Сейчас отель – точнее его здание, коробку, с отметинами от пуль и снарядов – выкупили русские и отремонтировали. На первом этаже – открыли ресторан "Голубые купола", кто бывал в Ташкенте – тот поймет, о чем я говорю. Готовили здесь – не хуже, чем в оригинальных "Голубых куполах" и здесь была музыка, живое исполнение, пели афганские исполнители. Впервые, после нескольких лет мрака – афганский народ начал приходить в себя. Во время, пока в городе были религиозные экстремисты – за исполнение песен или музыки полагалась смертная казнь, равно как за прелюбодеяние, содержание голубей, стирку белья в реке Кабул, выливание помоев туда же или бои воздушных змеев.[11]
Но сейчас – здесь, мы, русские и певица по имени Карара – сейчас поет мелодичную и чуть печальную песню о любви, красивую, хотя не все слова я понимаю. Полагаю, эту песню следовало бы петь вечером, и под нее танцевать медленный танец с очаровательной дамой… но она пела ее сейчас, навевая грусть…
В голову лезла другая песня, которую я, с вашего позволения – приводить не буду. Страшная и грустная песня, которую я услышал в Персии, и которая говорила, что дороги назад нет, и ничего не изменишь.
Передо мной – стояла чашка чая и симьян, местное сладкое лакомство к чаю, что-то вроде сладкой соломки, к которому я не притронулся. Ветер с гор – бил в окно, стучался, жаловался на свою нелегкую судьбу – ветер здесь тоже был неприкаянным, как и люди. В Афганистане – тоже бывает зима и зима суровая, до минус двадцати даже в ущельях. Я ждал человека, но человек не пришел…
И глупо было надеяться, что он придет.
Рыбалка, которую мы вели вот уже шесть месяцев начала давать свои плоды – просто по закону больших цифр. Мы нашли уже девять совпадающих точек. И это был не предел. Мы вели двойную жизнь. Занимались работой. Теряли сотовые телефоны. Изредка навещали конспиративные квартиры. Я почти перестал летать в Ташкент – не было ни времени, ни сил. Помимо этой работы мы вели обычную, выявить и уничтожить – и террористы выпустили фетву, в которой приговорили меня к смерти. На моей памяти – эта третья, одна вынесена в Бейруте, вторая – в Тегеране. Теперь – еще и в Кабуле…
Один раз – я заметил за собой слежку. Своих же. Слежка вялая и явно дежурная – контрразведка проверяет. Сбрасывать не стал.
Поводом навещать конспиративную квартиру – стала афганка Лайла. Сначала – просто поводом. Теперь – уже по-настоящему.
Куда идем мы с Пятачком – большой, большой секрет. И не расскажем мы о нем – и нет, и нет, и нет…
Я вдруг поймал себя на мысли, что в какой-то момент просто бросил поводья. По крайней мере, в своей личной жизни – точно. И куда меня несет теперь – я не знаю…
Не знаю.
Я посмотрел на часы. Полтора часа. Точно не придет. Точно.
Да и было бы глупо ожидать, что придет…
Я поднялся из-за стола, оставив на нем катеринку. Поклонился, глядя в глаза певице – обычное дело для русских дворян, проявить уважение – отчего певица сфальшивила в одной ноте. Это ничего. Пусть поет…
Получил в гардеробе пальто, совершенно омерзительного стиля, но зато теплое. Запахнув его покрепче – вышел на улице через стальные двери, которые давно заменили здесь стеклянные, предусмотренные проектом первоначально. Ветер, несущий с гор холод и мелкий, крупкой снег – голодным зверем вцепился мне в лицо. В стороне – у костра грелись замерзшие усатые нафары.
Зима. Холод. Никогда не любил зиму, чтоб ее…
Нащупывая в кармане брелок противугонки – направился к стоянке, где меня ждала бронированная машина.
– Эфенди…
Повернулся. Молодой парень, с короткими, турецкими усиками, закутанный от холода в пуштунское бесформенное покрывало. Таксист, к гадалке не ходи. Интересно, как его сюда пустили – сюда не пускают таксистов из-за угрозы террористических актов, постояльцев привозят – развозят машины принадлежащие отелю. Наверное, родственник одного из тех замерзших нафаров, греющихся у огня.
– Эфенди, такси совсем недорого.
– Рахман, дост – вежливо сказал я – но у меня есть машина.
– Эфенди… – не отставал таксист – дороги Афганистана опасны, а там, где вы хотели бы оказаться – особенно. Вам нужен провожатый, иначе вы никогда не доберетесь до своей цели. Очень недорого, эфенди…
Я понял, кто это. И зачем он здесь.
