— Кира, а тебе не кажется, что у нас двое беременных? Одна сама, а другой за компанию?
На этой оптимистической ноте в комнату возвращается Хайо в банном халате и с полотенцем в руках, вытирающий мокрые волосы. Рассматривает трио у окна, вздыхает про себя и негромко кашляет.
— Мы продолжим, или я пойду прогуляться часика на два? Пока вам не надоест?
И когда стоящие у окна начинают смеяться взахлеб, удивленно пожимает плечами.
Совещание продолжается.
— Итак, я готов признать, что парень — тот самый, который нам нужен, — некоторое время подумав, говорит Хайо. — У меня остаются какие-то сомнения, надеюсь, что Тэри меня простит... но я согласен поверить в то, что это — он. Кто будет с ним работать? Кира, Лаан?
— А меня уже никто в расчет не принимает? — интересуется Тэри, вертя стакан вокруг пальца. Дребезжание стекла о пластик подоконника неплохо подчеркивает ее скрытое раздражение, плещущееся темной водой под хрупким льдом.
— Не принимает, — в унисон говорят Лаан и Хайо, Кира только кивает, но гнев Тэри обращается на него.
— Это еще почему? С какой стати ты, дорогой мой, считаешь, что вправе ограничивать мои действия?!
— А с такой, — отвечает вместо него Хайо. — что беременная женщина годится для работы с патологически агрессивным парнем весом в сотню кило, как зубочистка для фехтования!
— Я Смотритель, — тихо произносит Тэри, не адресуясь ни к кому. Темная вода плещется, размывая лед, вскипает водоворотами, грозится выйти из берегов. Стакан лопается у женщины в руках, осколки со звоном падают на пол, но пальцы ее остаются невредимы. Легким прыжком она поднимается на подоконник, раскидывает руки и делает два шага назад.
Кира ахает, бросается к окну, но его драгоценная супруга остается стоять в воздухе, опираясь на пустоту, словно на самую прочную в мире поверхность.
— Видите? Никто не может причинить мне вреда, — она сгибает колено, вертится на большом пальце ноги, заставляя юбку раздуться колоколом. — Никто и ничто.
Тэри делает шаг вперед, встает на подоконник, спрыгивает в руки Киры, потом разворачивается в кольце его рук лицом к Лаану и Хайо, обалдело наблюдающим за представлением.
— Этот парень ничего плохого мне не сделает. У него просто не получится. Город охраняет нас... — она прижимает ладонь к животу. — У кого из вас есть такая защита?
— Тэри, лапушка, — смеется вдруг во весь голос Хайо. — Дело не в защите. Дело в том, что беременные женщины не в его вкусе. Категорически. Ты просто не сумеешь его зацепить.
— Тьфу на вас! — Тэри встряхивает головой и смиряется, рассмеявшись. — Хорошо, убедили. Так кто из вас возьмется за него?
— Я, — отвечает Лаан. — Я думаю, у меня все получится.
Пылинки, кружащие вокруг рамы, слетаются к нему, играют вокруг головы, образуя золотисто-радужный нимб, Лаан отгоняет их широкой ладонью, прикрывает глаза, подставляя лицо солнечным лучам, вновь залившим комнату, потом задумывается — между бровями прорезается тяжелая складка.
Через некоторое время в комнате остается только он, и тогда маска мягкого терпения спадает, обнажая глубокую задумчивость, затаенный страх и ту неуверенность в себе, которая кажется смешной и нелепой у действительно сильных людей. Он переплетает и прогибает пальцы, прислушиваясь к череде сухих щелчков, негромко вздыхает. Открывает глаза, сосредотачивается — по небесной голубизне глаз пробегают серые предгрозовые облака, — и исчезает, оставив в воздухе тонкий аромат корицы и бергамота.
Немногим позже далеко внизу, на инициирующей завесе из подъезда выходит раскосый парень в кожаной куртке, поднимает голову, смотрит на тучи, набухшие первым осенним снегом, застегивает молнию, поднимает ворот до подбородка и садится на лавочку у заросшего уже пожухшей травой футбольного поля. Отламывает с куста веточку, чертит на земле шестиугольник, ставит в углах символы, потом принюхивается и соединяет противоположные углы прямыми линиями. Приседает на корточки, ладонью растирает песок и землю, удовлетворенно кивает, возвращается в подъезд и пропадает в тенях.
В этот момент в разных кварталах Города просыпаются два человека, еще не знающие друг друга. Но путь их уже предначертан, определен рисунком Хайо. А Смотритель возвращается к себе, наверх. У него в запасе еще много времени. Узор, который он создал, пока что существует только в виде наброска, паутина сплетается, но до момента, когда он начнет действовать, еще далеко.
