Пародия на информацию, изложенная в письме, явно не несла в себе ни частички здравого смысла. И все же долг сельского участкового обязывал Костю проверить факты, которые автор попытался изложить в письме.
– Итак, ограблены некие электроник – это, скорее всего, местный электрик, Онежская в совхозе одна, Цветковы – тоже. Я пошел реагировать на сигнал, а ты сиди дома, – обреченно скомандовал Костя.
До приезда брата и Виктора Августиновича следовало разобраться с рутинными и в общем-то пустыми делами, чтобы было больше свободного времени и чтобы авторитет Но-Пасарана не упал в глазах гостей из-за столь ничтожных дел.
Костя любил Кирилла. Уважал наставника. Он был искренне счастлив оттого, что они решили навестить его и не по письмам, а своими глазами убедиться, что Но-Пасаран стоит того, чтобы подарить ему молодые годы. Не знал Костя лишь того, что приезд столь желанных гостей вместе с радостью прихватит столько тревог и волнений, сколько он не мог и представить.
* * *Но-Пасаран был довольно крупным и не совсем запущенным совхозом. Он даже имел собственный мелькрупкомбинат, гусятник и дом престарелых. Функционировал в нем, само собой, фельдшерско-акушерский пункт, отделение милиции, пара магазинов и даже «Геркулес» – не то столовая, не то ресторан, сельчане еще никак не могли определиться. Но-Пасаран относился к райцентру Труженик и располагался в живописнейших окрестностях, к которым, кроме речушки Нахойки, озера Чертов Омут и Плешивой Горки принадлежала полурасформированная колония и небольшой таможенный пункт, призванный пресекать проникновение со стороны Казахстана неположенных товаров и людей, а со стороны России – неположенных людей и товаров. Но-Пасаран находился, естественно, на стороне России, хотя по ту сторону границы все было точно так же: ни тебе юрт, ни диких вольных кочевников, ни осликов с верблюдами. Даже названия сел – и те русские, в отличии от Но-Пасарана, в первобытные, непрогрессивные времена прозывавшегося Малиновкой.
Комаров всю жизнь прожил в зеленом и тихом городе Димитровграде, даже бабушки с дедушками у него были коренными городскими жителями. Село Костя знал по старым художественным фильмам и книгам советских классиков. Для него деревня была подобна необитаемому острову: трудно, порой, даже страшно, но безумно интересно. Ожидания его не обманули. Первое время он даже подозревал, что оказался в параллельном мире, настолько отличалась жизнь в Но-Пасаране от жизни в его родном городе. И дело тут не в манере одеваться, не в диалектологических особенностях и не в отсутствии, порой, элементарных удобств, наличия которых городские жители даже не замечают – настолько к ним привыкли. Костю потрясло другое: здесь всем до всех было дело. И если ленивый и уставший от развлечений городской житель даже не всегда высунется в окно, чтобы поглазеть на пожар в соседнем доме, то любознательный житель сельский в упоении полночи простоит под окнами дома, где гуляют свадьбу. А потом еще полгода будет делиться подробностями со всеми земляками.
В Но-Пасаране были свои отверженные, которых не принимало все население, а тень отчуждения падала и на детей этих отверженных. В Но-Пасаране были свои любимчики, которым прощалось все: и слабости, и дурные поступки. Одним словом, в Но-Пасаране жило и здравствовало самое настоящее Общественное Мнение, и не просто здравствовало, а занимало достаточно высокий пост для того, чтобы отравить человеку существование, выжить из села или наполнить жизнь его симпатией, уважением или даже преклонением окружающих.
Комарову и в голову не могло прийти специально завоевывать симпатию но-пасаранцев. Он и представить не мог, что от этой самой симпатии зависит не просто вопрос его пребывания в Но-Пасаране, но и успех его работы, то есть сам процесс установления свободного от преступности общества в отдельно взятом населенном пункте. Так что процесс поиска своего места в этой общественной иерархии происходил против его желания и даже как бы без его непосредственного участия.
Но-пасаранцы сами составили мнение о новом участковом, сами присудили ему титул человека полезного и симпатичного, сами решили не чинить препятствия участковому, а помогать ему по мере возможностей и желания каждого. Костя даже и не догадывался, что сумел расположить село в свою пользу.