– Каждая работа должна быть оплачена по справедливости, мой друг. На вот, возьми. И не считай это лихвой. Своди свою девушку куда-нибудь – и с этими словами я протянул таксисту десять катеринок. Сто рублей – более чем достаточно для услуги такси, но я предпочитаю здесь не экономить. Мало ли, кто этот водитель, и что от него будет зависеть. И пусть он воспринимает меня не как неверного, приговоренного к смерти Шурой, а как человека, который дал ему неплохие деньги за услугу. Ведь в молодости денег постоянно не хватает, по себе знаю.
Короче говоря – делай добро. Может быть, и вернется…
Водитель явно замялся – а кто берет деньги у кяфира, тот сам кяфир - но все-таки деньги взял. Поспешно спрятал в нагрудный карман рубахи.
– Сюда, эфенди…
Буран разыгрался не на шутку – как в степях северного Туркестана. Ледяное крошево летело в стекло, было темно, фары не пробивали и на пять метров. Я начал понимать, почему афганцы выбрали именно этот день – о полете беспилотников в таких условиях не могло быть и речи.
И мне, если честно – беспилотники тоже были не особо нужны.
Фары – внезапно высветили надвигающуюся на нас стальную громаду, афганец выругался, вывернул руль – и мы разошлись с морским высадочным средством, на котором здесь передвигались морские пехотинцы. Колесный монстр – до крыши даже я с трудом могу достать рукой.
Вот и еще один повод для вражды, мать ее. Один идиот не включил фары ночью, опасаясь обстрела из темноты. Другой – не успел вовремя отвернуть – могли бы и мы сейчас не успеть. ДТП, труп. Или трупы. Для афганцев – понятно кто виноват. Да и для нас тоже.
Ненависть. Злоба. Недоверие. Груз накопленных обид. Все это довлеет над нами, мешая нормально, в мире жить.
Мой преемник на посту Наместника (законченный придурок и мерзавец) остановил вывод войск на половине. В итоге – войск оказалось недостаточно, чтобы контролировать ситуацию, но достаточно, чтобы вызывать инциденты, наподобие этого. По-моему самое худшее дело – это дело, остановленное на половине. Лучше бы вообще не делать.
Да, кстати, если еще не представил моего воспреемника на посту наместника – извольте. Это – Его Высокопревосходительство, Наследник Бухарский, ротмистр гвардейской кавалерии. Назначили его – в ходе кампании по "исламизации" конфликта. Кто-то умный в Санкт-Петербурге – я так и не знаю, кто этот умник, иначе наведался бы и дал пощечину – решил, что раз мусульманину харам убивать мусульманина, значит – надо наводнить Афганистан войсками, состоящими из мусульман. Я даже говорил на эту тему с Ее Высочеством – но она милостиво изволила разъяснить, что надо все попробовать. Сомнительное утверждение очень сомнительное – я могу вам назвать как минимум десяток случаев измены за последние месяцы.
Впрочем, я не могу предпринимать ничего против моего преемника хотя бы из соображений чести. Когда на корабле раздрай и каждый – делает то, что в голову взбредет – ничем хорошим это не закончится…
Мы, по моим расчетам – все еще находились в Западном Кабуле, в его "частном секторе". Из-за пурги – ничего нельзя было разглядеть. Одни бетонные заборы сменялись другими – но водитель вел уверенно, и явно что не первый раз. Потом – он свернул, и мы вкатились в черный провал ворот, которые за нами немедленно закрыли.
Боевики. Их было четверо и сколько-то еще было в темноте. Автоматы Калашникова, на двух подствольные гранатометы, они стояли в темноте в одинаковой форме афганских контрактников – и теплые капюшоны делали их похожими на фанатичных монахов, которые несколько сот лет назад – жгли людей на кострах.
Я вышел из машины.
– Лаасуна портакра – сказал боевик, стоящий ближе всего от меня, стволом автомата подсказывая, что надо сделать
– Тса? – я сделал вид, что не понял.
– Руки вверх… – сказал другой боевик по-русски и каркающе засмеялся.
Я заметил черную тень виллы в глубине сада, чахлые деревья, горящую в углу бочку, пульсирующую тревожным красным цветом – это для того, чтобы погреться около нее в ожидании чего-то.
Один из боевиков приблизился. Положив автомат на капот такси, ловко обыскал меня. Опыт явно есть.
– Аслиха нах![12] – сказал он, и отступил в сторону
Второй боевик – тоже шагнул в сторону, стволом указывая направление
– Тер ша, руси.[13]
Мы вошли в дом. Обычная вилла, примитивно по нашим меркам – но по местным неплохо обставленная, капитальная, теплая. На кухне горела жаровня, отчего сильно пахло перегорелым растительным маслом.