Корецкий Даниил Адмиральский кортик
Даниил Аркадьевич КОРЕЦКИЙ
АДМИРАЛЬСКИЙ КОРТИК
Повесть
ОГЛАВЛЕНИЕ:
БАРКЕНТИНА "КЕЙФ"
СВИДЕТЕЛИ
ИСКУШЕНИЯ ДЛЯ ИЩУЩЕГО ИСТИНУ
ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ
ПУТЬ В ПОТЕМКАХ. ВЕРШИКОВА
ПЕТРЕНКО
МАРОЧНИКОВА
ЗОЛОТОВ
ПАУТИНА
ВЫПАД ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
ЛИЦО И МАСКА
БАРКЕНТИНА "КЕЙФ"
Дача стояла на возвышенности, в центре большой поляны, и чем-то напоминала стремительный старинный корабль.
- На что она похожа, ребята?
- На дачу и похожа, - резонно ответил Генка. - На что же еще?
- Заметим, на классную дачу, - добавил Петр.
Ну что ж, мои впечатления могут объясняться тем, что я уже знал, как называли этот загородный особняк Валерий Золотов и его друзья.
Просторный участок оказался изрядно запущенным, хотя видно было, что он знал и лучшие времена. Асфальтовая лента соединяла ворота с гаражом, выложенные кирпичом дорожки вились между пропаханными грядками и мертвыми клумбами, огибали здание и обрывались у деревянной баньки, сложенной над маленьким, но на удивление чистым прудом.
За банькой стоял огромный ящик, доверху наполненный бутылками из-под портвейна. В гараже тоже обнаружились три набитых бутылками мешка. А в общем осмотр двора ничего не дал.
Я без труда нашел на связке нужный ключ и, сорвав печать, толкнул дверь. На первом этаже располагаются службы, кухня, кабинет и зал, а наверху - спальни и зимняя веранда. Но, переступив порог, мы вначале оказались в небольшом холле перед двустворчатой дверью с табличкой "Кают-компания".
В "кают-компании" стоял спертый плотный воздух, в котором смешивались запахи винного перегара, табачного дыма и перестоявшейся еды. Не знаю, как мои спутники, а я уловил в этой сложной смеси еще один компонент. Раньше, до того, как я стал работать на следствии, я думал, что выражение "запах смерти" не более чем красочная метафора, но потом убедился в обратном. Смерть имеет даже два вида запахов: реально ощутимый обонянием и психологический, воспринимаемый сознанием, создающий особое отношение к месту, которое она посетила. И если первый может отсутствовать, то второй - ее непременный спутник.
В "кают-компании" запах смерти исходил от грубо начерченного мелом на полу силуэта, повторяющего контуры распростертого человеческого тела.
Поскольку я читал протокол, то отчетливо представил позу, в которой лежал убитый. Собственно, первичный осмотр места происшествия проведен толково и грамотно, в принципе можно было им и ограничиться, но я привык детально изучать места преступлений.
Я разъяснил приглашенной с соседней дачи пожилой супружеской паре права и обязанности понятых, затем повернулся к практикантам.
- Мы готовы, - нетерпеливо сказал Генка.
- А раз так, приступаем. Только вначале откройте окна.
Легкий сквозняк быстро выдавил на улицу сизый воздух с его тяжелым духом, и дышать сразу стало легче. С запахами разделаться просто, нетрудно навести порядок в комнате, убрать тарелки с закисшей пищей, стаканы с остатками спиртного и даже стереть мокрой тряпкой зловещий меловой силуэт.
Но самая тщательная уборка не поможет избавиться от того, что превратило уютную загородную дачу в место происшествия. Недаром на предложение поехать сюда вместе глава семейства ответил категорическим отказом.
"Кают-компания" представляла просторную светлую комнату. Три мягких кресла, журнальный столик, декоративный электрокамин-бар, магнитофон. Справа у окна - стол, сервированный на четыре персоны. Открытые консервы, вареная колбаса, сыр, кабачковая икра, ваза с яблоками и виноградом. Французский коньяк "Камю" - треть бутылки, пустая бутылка из-под шампанского, бутылка с незнакомой иностранной этикеткой. Пепельница с окурками,
На стене большая гравюра - фрегат с туго надутыми парусами, накрененный в лихом галсе, орудийные порты окутаны клубами дыма. На журнальном столике искусно выполненная модель парусника, над ним старинный штурвал. Вот и еще атрибут морской романтики, на ковре - ножны от кортика. Того самого, что сейчас лежит у меня в сейфе.
Мы начали делать рулеткой нужные замеры, как вдруг зазвонил телефон.
"Телефон на даче - редкость", - была первая мысль, но я уже прошел в кабинет и взял трубку.
- Все в порядке? - осведомился мужской голос.