Хотя бывалый человек догадался бы сразу. Например по тому, как здоровались аборигены со своим участковым. Не просто кивком головы, не просто коротким и ни к чему не обязывающим «здрасти», а ритуально, с обязательной искренней улыбкой и небольшой, минут на пять-пятнадцать остановкой. Бывало, что с работы до дома Костя вместо обычных десяти минут доходил за час. Пока отчитается каждому встречному о здоровье, пока выслушает новости о городских родственниках и оценку международных событий, пока…
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич.
Сегодня Костя торопился. Поздним вечером должен был приехать брат и Виктор Августинович, но проигнорировать приветствие он не мог. Тем более приветствие бабушки Пелагеи или Крестной Бабки, как звали ее на селе. Крестной Бабке дали это прозвище после коллективного просмотра фильма «Крестный Отец». Милейшая и уютная бабушка Пелагея мало походила на кровожадного и алчного Дона Карлеоне, но именно она была той самой последней инстанцией, которая подводила итог Общественному Мнению.
– Здравствуйте, бабушка Пелагея.
– Как там Прапорщик? Не осип еще от крика? Кур топчет?
Когда-то в знак признания Кости селом Крестная Бабка подарила Комарову красивого голосистого петуха. Костя назвал его Прапором за оглушительный голос, любовь к бессмысленной дисциплине и беззастенчивый нрав, а Пелагея звала уважительно: Прапорщиком.
– Что вы! Так поет по утрам, что мертвого разбудит, – проигнорировал вопрос по поводу кур Костя, – далеко на ночь глядя собрались?
– В «Улыбку»,– охотно ответила старушка, – на концерт пригласили. У их нынче пленники выступают, а мне больно нравится, когда они петь зачинают. Жалостливо так, с надрывом, с раскаянием. И песни-то все с каким смыслом положительным!
Костя улыбнулся. С некоторых пор между заключенными из местной колонии и старичками из дома престарелых установились до смешного трогательные отношения. И те, и другие были одиноки и сентиментальны. И те, и другие жили в «казенном доме». И те и другие близко к сердцу принимали «жалкие» песни. И те, и другие тосковали по «прошлой» жизни. Правда, прошлая жизнь у них была разная, но теперь это не имело значения. На Руси издавна культивируется симпатия к оступившимся и грешникам.
На почве общих интересов и сошлись старушки из «Улыбки» и уголовники или «пленники», как мягко называли их новые друзья. Они обменивались трогательными сувенирами и предметами быта, изготовленными собственными руками, репетировали незамысловатые концерты, помогали обустраивать быт. Заключенные выполняли грубую мужскую работу в доме престарелых, а старушки в благодарность одаривали друзей вязаными носками и пирожками с капустой.
Руководство колонии ничего не имело против этого общения, тем более что визиты в «Улыбку» наносили не закоренелые рецидивисты, а те, кто сидел за мелкое жульничество и пьяные драки. И более того: начальство само, без просьб и понуканий помогало дому престарелых. То скамейки с беседками поставят, то машину дров привезут.
Сегодняшним вечером концерт готовили заключенные, и к дому престарелых стекались неорганизованные старушки. Места в доме было предостаточно, и коренным жительницам «Улыбки» льстило такое внимание к их быту «домашних» старушек.
Костя распрощался с бабушкой Пелагеей и позавидовал интуиции и смекалке новой заведующей «Улыбки». Какое великолепное воспитательное значение несет в себе эта дружба! Заботясь о немощных и беззащитных перед жизнью стариках, сердца уголовников волей-неволей смягчаются, со временем они начинают чувствовать потребность в такой заботе, а где действенное сострадание к слабым – там рукой подать до полного или частичного исправления и реабилитации перед обществом. К тому же старики могут научить заключенных только хорошему, а заключенные уже не смогут повлиять на старушек в отрицательную сторону. Костя даже фыркнул, когда представил, как бывшие преступники учат милых старушек черно ругаться и варить чифир. Нет, молодец, все-таки эта новая заведующая! И как только Костя сам до этого не додумался? Не его, конечно, дело заниматься перевоспитанием заключенных соседней колонии, но приятно сознавать, что несколько погрязших в преступлениях против людей душ очистятся благодаря простым но-пасаранским старушкам.
Хорошо было бы потеснее познакомиться с заведующей, расспросить о методах ее работы, поприсутствовать на концертах. Не сегодня, конечно. Сегодня некогда. Надо встречать Кирилла и Виктора Августиновича. Вот, кстати, их-то наверняка заинтересует эта практика! И они поймут, что Но-Пасаран – действительно удивительное место.