Он снова замолчал.
— Садитесь, Эраст Петрович, — пригласил Кирилл Александрович, и я понял, что речь Фандорина, очевидно, произвела на его высочество благоприятное впечатление — отставного статского советника уже не допрашивали, с ним беседовали. — Расскажите, как вы охотились на доктора Линда.
— Сначала я п-перевернул вверх дном весь Нью-Йорк, но лишь вынудил доктора перенести свою ставку из Нового Света в Старый. Не стану утомлять ваше величество и ваши высочества описанием своих поисков, но полгода спустя мне удалось выйти на логово Линда в Лондоне. И я увидел доктора во второй раз — вернее, лишь его тень, убегавшую от преследователей по т-туннелю лондонского метрополитена и отстреливавшуюся с поразительной меткостью. Доктор двумя выстрелами уложил наповал двух констеблей из Скотланд-Ярда, а третьей пулей чуть не отправил на тот свет меня. — Фандорин приподнял прядь чёрных волос со лба, и стало видно шрам, прочертивший узкую белую полоску на его виске. — Ерунда, скользнуло по касательной, но я на минуту лишился сознания, и за это время Линд оторвался от погони… Я шёл за ним по пятам из страны в страну, и всё время чуть-чуть опаздывал. А в Риме — это было без малого полгода назад, доктор как в воду канул. Лишь две недели тому я узнал из одного верного источника, что знаменитый варшавский бандит Близна похвастался в тесной компании, будто сам доктор Линд приглашает его в Москву для какого-то очень крупного дела. Будучи российским подданным, Пендерецкий хорошо знал преступный мир Москвы — и хитровский, и сухаревский. Должно быть, именно в этом качестве он и п-понадобился Линду, никогда раньше в России не действовавшему. Я все ломал себе голову, чем это доктора привлекла патриархальная Москва. Теперь-то ясно…
— Исключено, совершенно исключено! — сердито произнёс Симеон Александрович, обращаясь не к Фандорину, а к его величеству. — Мои хитрованцы и сухаревцы никогда не приняли бы участия в злодейском нападении на царскую фамилию! Украсть, зарезать — сколько угодно. Но верность престолу у этих апашей в крови! Мой Ласовский не раз с успехом использовал уголовников для поимки террористов. К примеру, на время коронационных торжеств он заключил своего рода джентльменское соглашение с главарём всех хитрованских воров, неким Королём, что полиция не станет задерживать карманников, но взамен те должны немедленно доносить об оружии и прочих подозрительных предметах, обнаруженных в карманах публики. Король охотно согласился на это условие, заявив, что и сам в некотором роде является самодержцем, а монархи должны помогать друг другу. Не поручусь, что именно в этих словах, но смысл их был именно таков.
Это сообщение несколько разрядило мрачное настроение собравшихся, а поощрённый улыбками Симеон Александрович с лукавым видом ещё и добавил:
— Своё обещание хитрованское величество скрепил формулой: «Сявкой буду». Ласовский говорит, что это самая убедительная бандитская клятва.
— Как-как? — заинтересовался государь. — «Сявкой буду?» Сявка — это беспородная собака, да? Расскажу Алисе, ей понравится.
— Ники, Сэм, — сурово молвил Кирилл Александрович, — давайте-ка дослушаем господина Фандорина.
— Король — не единственный из хитрованских предводителей и уж во всяком случае никак не с-самодержец. — Хоть Эраст Петрович и отвечал на реплику генерал-губернатора, но тоже смотрел не на него, а на императора. — Поговаривают даже, что дни Короля сочтены, что не сегодня-завтра его «распишут», то есть умертвят так называемые «отвязки» — молодые, нахрапистые бандиты, которые начинают задавать тон на Хитровке и Сухаревском рынке. Есть банда Ранета, промышляющего новым делом — торговлей опиумом, есть некий Хрящ — этот п-профилируется по «мокрым» и вымогательству, появился ещё некий Культя, у которого в банде конспирация и дисциплина почище, чем в неаполитанской Каморре.
— Культя? — удивлённо переспросил император. — Какое странное имя.
