Сдерживать дыхание больше не было сил…
Идзуми открыл рот и… проснулся.
Жутчайший в его жизни кошмар был забыт мгновенно.
Вокруг было темно как в могиле, и точно так же душно. Инспектор больно ущипнул себя за щеку. Потом с опаской вытянул дрожащую руку. Ладонь уперлась во что-то гладкое и влажное. Похоже, стекло… Идзуми схватился за неон-свитч, благословив штатную инструкцию, что предписывала всегда иметь его при себе. Судорожным движением щелкнул колпачком.
Тонкая голубая трубочка с неоновым гелем едва рассеивала мрак на расстоянии двадцати сантиметров.
– Если бы кто-то сказал, что я доживу до времени, когда полицейским вместо фонарей будут выдавать светящиеся в темноте игрушки… – проворчал инспектор.
Идзуми по-прежнему находился в нейрокапсуле. Той самой, куда его уложила интеллектуальная система управления Эденом. Только сейчас капсула обесточена, а ее крышка наглухо закрыта.
Инспектор уперся в органостекло руками и попытался поднять крышку. Никакого эффекта. Полная герметизация.
– Эй! Кто-нибудь! – заорал Идзуми и начал бить кулаками по стеклу. – Это и есть ваш волшебный расслабляющий сон?!! Я обязательно напишу об этом в своем рапорте!
Но, похоже, его никто не слышал.
Инспектор понял, что случилось нечто из ряда вон. Нечто настолько ужасное, что никто уже не придет на помощь.
– Соединение с управлением, – сказал он, надеясь, что его биофон работает.
В ответ раздался мерзкий писк, извещающий, что сигнала нет. Инспектор слышал его лишь однажды. В подземном полицейском бункере, во время учений. Их легендой была массированная ядерная атака со стороны лотеков. Генералы, во главе с командующим хайтек-армией Ли, в последнее время начали активно раздувать идею, что «некто вроде Джокера» найдет заброшенные военные склады, коих в лотек-пространстве осталось немало, и устроит «ядерную зиму». На этот случай полиция и армия регулярно упражнялись «в паническом бегстве», как называл эти учения Идзуми.
– Только не под землю… – пробормотал инспектор, все еще надеясь на временные неполадки, глюк в системе передачи данных, неустойчивый прием спутника из-за магнитных возмущений на Солнце…
Но биофон не работал.
Стараясь не думать о плохом, Идзуми вытянул руку с фонарем и осмотрелся. По органостеклу бежали тонкие струйки конденсата. Кислорода внутри нейрокапсулы было все меньше, а углекислого газа становилось все больше.
Инспектор вынул из кобуры пистолет, приставил его к стеклу и замер, вспоминая все, что ему известно о свойствах органостекла. Какова вероятность рикошета? Какова вероятность того, что пуля не повредит крышку нейрокапсулы серьезно, а отскочит от нее? Если учесть, что между телом Идзуми и крышкой не больше тридцати сантиметров, последствия выстрела могут быть непредсказуемыми…
Но выхода не было. Дышать приходилось часто, в ушах уже начался неприятный шум. Перед глазами плавали зеленые точки. Все признаки удушья.
Идзуми опустил пистолет как можно ниже и прицелился в стекло рядом со своими ботинками. Зажмурившись и отвернувшись, нажал на курок.
Выстрел оглушил его.
Органостекло осыпалось на Идзуми словно снег со случайно задетой ели.
Прошло не меньше двух минут, прежде чем инспектор решился сесть, тряхнул головой. Осколки разлетелись вокруг как капли воды. Провел ладонью по лицу, стряхивая стеклянную пыль, и только после этого рискнул открыть глаза.
Тряхнул неон-свитч, но тот жалобно мигнул и погас. Осколки пробили верхний пластик, и светящийся газ улетучился. Единственное, что успел заметить Идзуми, – ржавые перила впереди, примерно в полутора метрах.
Было темно. Очень. В воздухе стоял странный гул. Должно быть, от какого-то оборудования. Жутковатый тоскливый вой.
– Вентиляция, что ли… – пробормотал Идзуми, поежившись. – Ну и звучок… Аж мороз по коже.
Инспектор на ощупь выбрался из капсулы. Осторожно поставил ноги на пол. Похоже, он был металлический, решетчатый. Каждый шаг отдавался гулким эхом.
– Тот, кто придумал инструкции, явно это предусмотрел, – усмехнулся инспектор, переводя пистолет на режим осветительных зарядов.
Выстрел вверх.
Световой заряд через секунду вспыхнул ярким белым огнем.
Идзуми пошатнулся.
Зрелище, открывшееся ему, было настолько невероятным, что инспектор забыл, как дышать. Воздух, который он мгновение назад жадно глотал, застыл у него в легких.
Вокруг были тысячи темных нейрокапсул! Они громоздились друг над другом на металлических ярусах, вдоль стен гигантской круглой шахты. Вверх и вниз, насколько хватало глаз!
