— Добрый день, не подскажете, редакции каких газет здесь располагаются?
— Да одна только редакция и есть — «Тарасовские известия».
Скупо поблагодарив дежурную, которая, с трудом оторвав от меня изучающий взгляд, снова уткнулась в газету, я вышла на улицу.
Мне не пришлось даже рыться в памяти, как иные роются в записных книжках, чтобы вспомнить о Степане Сергееве, которого я неплохо знала еще со школьной скамьи.
Он работал главным редактором «Тарасовских известий». И теперь уже я извлекла из кармана куртки записную книжку и, открыв ее на букве С, нашла его рабочий и домашний телефоны. Дома его скорее всего нет — день рабочий.
Я подошла к телефону, опустила жетон, сняла трубку и набрала номер редакции. Когда на том конце провода юный альт секретарши пропел: «Редакция „Тарасовских известий“» — я попросила к телефону Сергеева. Поинтересовавшись, кто его спрашивает, секретарша сказала: «Сейчас узнаю». Вскоре в трубке зазвучал теплый, мягкий баритон Степана.
— Танюша, сколько лет, сколько зим! — с восторженной радостью произнес Степан.
— Привет, Степа. Как жизнь?
— Бьет ключом, да все по голове. Шучу, конечно. У тебя как дела?
— Есть одна проблемка. Не могли бы мы встретиться, поговорить?
— Срочно, что ли?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Сейчас не могу, работы полно, давай вечером. Позвони мне часов в шесть домой.
— О\'кей, Степа.
— Рад был тебя услышать.
— Чао, Степа, до вечера.
Я повесила трубку.
Нет сомнений, что Степан обрадовался моему звонку и перспективе встречи. Одно время, когда мы общались более тесно, он был ко мне очень даже неравнодушен. Старая трогательная история, которая не при столь чрезвычайных обстоятельствах вызвала бы у меня приступ ностальгии и философской задумчивости. Тонким женским чутьем я уловила, что Степан все еще питает ко мне некий интерес, затаенное, не отменяемое временем и моим дурашливо-дружеским обращением влечение. Просто так зачеркнуть, видно, ничего не удается.
Дождь кончился, мокрый асфальт лоснился, как блюдо с черной икрой, глазами луж ловя небо, деревья, дома.
Я шла вдоль пышных витрин и жалких лотков, у которых невеселые продавцы, казалось, не торговали, а бестолково дежурили.
Я заглянула в продуктовый магазин купить что-нибудь к обеду.
* * *Домой я вернулась около трех, первым делом приняла душ. После блуждания под дождем горячая вода казалась раем.
Бросив на сковородку полуразмороженный антрекот, я открыла банку фасоли в томате. Она послужит отличным гарниром.
Когда с обедом было покончено, я прошла в гостиную и, нажав на пульт, включила телевизор.
Ровно в шесть я позвонила Степану. Конечно, сегодня днем я не сходя с места могла попросить его о небольшом одолжении, но решила все же встретиться с ним в непринужденной обстановке. Мне подумалось, после двух лет, в течение которых я не давала о себе знать, не очень вежливо и любезно будет вот так, с бухты-барахты, обратиться за помощью к приятелю.
Степан ждал моего звонка, после первого же гудка он взял трубку. Мы договорились, что он приедет через полчаса. Я натянула джинсы, заправила в них рубашку и, слегка подкрасив глаза и губы, пошла на кухню запустить кофеварку. Минут через двадцать раздался звонок в дверь. На пороге стоял Степа.
За то время, пока мы не виделись, он почти не изменился. Тот же открытый взгляд широко посаженных голубых глаз, улыбка до ушей, жесткие русые волосы, солнечный набор веснушек, длинные неловкие руки, которые он не знал, куда деть.
В прихожей он достал из куртки бутылку «Ярила» — местной водки с перцем — и, отдавая ее на мое попечение, по-доброму рассмеялся.
— Знаю я твои богемные привычки, — деликатно, но настойчиво высвободилась я из его дружеских объятий и направилась на кухню, поставить бутылку в холодильник. — Проходи, дядя Степа, будь как дома, — весело кинула я на ходу, вспоминая школьную кличку.
Он надел тапочки и, довольно потирая руки, отправился за мной следом.
— А на закуску, Тань, что предложишь? — своей бесшабашной манерой общения Степа пытался побороть свою природную застенчивость.
— Не переживай, сейчас все будет! Огурцы, селедочка, салат мясной… Устроит тебя?
— Еще как устроит, — он сел на табурет и вскинул на меня глаза, опушенные длинными светлыми ресницами.
Да, совсем не изменился, если не считать дополнительных тонких морщинок у этих молодых весенних глаз.
Достав охлажденную водку и водрузив ее в центр накрытого стола, я села напротив Степы.
