— Может, и правда, только я не верю. Хочу попытать счастья.
— Что ж, это тебе с ней жить.
Поехали они к Асгейру и посватались.
— Я-то всей душой, — говорит им Асгейр, — да и супруга моя скоро пожелает снять с себя бремя. Но нехорошо такое решать без самой Йорун — она ещё своей волей не сыта.
Йорун же, услышав от Асгейра о сватовстве, отвечает:
— Тебя послушать, так лучше Старкада нет на свете человека; но пусть бы это хоть как-то было написано у него на лице. Чтобы уж мне наверняка знать.
— Так ты его хочешь или нет? — спрашивает Асгейр прямо.
— Как ты, отец, прикажешь, так и поступлю, — отвечает Йорун, а на лице ее ничего такого не видать.
Вышел от неё отец и говорит обоим мужчинам:
— Согласна моя дочь, только вот подождать надобно три года.
Отец с сыном так не хотят, и решают все четверо, что отпразднуют свадьбу не далее чем следующим летом. На том заключили сговор и ударили по рукам.
А стояло тогда время первого инея.
Вот, значит, вернулся Старкад к себе, а вскорости отплыл в Бьярмию и Гардарику по торговым и иным делам.
На том пока это дело закончилось.
Жил человек по имени Хёскульд, прозвищем Медовый Язык. Он скрылся из родных мест, потому что ненароком сразил на поединке человека, который в чем-то перешел ему дорогу, а родичи убитого никак не шли на мировую и не соглашались на выплату виры. Он был на голову выше всех других мужей, кроме разве Старкада, широкоплеч, тонок в поясе и крепок в груди. Руки и ноги у него были стройные и сильные. Также он был очень красив с лица: кожа у него была белая, черты крупные, нос с горбинкой, глаза голубые и взгляд острый. У него были прекраснейшие светлые волосы и великая сила. Он лучше всех плавал, дальше других бросал копье, лучше прочих попадал в цель из лука и мог долго рубиться мечом и секирой без того, чтобы кто-то держал перед ним щит. Также он был неплохим скальдом и мог долго веселить любое собрание. Словом, всем был хорош. Были у него там, откуда вышел, двое братьев и сестры, а жены и детей не было.
Пришел Хёскульд к Асгейру в дом и говорит тому:
— Хотел бы я послужить тебе, Владелец Радуги Битвы, своей секирой, ручка коей заплетена золотой нитью. А нить эта делает столько оборотов, сколько неприятелей было у моих друзей и родичей.
Удивился Асгейр, что молодой человек говорит так красно и метко. А обо всём прочем давно был наслышан.
— Что же, — отвечает Асгейр, — лучше уж мне служи, чем тому, с кем я в ссоре.
И с тех пор сидел Хёскульд напротив него на всех пирах, и люди не могли оторваться от его губ, когда он рассказывал саги или слагал висы: смеялись, когда он того хотел, и проливали слёзы, когда он желал такого.
Вскорости заметили, что он часто шутит с Йорун, а та охотно ему улыбается. Многие стали поговаривать, что Хёскульд, должно быть, собирается ее одурачить. Тогда Асгейр позвал к себе дочь и начал крепко ее отчитывать.
— Остерегайся говорить с Хёскульдом, когда других нет при этом, — наказал он ей под конец.
— Я и не говорю. Иначе кто бы мог тебе насчёт нас донести? — отвечает Йорун.
— Я сказал — ты слышала.
— Когда ты велел мне ждать Старкада из его странствий, я тоже тебя слыхала, — отвечает девушка. — Тогда я поступила, как хотел ты, а теперь — как желаю одна я.
— Ты истинная дочь своей высокорожденной матери, — только и сказал Асгейр.
Вскорости Хёскульд заговорил о своей женитьбе на Йорун. Асгейр на то ответил, что она уже давно просватана за достойного мужа и не след это рушить.
— Это ты не потому говоришь, что хотел бы сдержать слово, — отвечает Хёскульд, — а оттого, что я тебе не люб как зять.
— И оттого тоже. Не хотел бы я видеть дочь за человеком, чьи беды написаны у него на лице, — отвечает Асгейр.
Впрочем, размолвка эта далеко не зашла. Однако Асгейр велел Индриди ходить за молодыми людьми следом, куда бы они ни шли.
Вот однажды видит Индриди, что Хёскульд взял девушку за руку и повёл. Тогда он прихватил свою секиру и пошел за ними. И видит Индриди, что оба лежат в кустах. Замахнулся он на Хёскульда своим оружием, но тот мигом вскочил и в один взмах перерубил рукоять. Видит Индриди, что остался безоружен, и, отвернувшись, стал отходить назад. Тогда обрушил Хёскульд лезвие своей собственной секиры на спину Индриди и убил его наповал.
— Теперь тебе никак нельзя оставаться у Асгейра, — говорит Йорун. — Он разгневается, но мои братья — ещё пуще. Мы все любили Индриди не меньше, чем родного отца. Но ещё больше Асгейр будет разозлён другим: я от тебя беременна.