— Да. К-колорнтный персонаж. У него ампутирована правая кисть, и культя заканчивается пластиной, куда, в зависимости от надобности, он ввинчивает то ложку, то крюк, то нож, то цепочку с железным яблоком на конце. Говорят, страшное оружие, бьёт насмерть. «Отвязки», ваше величество, вообще крови не боятся, воровских законов не признают, и Король им не указ. Полагаю, что Пендерецкий связан с кем-нибудь из них. Я следил за Меченым и его людьми с самой Варшавы, но очень осторожно, чтобы не спугнуть. Он дважды побывал на Хитровке в кабаке «Зерентуй», а кабак этот известен тем, что магара Королю не платит. Я всё надеялся, что Меченый выведет меня на доктора, но тщетно. За десять дней, что варшавяне провели в Москве, Пендерецкий каждый день наведывался на почтамт, в окошко «Корреспонденция до востребования», много вертелся вокруг Александрийского дворца и Нескучного сада. По меньшей мере четырежды перелезал через ограду и бродил по парку вокруг Эрмитажа. Как я понимаю теперь — присматривал удобное место для засады. Вчера с полудня он и его молодцы торчали возле выезда из сада на Большую Калужскую, рядом дожидалась карета. В седьмом часу из ворот выехал экипаж с великокняжеским гербом, и варшавяне п-пристроились сзади. Я понял, что дело близится к развязке. Мы с моим помощником на двух извозчиках следовали сзади. Потом из великокняжеского экипажа вышли две дамы, мальчик и человек в зеленом камзоле. — Фандорин взглянул в мою сторону. — Пендерецкий, успевший нацепить фальшивую бороду, так что я его не сразу и узнал, пошёл за ними. Карета с остальными бандитами тихонько ехала сзади. Тогда мы с помощником зашли с д-другой стороны, и я пошёл навстречу гуляющим. Все высматривал, не появится ли Линд…
Эраст Петрович сокрушённо вздохнул.
— Как я мог так п-просчитаться! В голову не пришло, что карет не одна, а две. Ну, конечно. Линд приготовил две кареты, потому что собирался похитить и девушку, и мальчика, а потом развезти их по раздельным тайникам. Потому-то Меченый и схватил только великую княжну. Для великого князя была предназначена вторая карета. Наверняка и Линд был там, что меня особенно бесит. Гувернантка невольно облегчила похитителям задачу, отнеся ребёнка именно туда, где пряталась в з-засаде вторая группа похитителей. Их план удался только наполовину, но это мало что меняет. Линд все равно взял Россию за горло…
При этих словах его величество с видом крайнего беспокойства заозирался по сторонам, зачем-то оглядывая углы гостиной. Я сделал маленький шаг вперёд, пытаясь угадать желание императора, но не хватило соображения.
— Скажите, дядя Джорджи, где у вас тут икона? — спросил монарх.
Георгий Александрович недоуменно взглянул на племянника и пожал плечами.
— Ах, Ники, ради бога! — поморщился Кирилл Александрович. — Только без «помазанника Божия». Тебя, кстати, ещё и не помазали. А если коронация будет сорвана, то и не помажут.
Его величество ответил на это с видом глубокой убеждённости:
— Я не вижу, что тут может помочь кроме молитвы. Всё в руке Всевышнего. Если Он решил устроить мне, слабому и недостойному, такое испытание, значит, в этом есть некий великий смысл. Надо довериться Его воле, и Он даст избавление.
Я вспомнил, что видел в кабинете его высочества какой-то закопченый образок с потемневшей от старости лампадкой. Неслышно ступая, отлучился на минутку и понёс государю икону — только предварительно протёр салфеткой.
Пока император с искренним чувством и даже со слезами на глазах произносил слова молитвы, великие князья терпеливо ждали, только Симеон Александрович, позевывая, полировал бархоточкой и без того безупречные ногти.
— Мы можем продолжать, Ники? — бесстрастно спросил Кирилл Александрович, когда государь, в последний раз перекрестившись, вернул мне образ. — Итак, подведём скорбные итоги. Мика похищен жестоким и хитроумным преступником, который угрожает не только умертвить мальчика, но и сорвать всю коронацию. Что здесь можно сделать помимо упований на помощь Всевышнего?
Карнович, приподнявшись, прошелестел из своего угла:
— Найти его высочество и вызволить из плена.
— Прекрасно, — обернулся к нему Кирилл Александрович и язвительно кивнул. — Ищите, полковник. Господин Линд дал нам срок до полудня. В вашем распоряжении целых полтора часа.
Начальник дворцовой полиции снова опустился на стул.
Здесь впервые за все время заговорил Павел Георгиевич. С искажённым, ещё не просохшим от слез лицом он сказал дрожащим голосом:
— А может быть, отдать? Ведь Мика — живой, а «Орлов» в конце концов — всего лишь камень…
Вечные противники Кирилл Александрович и Симеон Александрович воскликнули хором:
— Нет!
— Ни за что!
Государь с состраданием взглянул на кузена и мягко сказал:
— И потом, Полли, господин Фандорин весьма убедительно пояснил, что передача алмаза нашего Мику все равно не спасёт…