В Городе нет времени — здесь не работают часы и бессильны календари: осенняя хмарь сменяется летней жарой, после них приходит мартовская оттепель, а на следующий день наступает август. Времени нет, его заменяет скорость течения процессов, а эта величина условна для каждой из завес. Чем ниже, тем медленнее — но для инициирующей завесы было сделано исключение. Сюда приходят слишком многие, действуют слишком активно — и чем раньше они найдут себя и разойдутся на другие уровни, тем лучше.
Месяц Смотрителя Хайо здесь, внизу — это несколько лет. Множество событий успеет произойти — обитатели встретятся и расстанутся, подружатся и поссорятся, попадут в самые удивительные приключения, поймут, где их место, и кто они такие; а для Хайо случится в сотню раз меньше всего.
Его это устраивает, ему некуда торопиться, его игра должна начаться и дойти до кульминации — только тогда Хайо вмешается, несколькими движениями разрубив узловые точки им же созданной паутины. Но все это — впереди.
Лаан же начинает действовать уже сейчас. Его замысел требует более активного участия. Поэтому он приходит на инициирующую завесу несколько позже Хайо, и уже не возвращается назад. И первым делом он отправляется в квартал, в который редко приходят посторонние.
Перекресток первый: не верь...
Глава 1 Госпожа трактирщица
Волк-подросток увязался за Хайо от самого центра.
Симпатичный упитанный волчара, с толстыми щенячьими лапами и роскошным взрослым воротником. Хайо заметил его почти сразу и удивился — зачем бы юному теннику в волчьем облике за ним идти? А волчонок бежал упрямо, не скрываясь, постепенно нагонял. Во дворе дома Смотритель наконец не выдержал, остановился и дождался, пока волк подошел к нему вплотную. Тот сел, глянул желто-зелеными глазами, лязгнул пастью и распахнул ее, высунув язык. «Что?» — позвал Хайо, но волчонок не услышал.
— Тебе от меня что-то надо? — спросил Смотритель уже вслух.
Волчонок свесил голову набок и пошевелил ушами. Белое пятно на воротнике поймало солнечный луч.
— Чего ж ты хочешь, чудная зверушка? — улыбнулся Хайо.
Зверушка подняла морду к небу и коротко, тоскливо заскулила, потом подскочила и с коротким тявканьем принялась носиться вокруг Хайо.
— Не понимаю я тебя...
Оборотень подумал, потоптался, потом поскреб левой лапой по асфальту, стараясь изобразить нечто крестообразное. Убедившись, что Хайо заметил и распознал рисунок, волк принялся кататься по нему.
— Может, тебе еще и кол осиновый? — смеясь, спросил Смотритель. — Не понимаю. Беги ты к своим лучше, а?
— У, — сказал волк, пытаясь покачать головой. — У-у...
Хайо еще раз посмотрел на рисунок, на волка — тот вновь покатался по картинке, сел рядом, поскреб лапой асфальт.
— Ага, — осенило вдруг Смотрителя. — Тебе нужен нож?
Волчонок тявкнул утвердительно, потом принялся неумело вилять хвостом. Роскошные серо-рыжие пряди тщательно выметали с асфальта всю пыль.
— Эх, дитя природы. Обернулся, а обратно не умеешь? Ножи — это в книжках.... — Хайо положил волку руку на лоб, постарался мысленно прикоснуться к его второму облику. — Давай, перекидывайся...
Прыгнув с места на добрую пару метров вверх, волчонок приземлился уже тощим подростком в рваных джинсах и футболке с изображением волка на груди. Момента трансформации Смотритель не заметил.
— Молодец, — кивнул он.
Мальчишка оглядел себя, удовлетворенно кивнул, улыбнулся, высунув длинный розовый язык, коротко кивнул и умчался в сторону улицы. Благодарности Хайо не ждал, а потому только посмеялся вслед неудачливому оборотню, который не смог выйти из первой трансформации, потому что толком не знал, что с собой делать. Пару минут полюбовавшись цветущей акацией, Смотритель отправился дальше по своим делам.
Хайо вошел в кафе в настолько неподходящий момент, что оказался к месту. Стоявшая за стойкой миниатюрная платиновая блондинка сначала посмотрела на посетителя бешеным взглядом, и тут же, опомнившись, сделала вежливое лицо. Впрочем, в глазах все равно стояла смесь обреченности и стоицизма — но на губах играла легкая улыбка, способная обмануть постороннего. Хайо осмотрел интерьер — стекло и металл, низкие столики, кривые эргономические кресла. Все было идеально чисто, словно здесь не обедали, а производили операции, требовавшие высочайшей стерильности — при том, что обстановка не располагала к такому порядку. Слишком много в кафе было стеклянных и никелированных поверхностей, слишком много зеркал. Но Хайо готов был поклясться, что ни на одном столике, ни на одном зеркале нет случайного отпечатка пальца или пылинки.