— Я пойду и при всех скажу ему о том и о другом, — возражает Хёскульд.
— Тогда тебе никак не уйти живым, — говорит она.
— Будь что будет, — отвечает он.
Асгейр сидел на почётном месте посреди гостей, что как раз приехали с дарами, и самого разного народа. Его меч по имени Пёстрый стоял для почёта рядом с ним, с рукоятью, что была привязана к ножнам.
Хёскульд стал перед ним, держа секиру наперевес.
— Отчего ты принес сюда кровь на лезвии? — спрашивает Асгейр.
— Я вылечил холопа твоей дочери от болей в спине, — отвечает ему тот.
— Вряд ли ему это понравилось, да и моей Йорун тоже. Ты убил его?
— Верно.
— За что?
— За мелочь, которая не стоит твоего внимания: он собирался разделить меня ровно надвое.
Во время разговора Асгейр был в таком волнении, что лицо его делалось попеременно красным, как кровь, бледным, как трава, и синим, как смерть.
— Почему он того захотел? Что ты делал?
— Красивого ребенка твоей дочери. Ему это страх как не понравилось.
— Люди, схватите его и убейте! — тотчас крикнул Асгейр и, выхватив Пёстрого из ножен, отчего лопнули путы, замахнулся сам. Однако ему удалось лишь рассечь Хёскульду щёку.
— Хорошо же ты обращаешься со своим зятем! — ответил Хёскульд. Мигом обернулся на пятке, как волчок, и, размахивая тяжелой секирой во все стороны, разогнал толпу, расчистил себе путь и выскочил из дверей. Когда за ним погнались, он уже скрылся в лесу.
Братья Йорун долго его искали, только попусту.
Говорили позже, что Хёскульд вернулся к родичам, которые жили далеко отсюда, и что с вирой там как-то уладилось.
Сколько ни прошло после этого, но вот Старкад возвращается с полными руками добычи. На нём хорошие сапоги до колена, высокая бобровая шапка и синий плащ с золотой нитью, отороченный соболями; но пуговица как была, так и осталась. И просит он не медлить более со свадьбой.
— Стыдно мне будет на пиру глядеть тебе в глаза, — отвечает Асгейр. — Не я, но Йорун нарушила сговор по своей дурной воле: в этом она поистине дочь своей матери.
— Не говори плохо о своей родной крови, — отвечает Старкад. — Ну да, говорили мне, что с нею возьму изрядную прибыль, но, по-моему, большее всяко лучше меньшего.
— Теперь уж ей не увернуться, — отвечает Асгейр.
— Не неволь её, — возражает ему жених. — Дай мне поговорить с Йорун так, чтобы никто о том не знал.
Асгейр позволяет.
Тогда Старкад идет и находит девушку в молочном сарае, где та делает отменный сыр со слезой.
— Послушай меня, Йорун, — говорит он. — Когда ты родишь мальчика, это будет всё равно что мой родной сын, и я наделю его богатством вровень с прочими моими сыновьями. Но врать на его счет я тоже не хочу. Ну а если то будет девочка, я выдам её замуж куда лучше и выгоднее, чем твой отец тебя.
— Думаешь, это возможно? — отвечает она и утирает лицо долгим рукавом.
На том оба поладили.
И еще одно говорит жениху Йорун:
— Отец на радостях даст за мной целое богатство. Но ты поторгуйся и не уступай, пока он не подарит тебе свой пёстрый меч. Потому что, скажи, без него я с тобой не уйду и не унесу из дома свой позор.
Асгейр, однако, и не подумал долго противиться. Клинок ему никогда не был по душе, а тут еще и подвёл его в деле с Хёскульдом.
Свадьбу сыграли великолепную. Все, однако, видели, что невеста сидит печальная: как говорят, что смолоду запомнится, то не скоро забудется. И еще говорят: глаза не могут скрыть любви. Поэтому никто не ждал добра от этого супружества.
Хоть Старкад и разбогател так, что с ним стали считаться многие, но Йорун приходилось трудиться и держать дом, двор и скотину в порядке. Всё у них с мужем было словно о двух головах — такие они были рачительные хозяева. Однако заправляла делом больше Йорун, ибо Старкад нередко бывал в отлучке. Скоро её начали считать властной женщиной, которая держит тихоню мужа на короткой привязи.
Так и шло. Весной, летом и осенью работали не покладая рук, но зимой все домашние получали передышку: играли в тавлеи, рассказывали и пели у огня саги, всяко улещали своих женщин — словом, вволю занимались всем тем, что придаёт веселье домашней жизни.
Ребенок, девочка, родился в положенный срок, Старкад облил ей головку водой из ковша и нарёк Фрейдис. Так как у Йорун не хватало молока, её сразу же отправили на богатый дальний хутор в лесу. Там никто не строил догадок насчет того, чьё она дитя, и постепенно все про неё забыли. К слову, она выросла на диво крепкой, умелой и покладистой, но красоты своих родителей не унаследовала. Вышла замуж Фрейдис, тем не менее, прекрасно и всю жизнь провела в большом почёте.