— Вы остались довольны его работой?
— Разумеется, иначе мы не доверили бы ему еще раз работать с нашими моделями. Он старается учиться. Правда, производит не всегда приятное впечатление.
— Почему?
— Довольно замкнутый человек, — пояснил Зитманис, — и с людьми сходится трудно.
— Кто еще?
— Рута Юльевна Озолинь работает со мной больше шести лет. Кандидат психологических наук. Успела защитить диссертацию еще в бывшем Советском Союзе в восемьдесят восьмом году. Ей сорок три года. До того как перейти к нам, работала консультантом в нескольких коммерческих фирмах. Очень целеустремленная, деловая, умная женщина. Можно сказать, она моя правая рука. Во всех вопросах я полагаюсь только на нее. Еще она и хороший коммерсант.
— Вам повезло, — улыбнулся Дронго. — Кто следующий?
— Лилия Омельченко, наш гример. Работает в косметической фирме «Фауна», и мы часто приглашаем ее для работы с моделями. Она знает свое дело. Открытая, дружелюбная, веселая женщина. Поэтому мы решили, что она поедет в Испанию. Вот все, кто там был.
— Нет, не все, — возразил Дронго, — вы еще не рассказали про вашего помощника Балодиса и про девушек, которые принимали участие в вашем конкурсе.
— Да, конечно, — смутился Зитманис, — но про Балодиса я уже говорил. Он у нас нечто вроде руководителя службы безопасности. Когда бывает нужно, мы вызываем из частного агентства еще несколько охранников для обеспечения порядка. Заодно Балодис помогает мне проверять состояние дел наших подопечных и заказчиков. В рекламном бизнесе нужно быть очень осторожным, можно нарваться на фирмы с сомнительной репутацией, а мы не можем себе позволить работать с подобными компаниями. Балодис аккуратен и исполнителен. Что касается девушек, то их я знаю совсем немного. Вернее, вообще не знаю ничего, кроме данных, указанных в нашей дискете. У Доколиной нет отца. Он был военным и, кажется, погиб на границе лет двенадцать назад. У Ингеборы отец работает в порту, а мать преподает в институте, а у Ингрид отчим — чиновник, а мать возглавляет косметическую фирму.
Дронго просмотрел все, что относилось к биографиям девушек. Затем вернулся к биографиям других членов группы.
— Здесь сказано, что мать Ингрид руководит косметической фирмой «Фауна», — заметил Дронго. — Это совпадение или вы намеренно оставили эти данные?
— Не совпадение, — ответил Зитманис.
— Интересно, — пробормотал Дронго, — значит, Лилия Омельченко работает в косметической фирме, которую возглавляет мать Ингрид.
— Правильно, — спокойно согласился Зитманис, — мы часто работаем именно с этой фирмой. Лучшей в Риге.
— Может, поэтому ее дочь заняла первое место? — нахмурился Дронго. — И вы не хотели говорить мне об этом. А Омельченко работает у вас бесплатно?
— Конечно, нет. Вы думаете, нас купили? Нет, нет. Она получает деньги, и вообще мать Ингрид не имела отношения к нашему конкурсу. Но Рига небольшой город. Это не Москва. У нас все знают друг друга. И я не могу исключить, что Ингрид набрала лишние очки в том числе и потому, что у нее такие влиятельные родители.
— Простите, — сказал Дронго. Он продолжал разговаривать со своим гостем и одновременно читал появлявшуюся на мониторе компьютера информацию. — Здесь ничего не сказано об отце Ингрид.
— Отец у нее погиб десять лет назад, — объяснил Зитманис, — кажется, в автомобильной катастрофе. Я говорил об отчиме.
— Кто ее отчим? — быстро спросил Дронго. — Здесь не указано место его работы. Вы сказали, что он всего лишь чиновник. А где он работает?
— В кабинете министров, — пояснил Зитманис, — он достаточно известный политический деятель и женат вторым браком на матери Ингрид.
— Теперь ясно. Ингрид была просто «обречена» на первое место. И именно она получила письмо с угрозами.
— Да. И мне с большим трудом удалось уговорить ее мать дать разрешение на выезд дочери в Испанию. Они, разумеется, напуганы. И мать, и отчим. И не хотели отпускать дочь. Но если Ингрид не поедет, съемки будут сорваны.
— Она красивая, — кивнул Дронго, взглянув на фотографию девушки. — Этот темный цвет волос ее или она перекрасилась?
— Ее, — улыбнулся Зитманис, — она очень красивая девушка. Вместе с блондинкой Доколиной она будет смотреться достаточно эффектно. Ингебора тоже блондинка. Все получилось так некстати.
— Ей кто-нибудь угрожал?