— Ну, по маленькой, — провозгласил Степан. — За тебя, Танюша. Будь всегда молодой, красивой, умной, такой, какая ты есть.
Махнув рюмку, он занюхал черным хлебом и только потом принялся за солененькое.
Водка приятно обожгла рот, гортань, внутренности.
— Как семья, дети? — спросила я, насаживая на вилку тоненькое колесико сервелата.
— Да ничего, нормально. Ирина работает все в той же школе, только вот зарплату платят нерегулярно. Максим во второй класс перешел, а малышка в садике.
— А на работе все в порядке?
— В относительном. Трудимся, так сказать, не покладая рук.
Степан налил по второй. Провозгласив тост за здоровье, он так же легко и быстро опрокинул эту дозу, весело потрепал меня по щеке.
— Нет, Таня, что ни говори, а старый друг лучше новых двух. Согласна?
— На все сто, — я дружески похлопала его по руке. — Степа, у меня к тебе небольшое дельце.
— Ждал-ждал… Особо не обольщался на твой счет. Так просто встретиться не можем, все дела какие-то.
Выпитые сто граммов настроили его на меланхолический лад, но, быстро сбросив флер печали, он улыбнулся. Несмотря на все его усилия казаться беззаботным, в этой улыбке я различила оттенок сожаления и даже горечи.
— Ладно, говори. Чего не сделаешь для хорошего человека!
— Степа, у вас в редакции Викторов много?
— Постой, кажется, два имеются, а что?
— Если два, то меня интересует тот, что невысок, худощав, с черными волосами и в массивных очках. Знаешь такого?
— Да, это Ларионов Витька, классный парень. А что это он тебя заинтересовал?
— Лучше не спрашивай. Производственная тайна. Ты мне прямо скажи, действительно парень неплохой?
— Ой, Тань, в наше время таких единицы. Деловой, талантливый, честный, пунктуальный. Только в последнее время он каким-то суетливым стал, озабоченным, забывчивым. Ну, это бывает. А так, говорю, отличный мужик, всегда в работе, а репортажи какие интересные, да меткие, да хлесткие делает. Мы его втихаря Робеспьером зовем. Чист, неподкупен. Хотя иногда его занудство выводит из себя. Должна же быть в бочке меда хоть одна ложка дегтя.
Степа щелкнул языком и налил в третий раз.
Я внимательно слушала его, поставив локти на стол и подперев руками голову, в которой из-за паров алкоголя мысли уже начинали превращаться в горячее облако ватной глухоты.
— А некий Лысенко что собой представляет? Знаешь такого?
— Как не знать. Во-первых, он школьный приятель Ларионова, Витек мне его и рекомендовал. Но ты знаешь, у меня к этому парню, честно говоря, душа не лежит, очень уж он себе на уме. Такое ощущение, что он тебя подсиживает негласно. Вообще-то юркий, хваткий, но замкнутый и, я бы сказал, недобрый, завистливый. Да и сама его внешность о многом говорит. Маленький, неказистый, глазки хитрые, жадные пальцы дрожат.
Степа прищурился, как бы стараясь вызвать в памяти доподлинный образ Лысенко.
— Мастер ты, Степа, на портретные характеристики. Цены твоим наблюдениям нет.
— Правда, что ли? Рад, что сумел просвятить тебя. Так это все, о чем ты меня хотела спросить?
— Не совсем. Мне нужны адреса этих акул пера. Можешь мне в этом помочь? — я улыбнулась, вкладывая в свою улыбку все обаяние, на которое была способна.
— Колись, зачем тебе это надо? — он лукаво посмотрел на меня.
— Степа, а можно без расспросов? Просто скажи, сделаешь это для меня?
— Что, они в каком-то грязном деле замешаны? — не унимался Степан.
Меня уже начало раздражать его назойливое любопытство.
— Ни в чем они не замешаны, просто проверить надо на вшивость.
Моя довольно жесткая интонация наконец возымела желанное действие, сведя на нет роль «почемучки», на которую пару минут назад подвизался Степа.
— Ладно, о чем речь, — Степан безвольно махнул рукой.
— По телефону ничего передавать не надо, завтра я, скажем, часов в десять, зайду в редакцию, буду тебя ждать внизу, на проходной. Ты напиши все на бумажке, спустишься и передашь мне. Моя благодарность будет безгранична в пределах разумного, — пошутила я. — Ну как, идет?
— Вполне. Да это же сущая безделица!
Удовлетворенно шмыгнув носом, Степа предложил сгонять еще за одной бутылкой. Я категорически отказалась, сославшись на то, что и так уже дошла до кондиции. Степан с неохотой согласился и далее забросил удочку по поводу того, чтобы остаться у меня. Я усмехнулась с беззлобной иронией и отделалась шуткой: