А девушка еле удержалась от недовольной гримасы. Она устала, ей хотелось в постель. И еще хотелось многого другого, о чем она успела вспомнить. Например, в парикмахерскую. К косметологу. На массаж. Или позаниматься йогой, поиграть в теннис (ей почему-то казалось, что играет она неплохо), почитать женский роман, поваляться в ванне. Что угодно, только не прогулки по ночному бесприютному пляжу. Насмешливый блеск звезд, шорох песка под ногами, монотонный плеск волн, пробирающий до костей бриз. И – опаляющий, сметающий все на своем пути жар, что исходит от ее спутника. Димитрис хочет ее – всегда, везде, всю. И с этим ничего нельзя поделать.
Она слабо улыбнулась. Пробормотала:
– Уже поздно. И я действительно очень устала. Пожалуйста, bunny…
Лицо Димитриса зарделось румянцем. Ему страшно нравилось, когда она называла его bunny.
Впервые это словечко сорвалось у нее с языка вчера, просто машинально. И только потом она вспомнила, что оно означает «зайка». Но не детеныша зайца. У слова совсем другой смысл. Так обращаются друг к другу любовники, и Димитрис, конечно, сразу решил, что раз он «зайка», значит, тоже ей небезразличен. Только как ему объяснишь, что она назвала его ласковым именем случайно, по ошибке? Она явно имела в виду кого-то другого. Своего истинного любовника. Ни имени, ни лица которого так и не могла вспомнить…
И девушка аккуратно сбросила со своего плеча требовательную руку Димитриса и повторила:
– Давай лучше пойдем домой.
Однако он сжал ее плечо еще крепче. И вдруг спросил:
– Скажи, ты веришь в бога?
– В бога? – растерянно пролепетала она.
Еще одно слово – конечно, знакомое и, безусловно, что-то значащее. Бог. Нечто, или некто, справедливый и одновременно грозный. Кажется, она действительно в него верила. В прошлой жизни.
И девушка твердо ответила:
– Да.
– Жаль, – неожиданно отреагировал Димитрис. И, секунду поколебавшись, решительно добавил: – Но даже если так, мы все равно пойдем к нему.
Девушка с любопытством взглянула на своего спутника. Кажется, ей повезло. Приключение, задуманное Димитрисом, вовсе не ограничится объятиями на пляже. И она осторожно спросила:
– А он– кто?
– Когда увидишь, ты испугаешься, – усмехнулся Димитрис.
Мимолетно взглянул на простенькие часы, украшавшие его запястье, и озабоченно произнес:
– Ого, уже десять вечера! А нам еще километров пять идти… И еще неизвестно, примет ли он.
– Слушай, ты можешь объяснить нормально? – сердито спросила девушка.
А Димитрис взглянул ей в глаза и ответил:
– Мы идем к одному человеку. Он живет здесь, на острове. Далеко, в заброшенной деревне…
– А кто он, этот человек? – нетерпеливо поинтересовалась она.
Но Димитрис лишь вздохнул:
– Если сказать тебе заранее, ты просто не пойдешь.
* * *В заброшенную деревню они добрались только к полуночи. Пути оказалось не пять километров, а добрых восемь, да еще по песку, и ветер трепал волосы, пробирался под тонкую куртку. Ощущение было, что они где-то на краю земли. И хоть море и соль брызг на губах, у нее перед глазами вставала картина из совсем другой жизни: снег (белые кристаллы, сплошь усыпавшие землю), елки (так называются высоченные, здесь ничего похожего нет, деревья) и заброшенная, покосившаяся избушка из почерневших бревен.
И от этих видений, вплетавшихся в реальность, ей стало особенно жутко.
– Димитрис, мне страшно… – пробормотала девушка.
И, разумеется, услышала в ответ:
– Со мной ничего не бойся.
Но юноша тоже трусил, да еще как – она это чувствовала.
Как ни пыталась девушка расколоть Димитриса, куда они идут да зачем, по делу тот ей так ничего и не рассказал. Лишь глухо намекнул: человек, к которому они направляются, на их острове изгой, ни один из местных жителей его даже на порог не пустит.
– Но почему? Он что, прокаженный? Преступник?
– Хуже, – покачал головой Димитрис. – Он пошел против бога.
… Наконец они подошли к приземистому беленому домику. Тот выглядел нежилым: крыльцо покосилось, окна закрыты синими ставнями.
Однако едва Димитрис потянулся постучать во входную дверь, та распахнулась сама, и девушка от неожиданности вскрикнула. В глаза плеснуло светом. Пахнуло теплом и какими-то пряностями… А потом на пороге высветился силуэт огромного черного пса.
Стоя на четырех лапах, он доставал ей почти до плеча. И тихо – но очень зловеще – рычал.