Прежде чем Идзуми успел додумать ту страшную мысль, что вспыхнула у него в голове одновременно со световым зарядом, он выпустил вверх еще одну химическую пулю и обернулся.
Справа и слева от него в темных, наглухо закрытых нейрокапсулах бились люди! Подростки! Они таращили на Идзуми дикие безумные глаза и кричали, колотили по стеклу что было сил. Герметичные крышки нейрокапсул почти не пропускали звука. Но кричали в каждом из тысяч стеклянных гробов. Из каждой капсулы просачивалась хотя бы тысячная децибела. Крики сливались в кошмарный, леденящий душу, едва различимый, но надрывный вой. Вопль тысяч задыхающихся людей, наглухо запертых в тесных гладких ящиках, в полной темноте!
– Господи…
Идзуми бросился к ближайшей нейрокапсуле. Оттуда на него смотрела девушка. Лет четырнадцати, не больше. Ее длинные, свалявшиеся белые волосы липли к лицу и рукам. Она перестала биться и кричать, когда инспектор подошел к капсуле. Только дрожала всем телом и не сводила с Идзуми немигающих вытаращенных глаз.
– Сейчас…
Идзуми судорожно метался вокруг капсулы, пытаясь понять, как она открывается.
Осветительные огни тускнели с каждым мгновением. Инспектор перевел пистолет в боевой режим. В голове билось: у него всего пятьдесят зарядов. Только пятьдесят. Этого не хватит на всех!
Чувство безысходности, что он испытал в своем сне, когда пытался пробить кулаками толщу льда над своей головой, не шло ни в какое сравнение с тем отчаянием, что охватило Идзуми сейчас.
– Прижмись к правому краю! – закричал он, приготовившись стрелять.
Девушка поняла. Она откатилась в сторону и закрыла голову руками.
Выстрел. Крышка капсулы будто взорвалась изнутри. Инспектор прикрыл глаза ладонью от разлетевшихся во все стороны осколков.
Девушка села и начала судорожно хватать ртом воздух.
– Как тебя зовут?! – закричал инспектор. – С тобой все в порядке? Ты знаешь, как открыть все капсулы?! Что тут происходит?!!
– Э-эмили, – заикнувшись ответила та, уставившись на инспектора.
– Что тут происходит?
– Я… я не знаю… я шла на урок… я ничего не делала… и вдруг оказалась взаперти… в темноте… я не знаю… не понимаю… – забормотала Эмили.
Идзуми глубоко вдохнул, пытаясь хоть немного унять нервную дрожь. Он слегка похлопал девушку по плечу.
– Найди что-нибудь тяжелое или придумай, как открыть капсулы, – сказал он. – Нас теперь двое. Мы должны спасать остальных. Поняла? Идти можешь?
– Д-да… Кажется…
Эмили опустила ноги вниз и попыталась встать. Однако неожиданно ее конечности подломились, и она упала с тихим отчаянным стоном.
Идзуми присел и ткнул пальцем в икроножную мышцу девушки. Та одеревенела.
Инспектор почувствовал, как кровь в его жилах застывает от ужаса.
– Сколько времени ты тут лежишь? – спросил он, глядя в глаза Эмили.
– Я… я… я не знаю… я два года в Эдене… Эмили Боунс… седьмой год… кафедра бионики… – пробормотала та, неуклюже пытаясь подняться.
Тело не слушалось ее.
– У тебя мышечная атрофия, – сказал Идзуми. – Не дергайся. Лежи здесь. Не бойся. Страшное уже позади. А я… я попытаюсь найти способ открыть эти хреновины! Не бойся, Эмили!
Что было дальше, самому Идзуми казалось эпизодом из кошмарной компьютерной игры. Он бежал вдоль яруса и кричал всем одно и то же:
– Прижмись к краю!
Потом стрелял. Помогал не способным самостоятельно двигаться подросткам выбраться. Каждого спрашивал:
– Как открыть капсулы?!
Но в ответ раздавались только бессвязное мычание и стоны людей, которые подобно Эмили жили обычной школьной жизнью и вдруг обнаружили себя запертыми в могильной темноте, задыхающимися от нехватки воздуха.
Всего Идзуми успел вытащить двадцать семь человек.
Дисплей пистолета показывал, что осталось двадцать два патрона и четыре осветительных заряда.
Идзуми выстрелил в очередную крышку и бросился поднимать лежащего в капсуле парня. Однако тот неожиданно сел сам и начал отмахиваться от суетящегося инспектора.
– Эй! Эй! Я в порядке! Я могу идти. Я тут недавно. Все в порядке! Я могу двигаться! Успокойтесь! Я видел, что с другими. Я прибыл недавно. Наверное, мои мышцы еще не успели атрофироваться.
Идзуми уставился на него. Он не понял ни слова. Только то, что парень может идти сам. Странно, но мальчик, казалось, даже не был удивлен происходящим. Идзуми машинально задал ему тот же вопрос, что и всем: