Для того, чтобы мозаика получилась как раз такой, как нужно, мне пришлось потрудиться, а теперь кто-то сзади натужно дышал, думая, что я не догадываюсь о его присутствии, и лелеял надежду побродить по полам моего замка. Или, может, убить меня? Подумав о такой возможности, я засмеялась. Смех получился грубым, как у пьяного менестреля; некто испуганно замер. Стук сердца человека был так громок, будто я держала его в руке.
— Ладно, — я поднялась с пола, где сидела, скрестив ноги и глядя на черную стену. — Хватит играть со мной, червь.
И в этот момент он исчез! Прежде чем я успела метнуть серп туда, откуда раздавались звуки, прежде даже, чем я повернулась, пришелец пропал, будто его и не было. Я больше не слышала замаскированного шума, не ощущала чужого присутствия. Невозможно! Обернувшись, я прыжком достигла колонны, но зал был пуст. Ни следа магии, ни одного звука. Шаги и стук перепуганного сердца остались в прошлом. Я могла бы сказать, что мне почудилось, но я не из тех, кому чудится всякая дрянь. К тому же пришелец оставил след.
— Эйлос! — закричала я, глядя на маленькую коробочку, лежащую у колонны и вмешивающуюся своим присутствием в гармонию Алого Призрака.
Брат появился незамедлительно, выступив из-за колонны, мигом позже с лестницы спрыгнул Тарен, и его смертоносные руки были наготове. Я не знаю, где они пребывают в период покоя. Мои братья непостижимы; они как будто отзвуки эха или следы преступления. Они немногословны, отчуждены — создания-тени. Стоит мне позвать их, как они приходят. Мы — одно целое. Одно оружие, состоящее из трех частей.
Эйлос сразу же заметил оставленный в сердце Алого Призрака предмет и встал рядом. Тарен тряхнул руками, избавляясь от оружия и показывая мне, что не чувствует опасности. Во мне же закипала ярость. Глубина нанесенного оскорбления требовала жестокой мести: кто-то проник в центр замка и оставил здесь проклятую коробочку вместо своего окровавленного трупа. Если кто-нибудь узнает об этом, он может усомниться в моем мастерстве. Взглянув в почерневшие от ярости глаза, Тарен скинул капюшон. На смуглом лице не отражалось ни одной эмоции.
— Наверное, это послание, — предположил Эйлос. — Кто бы ни был пришелец, ему удалось невозможное, а он даже не попытался напасть на тебя.
— Ларец не опасен, — подтвердил Тарен. — Но открывать его я бы не стал.
Я наклонилась и подняла знак своего позора. Коробочка умещалась на ладони, в ней мог быть свиток, какая-нибудь вредоносная пыль, наведенное проклятье, утрамбованная магией тварь — все что угодно. Тем не менее, выглядела она безобидно. Просто маленькая черная коробочка, без знаков и надписей. Угроза от нее не исходила, а чутье у нас с братьями развито превосходно.
— Посмотрим позже… — я нахмурилась.
Внезапно Алый Призрак наполнился звуком — душераздирающим воплем, который звенел, резонировал, метался под сводами, залетев внутрь откуда-то издалека. Так вопят сгорающие на лету демоны или женщины-колдуньи, когда на их глазах убивают мужа. Этот безобразный крик заметался внутри замка, а потом стих.
— Что за… — я не договорила, рванув к выходу, братья бежали следом.
Промчавшись по лестнице и одолев несколько пролетов галереи, мы оказались у выхода, и двери сами открылись, пропуская во двор. Была ночь, небольшие искорки звезд, брошенных горстью бисера на темную ткань небосвода, давали очень мало света, еле пробиваясь сквозь туман. Однако мрака не было — северная сторона освещалась ярким заревом на том месте, где стоял замок Морэя, одного из Детей Лезвия, живших неподалеку. Выбежав за стены, я увидела картину во всем ее великолепии — замок Морэя полыхал как бумага, а над ним висела огромная луна.
Снизу, из глубины Ущелья, неба не видно — все скрыто сероватыми волокнами густого тумана, но со скалы, где стоял замок, я могла беспрепятственно наблюдать бледно-желтое светило.