Девушка, похоже, в своей прежней жизни боялась собак, особенно таких, как эта: с горящими злым золотом глазами, мощными лапами, оскаленной розовой пастью…
Но даже самый устрашающий пес меркнул в сравнении с человеком, стоявшим рядом с собакой.
То был – вепрь? Вампир? Вий? Гоблин?
Она никак не могла вспомнить нужного слова.
Хотя, конечно, устрашающая фигура принадлежала человеку. Просто он – чрезвычайно странный. Мужчина огромного, под два метра, роста. Лицо почти скрыто волосами: седая шевелюра, могучие кусты бровей, нестриженая борода. А главное – взгляд. Глаза с виду самые обычные, серые, и не то что какие-то особо пронизывающие, но все равно по позвоночнику сразу холодок побежал…
И голос – хриплый, будто человек заговорил после долгих лет, в течение которых исполнял обет молчания.
– Рядом, Джек!
И следующие слова – адресованные ее спутнику – ударили, будто током:
– Продолжаешь спорить с судьбой, Димитрис?
И юноша (а ведь ей казалось, что она за пару дней, что они провели поблизости друг от друга, узнала его до донышка – совсем молодого, глупенького и открытого) спокойно ответил:
– Нет, отец Стелиос. Сегодня я пришел к вам совсем за другим.
А когда страшный человек в ответ усмехнулся и, небрежно взглянув на нее, произнес: «Хочешь покопаться в этой особе?», девушка просто была готова вырвать свою ладонь из руки Димитриса и броситься в ночь. И пусть на пляже воет ветер и нет ни души – лучше так, чем рядом с этим ужасным человеком.
Однако тот будто прочел ее мысли. Резко выбросил вперед огромную волосатую руку и втащил девушку в дом.
Кажется, она закричала… и Димитрис ее успокаивал, нежно гладил по плечу… а седобородый Стелиос стоял в углу комнаты, смотрел на них из-под кустистых бровей, и пес спокойно улегся подле продавленного кресла, и ничего страшного пока не происходило. Девушка потихоньку успокоилась, все равно ей казалось, что просить, чтобы они ушли, как, впрочем, и сопротивляться, и умолять – бесполезно. И тогда Стелиос хрипло произнес:
– Давай к делу, Димитрис. Скажи наконец, что тебе от меня на этот раз, – («значит, были и другие разы?»), – нужно?
И юноша отпустил руку русской и твердо произнес:
– Мне нужно, чтобы ты помог этой девушке обрести память.
Стелиос усмехнулся:
– Как ты сказал – память?
В глазах его полыхнули искорки любопытства. А Димитрис с видом собственника водрузил руку на ее плечо и повторил:
– Девушке надо знать, кто она. И откуда. И что с ней случилось. И почему это произошло. И еще… – он виновато взглянул на нее, но все же закончил, – не обманывает ли она меня?
– С этими вопросами тебе следовало обратиться к богу, Димитрис, – усмехнулся страшный человек.
А она – уставшая, испуганная – наконец не выдержала:
– Послушайте! Вы можете объяснить мне, что происходит?
Но вместо ответа юноша лишь легонько подтолкнул ее в сторону ужасного Стелиоса, или как его там. И девушка – вместо того чтобы отшатнуться – будто загипнотизированная, пошла к нему. А тот коснулся своей тяжелой ладонью ее лба и пробормотал:
– Странно… Очень странно.
И резко обратился к Димитрису:
– Она тебя не обманывает. Ее память действительно чиста, словно неисписанный бумажный лист.
«Ради сего великого открытия, конечно, стоило ковылять два часа по песку», – саркастически подумала девушка.
А огромный человек вновь коснулся ее лба (от его руки по коже разлилось приятное тепло) и вдруг резко, глядя прямо ей в глаза, произнес:
– Я бессилен тебе помочь. Могу только сказать, что ты заслужила то, что случилось. Беспамятство – твоя кара. Кара за грех. За зло, что ты причинила людям.
– Причинила зло? Я? – растерянно пробормотала девушка.
А отец Стелиос вдруг забормотал:
– Вспомни. Лето. Парк. Пахнет яблоками. И дети играют в мяч… Сколько вас было?.. Да, трое.
О чем он говорит?
Девушка в недоумении смотрела на страшного человека. А тот продолжал:
– В саду была ты. И еще одна девчонка, твоя подружка. Вам лет по десять. И с вами маленький мальчик. Ему не больше пяти. Он ничей не брат, не родственник. Откуда он к вам прибился?..
«Ну все, хватит», – едва не вырвалось у нее.
Димитрис тоже смотрел на рассказчика со все возрастающим недоумением.
Однако тот уже не замечал ничего вокруг и продолжал бормотать:
– У мальчика была плохая мать… да, да, она пила и совсем не интересовалась своим сыном. И вы с подружкой просто пожалели его. И взяли с собой на прогулку. Никто об этом не знал. Потому что никому из взрослых не было до ребенка никакого дела…