал я, — но с этим пластиковым панцирем и костями из нержавейки… я… э-э-э… не понимаю…
— Дело в работе желёз. Именно они регулируют пол. Но в этом отношении кое-что еще нуждается в доделке, ибо, признаться, я не уверен, что остановился на лучшем решении. Подозреваю, что принцип партеногенеза[3] был бы… Но пока дело обстоит так, как я сказал. Я уже обещал ей самца. Должен сказать, что мне представляется очень интересным…
— Он подойдет, — прервал Диксона громыхающий голос чудовища, все еще продолжавшего внимательно изучать Альфреда.
— Конечно, — заторопился Диксон, — Уна никогда не видела себя со стороны и не знает, как она выглядит. Возможно, сна считает, что…
— Я знаю чего я хочу, — произнес металлический голос громко и решительно, — я хочу…
— Разумеется, разумеется, — перебил ее Диксон так же громко. — Я все объясню тебе чуть позже.
— Но я хочу… — повторил голос.
— Заткнись! — в полном бешенстве заорал Диксон.
Уна издала слабый лязгающий звук протеста и замолкла. Альфред напыжился с видом человека, который, тщательно сверившись со своими принципами, теперь считает своим долгом высказаться вслух.
— Этого я не могу одобрить! — провозгласил он. — Я допускаю, что это существо — дело ваших рук, но раз уж оно создано, то, по моему мнению, ему надлежит пользоваться теми же правами на защиту, какими обладают другие лишенные речи… э-э-э… любые другие животные. Я не буду говорить о практическом воплощении вашего открытия, отмечу лишь, что, как мне кажется, вы вели себя как безответственный мальчишка, дорвавшийся до модельной глины, и что вы заварили чертовскую, в буквальном значении этого слова, чертовскую кашу… И еще заявляю вам, что в глазах закона это существо просто неизвестный вид животного. Я намерен безотлагательно доложить властям, что, по моему профессиональному мнению, животное это содержится в слишком тесной клетке и, вероятно, лишено возможности заниматься физическими упражнениями.
Я не могу судить о том, как хорошо его кормят, но мне совершенно очевидно, что не все его нужды удовлетворяются. Уже дважды, когда оно пыталось их выразить, вы его прерывали.
— Альфред, — вставил я, — не думаешь ли ты, что быть может… — но тут меня прервал трубный голос страшилища:
— Да он просто душка! Как сверкают его глаза! Я хочу его! — Уна вздохнула так, что пол задрожал. Вздох звучал так печально, что однолинейное мышление Альфреда тут же приняло его за новую улику.
— Уж если и это не есть жалоба несчастного создания, — сказал он, приблизившись к клетке, — то я никогда…
— Берегитесь! — крикнул Диксон, бросаясь вперед.
Одна из рук Уны метнулась к прутьям решетки. Почти одновременно Диксон схватил Альфреда за плечи и оттащил назад. Раздался треск материи и на линолеум упали три пуговицы.
— Уф! — произнес Диксон.
Впервые Альфред испугался:
— Что это… — начал он.
Мощный злобный звук из клетки заглушил дальнейшее:
— Дайте мне его! Я хочу его! — угрожающе грохотал голос.
Все четыре руки вцепились в прутья, две из них яростно трясли дверцу. Два видимых нам глаза неотрывно смотрели ка Альфреда. У того появились некоторые признаки, предвещавшие изменение его взглядов на всю ситуацию. Глаза Альфреда за стеклами очков раскрылись еще шире.
— Э-э-э… не означает ли это… — начал он с изумлением.
— Мне-е, — выла Уна, переступая с ноги на ногу и сотрясая стены лаборатории.
Диксон с интересом наблюдал за своим детищем:
— Любопытно, любопытно, — сказал он задумчиво, — не переложил ли я гормонов…
Альфред начал улавливать смысл происходящего. Он еще дальше отошел от клетки. Это движение произвело на Уну неважное впечатление.
— Мне-е-е! — вопила она каким-то загробным голосом. — Мне-е! Мне-е-е!
Тембр этого звука был невыносим.
— А не лучше ли нам…? — предложил я.
— Пожалуй, при данных условиях… — согласился Диксон.
— Именно, — очень решительно подтвердил Альфред.