- Да, - ответил я. Действительно, не спрашивать же, что он понимает под "порядком".
- О'кэй, - раздались гудки.
Осмотр и составление протокола, планов и схем заняли часа два. Дело шло к концу, и я поднялся наверх, заглянул в две маленькие комнатки с кроватями и вышел на веранду. Отсюда открывался умиротворяющий вид на окрестный пейзаж, и, надо сказать, с приподнятой точки обзора он выглядел еще живописней. А через поляну по направлению к даче шел человек.
Я спустился вниз и вместе с практикантами вышел на крыльцо, чтобы встретить посетителя. Но прошла минута, другая, третья, а в калитку никто не входил.
- Ну-ка, ребята, посмотрите, куда он делся.
Вернувшись в дом, я сел в кресло и услышал тихий тупой скрежет, который то пропадал, то появлялся вновь. Жук-древоточец!
Я подошел к стене и посмотрел вблизи на ровную деревянную поверхность. И точно. Одна дырочка, другая, третья... А сколько ходов уже проделано там, внутри? Дача оказалась больной...
Вернулись Генка с Петром.
- Никого нет. Наверное, он куда-то в другое место шел.
Может быть, конечно, и в другое. Но тропинка ведет прямо к воротам.
Я сфотографировал все помещения, снял со стены ножны от кортика. Подчиняясь внезапно пришедшей мысли, отлил в пронумерованные флаконы образцы спиртного из экзотических бутылок. Кажется, все, можно дописывать протокол.
Хотелось есть, а предстоял еще обратный путь до станции, потом ожидание электрички, потом...
- А почему вы не ездите на машине? - Мысль Петра работала в том же направлении, что и у меня.
- Потому что на ней ездит прокурор, - дал я исчерпывающий ответ и приготовился к следующему вопросу, но его не последовало. Чувствовалось, что ребята устали.
Из окна электрички я все время смотрел в левую сторону. Там, за деревьями, любили проводить время Валерий с друзьями, и, видно, отдых удавался на славу, недаром же они назвали дачу "Баркентина "Кейф".
В названии чувствовалась фантазия, изобретательность и даже некоторый изыск, а слово "кейф" произносилось правильно, без распространенной ошибки.
Грамотные, симпатичные, положительные молодые люди с развитым воображением... Я тем не менее один из участников вчерашней вечеринки лежит сейчас на холодном каменном столе морга, а другая заперта в душной камере.
Лес расступился, и я увидел знакомое здание на холме. Сейчас оно напоминало мне парусник, идущий ко дну.
СВИДЕТЕЛИ
Допрос, можно сказать, не получился. Марина Вершикова дала показания, подписала протокол, но контакта с ней установить не удалось. Она все время плакала и сквозь слезы рассказала, что да, ударила Петренко кортиком, за что - не помнит, так как была пьяна. Убивать не хотела, и как все получилось - сказать не может...
Сплошной туман. Как докладывать шефу?
Прокурор пребывал в благодушном расположении духа, это я понял сразу же, как только он ответил на приветствие.
- Можно направлять в суд. - Я положил перед ним законченное накануне дело.
- Так-так, - Павел Порфирьевич взглянул на обложку. - Иванцов и Петриков, грабеж, две кражи, угон автомобиля и вовлечение несовершеннолетних. Целый букет... А что, Иванцов так и не признался?
Меня всегда поражала феноменальная память шефа, который не только держал в голове перечень всех дел, находившихся в производстве следователей, но и помнил их суть, ориентировался в обстоятельствах преступлений, знал позиции обвиняемых и свидетелей.
- Не признался. Ну это дело его - не новичок. На этот раз влепят ему на всю катушку...
Белов дочитал обвинительное заключение, полистал пухлый том и размашисто подписался под словом "утверждаю".
- А как обстоит дело с убийством на даче Золотовых?
- Вчера делал дополнительный осмотр, сегодня допрашивал подозреваемую...
- Ее фамилия Вершикова, если не ошибаюсь? - Шеф не ошибался и знал это, просто хотел продемонстрировать свою осведомленность и блеснуть памятью - маленькие слабости свойственны людям. - Ну и что она? Признается?
- Признается-то признается, да как-то странно. Дескать, убила, а как - не помню, по деталям ничего не дает.
- Это объяснимо - вечеринка, выпивка... В общем-то дело несложное. Надо в этом месяце и закончить.
Шеф внимательно разглядывал меня. Он был массивным, внушительного вида мужчиной с крупными, простоватыми чертами лица и имел привычку изучающе рассматривать собеседника. Один глаз он потерял на войне, протез был подобран умело, и долгое время я не мог определить, какой глаз у него живой, а какой - стеклянный, и оттого испытывал неловкость, когда он вот так, в упор, меня рассматривал.