— Нет. Нет, нет. Я навещал ее в больнице. Мы были вместе с Ионасом и долго с ней разговаривали. Следователь запретил нам беспокоить девушку, но я обязан был узнать, что именно произошло. Считал это своим долгом, если хотите. Но ничего нового нам узнать не удалось. Она не успела рассмотреть лицо нападавшего. Заметила только его темный плащ.
— Вы сказали, что у нее был друг, которого в тот день не было в Риге.
— Его проверяли. Если вы считаете, что у него был мотив для совершения преступления, то ошибаетесь. Они любят друг друга. Парень чуть с ума не сошел от горя. Нужно было видеть палату, где лежит Ингебора. Она вся в цветах. Он дежурит в больнице сутки напролет и уже успел сделать ей предложение. В наше время такая любовь бывает не часто, — прибавил Зитманис, чуть подумав.
— Значит, ей повезло.
— Если можно так сказать. Ее жених уже объявил, что как только она немного поправится, он увезет ее в Германию на операцию. Он ее любит, и это самое главное. Вы знаете, — задумчиво сказал Зитманис, — в последние годы я так мало встречаю подлинные чувства. Иногда мне кажется, я становлюсь пессимистом. Но подобные отношения возвращают меня к жизни. Может, я просто стал с годами немного сентиментальным.
— Вы не женаты? — спросил Дронго, взглянув на Зитманиса.
— Я вдовец, — признался тот.
— Извините, — пробормотал Дронго.
— Это случилось восемь лет назад, — вздохнул Зитманис, — врачи считали, что ее уже невозможно спасти, но мы пытались. У меня остались две дочери и пятеро внуков. Наверное, поэтому я сумел выстоять. И не бросил задуманное дело, чтобы прокормить такую ораву. Но должен сказать, что сейчас мне нравится моя работа.
— Это самое важное. — Дронго взглянул на Вейдеманиса. — Честно говоря, мне тоже нравится дело, которым я занимаюсь. Хотя в последние годы я тоже становлюсь пессимистом.
— Вам еще рано, — возразил Зитманис, — мне уже шестьдесят пять, а вам только сорок. В вашем возрасте рано становиться пессимистом.
— Может быть, — согласился Дронго, — я подумал, что вы не должны подводить своих испанских коллег. Хотя бы ради ваших внуков. Я правильно вас понял?
Зитманис усмехнулся, но ничего не сказал.
— Сумма вашего гонорара… — начал он.
— Об этом мы успеем поговорить, — прервал его Дронго, — можете заказать мне билет. Только выберите приличную авиакомпанию. Я отправляюсь с группой в Севилью. Надеюсь, что мне там понравится. И мы найдем мерзавца, который напал на вашу девушку. Я могу оставить дискету у себя? Хочу познакомиться со всей собранной информацией более внимательно.
— Конечно, — Зитманис поднялся. — А вы интересный человеке
— Это я притворяюсь, — пробормотал Дронго, поднимаясь следом и пожимая руку гостю.
Глава третья
Испания — одна из тех стран, посещение которых всегда доставляет удовольствие. И дело не только в развитой инфраструктуре туризма, но и в самих людях — в массе своей дружелюбных, общительных, добрых. Дронго много раз бывал в Испании, и ему нравилась эта чудесная страна, в которой было так много красивых мест и в которой он чувствовал себя почти как дома. За рубежом его часто путали с итальянцем или испанцем, сказывалась его характерная южная внешность. Сказывалось и знание итальянского языка, благодаря чему он легко понимал и испанский. Кроме того, ему было проще общаться с представителями Южной Европы, так как они особенно соответствовали его характеру и внутреннему настрою. Испанцы, итальянцы, португальцы были неуловимо похожи друг на друга, отличаясь своим темпераментом от других европейских народов.
Самолет «Люфтганзы» вылетел из Москвы во Франкфурт в семь часов утра, точно по расписанию. Салон был полупустой, а среди пассажиров бизнес-класса было лишь несколько предпринимателей из Германии.
Во франкфуртском аэропорту Дронго пересел на самолет, отправлявшийся в Мадрид. Это был аэробус, но одна из самых старых его моделей, которые авиакомпании уже начинали списывать в связи с завершением сроков эксплуатации. Почти весь путь до Мадрида самолет трясло. Особенно нелегко пришлось над Пиренеями, когда разыгравшаяся непогода и туман сделали полет особенно некомфортным.
Дронго сидел в своем кресле и недовольно морщился, самолет раскачивало из стороны в сторону. Обычно в подобных случаях Дронго пристегивался ремнями и старался не вставать, тем более, что включалось табло, предупреждавшее об опасности. Он успел захватить с собой газеты из Москвы, и пачка российских газет лежала рядом с ним на свободном сидении. Теперь никого не удивляли путешественники из стран бывшего Советского Союза, наоборот, русский язык становился вторым языком в Европе, уверенно вытесняя французский и немецкий.