Тон Уны не позволял различать оттенки ее чувств. Звук, похожий на дребезжание оконных стекол, который раздавался за нашей спиной, когда мы шли к двери, возможно, выражал гнев, возможно, душевную боль, а возможно, и то и другое вместе. Мы невольно ускорили шаг.
— Альфред! — звал голос, похожий на безутешный рев сирены-ревуна. — Хочу Альфреда!!!
Альфред бросил испуганный взгляд назад, но шел, умудряясь даже сохранять известное достоинство.
Раздался удар, от которого завибрировала решетка и дрогнул весь дом. Я оглянулся и увидел, что Уна вновь отступает вглубь клетки с явным намерением повторить бросок. Мы кинулись к двери. Альфред выскочил первым.
Громоподобный удар потряс здание. Пока Диксон закрывал дверь, я успел увидеть Уну, толкающую перед собой, подобно взбесившемуся автобусу, обломки решетки и мебели.
— Думаю, нам понадобится помощь, чтобы справиться с Уной, — сказал Диксон.
Мелкий пот оросил чело Альфреда:
— Может быть, нам лучше… — начал он.
— Нет, — ответил Диксон, — она увидит вас в окно.
— О, — мрачно откликнулся Альфред.
Диксон провел нас в большую гостиную и подошел к телефону. Он попросил срочно прислать полицейских и пожарную команду.
— До их прибытия мы бессильны, — сказал он, кладя трубку. — Лабораторное крыло, возможно, выдержит, если Уну не будут раздражать, подавая ей несбыточные надежды…
— Несбыточные надежды! Да как вы смеете! — запротестовал Альфред.
Но Диксон продолжал:
— Наше счастье, что с того места, где стоит клетка, нельзя видеть дверь. Есть шанс, что Уна незнакома с дверьми вообще ни с их назначением, ни с их устройством. Но меня очень беспокоят масштабы разгрома, который она учинила. Послушайте только…
Несколько минут мы прислушивались к грохоту, треску и звону. В этой какофонии звуков можно было разобрать печальный двухслоговой вопль, который по всей вероятности означал слово «Альфред».
На лице Диксона отразилась мука, которая углублялась по мере того, как шло время.
— Все мои записи! Вся моя многолетняя работа! — горько говорил он. — Вашему Обществу это дорого обойдется, предупреждаю вас, хотя и не возвратит мне мои материалы. Уна всегда была спокойна, пока ваш друг не возбудил ее. Я с ней не знал никаких хлопот.
Альфред было запротестовал, но его возражения прервал грохот: сначала раздался звук падения чего-то тяжелого, а потом звон водопада битого стекла.
— Дайте мне Альфреда! Хочу Альфреда! — требовал нечеловеческий голос.
Альфред вскочил, потом в волнении вновь уселся на краешек стула. Было похоже, что он сейчас начнет грызть ногти.
— А-а-а! — воскликнул Диксон так неожиданно, что мы вздрогнули. — Так вот в чем дело! Надо было вычислять потребность в гормонах, исходя из общего веса тела, включая панцирь! Разумеется! Грубейшая ошибка! Ай-ай! Лучше бы я воспользовался первоначальной идеей партеногенеза… Боже!
Грохот, который вызвал это восклицание, поднял нас на моги и бросил к дверям.
Уна все же нашла выход из пристройки. Она шла через двери как бульдозер. Дверь, дверная рама, куски кирпичей волочились за ней. На мгновение она остановилась, созерцая погром. Диксон не терял ни секунды:
— Скорее! Наверх! Мы обманем ее!
Именно в эту минуту Уна заметила нас и издала дикий вопль. Мы помчались к лестнице наверх через весь холл. Быстрота была нашим единственным преимуществом. При огромной массе Уне требовалось больше времени для разгона. Я скакал по ступенькам, Диксон чуть опережал меня, а Альфред, как я полагал, следовал за мной по пятам. Все получилось, однако, иначе. Не знаю, оцепенел ли на мгновение Альфред, замешкался ли он, но когда я достиг верхней площадки и обернулся, то увидел его еще на самой первой ступеньке лестницы, а Уна летела за ним, громыхая, как колесница Джагтернаута, снабженная ракетными двигателями.