– Ой, что это?! – вдруг вскрикнула тетка, посмотрев в их сторону. – Здесь же сидели старушка со старичком, а теперь какие-то животные. И не пойми какие, – она внимательно оглядела мимикров и спросила: – А старички-то куда делись?
– Они вышли, – проснувшись, ответил Алеша.
– А я не видела, как они выходили, – сказала дачница. – Если только выпрыгнули в окно.
– Они вышли, когда вы задремали, – попытался выкрутиться мальчик.
– Да не дремала я, – сказала толстуха, подозрительно косясь на Фуго и Даринду.
– Вы когда свои сумки поправляли, они мимо и прошмыгнули, – настаивал он на своем.
– Мимо меня не прошмыгнешь, – ответила женщина, и это было сущей правдой – через две огромные сумки с велосипедом можно было только перелететь по воздуху. – Это же надо, были старички и не стало. Прямо мистика какая-то, – дотошная дачница вертела головой, желая вовлечь в разговор кого-нибудь из пассажиров, но утомленные жарой и дорогой все или дремали, или читали газеты. – А что это за зверьки? – поинтересовалась она и попыталась потрогать Фуго пальцем. Оскорбленный мимикр только фыркнул, а Алеша ответил:
– Это не зверьки, а мои друзья.
– Ну, конечно, друзья, – согласилась собеседница. – Животные – наши меньшие братья. У меня вот тоже есть друг – кокер-спаниель. А называются-то как твои друзья?
– Кенгуру, – ответил тот, чтобы отвязаться от назойливой попутчицы.
– Кенгуру?! – на весь вагон воскликнула толстуха и снова огляделась вокруг. – Представляете, кенгуру везет. И даже без намордников.
– Мадам, – не выдержал Фуго. – Что вы пристали со своими намордниками? Мы же не спрашиваем, что вы везете в своих сумках.
– Говорящие кенгуру! – опешила дачница. – Представляете, мальчик везет говорящих кенгуру!
Мальчик отвернулся к окну, Фуго с Дариндой уселись поглубже в кресла, а какой-то мужчина, оторвавшись от газеты, посмотрел на мимикров и сказал:
– Вы слушайте его больше. Какие же это кенгуру? Мальчик вам заливает, а вы уши развесили. Это же самые настоящие американские вомбаты[1]. Только непонятно, почему они говорят человеческим языком. Наверное, дрессированные.
К последнему купе тут же подскочили две девчонки и наперебой заговорили:
– Можно посмотреть на говорящего вомбата?
– Я вообще никогда не видела живого вомбата, а говорящего – тем более.
– Ну вот, – тихо сказал Алеша. – Сейчас начнется. Молчи хотя бы, а то сбежится весь вагон.
– Да нет, это не вомбаты, – сказал другой пассажир в белой панаме, сидевший за спиной у Алеши. Он внимательно через очки оглядел мимикров и добавил: – Это тюлени, только почему-то без ласт. Они хорошо поддаются дрессировке. Правда, о говорящих тюленях я никогда не слышал. Наверное, недавно вывели новый вид.
– Какие хорошенькие, – сказала одна из девчонок и обратилась к мимикру: – Тюлень, тюлень, скажи что-нибудь.
– Фиг тебе, – мрачно ответил тот.
– Ой! – воскликнула девчонка на весь вагон. – Он сказал: «Фиг тебе».
– Какие-то подозрительные тюлени, – снова вступила в разговор дачница. – Сначала старичками прикидывались, потом – кенгуру, теперь вот тюленями. Может, и мальчик не настоящий?
– Да настоящий я, настоящий! – не выдержал Алеша.
– А где тогда старичок со старушкой? – ехидно спросила толстуха.
– Да не было их здесь! – свирепея, ответил он.
– Бы-ли, – медовым голосом проговорила дачница. – Ты сам говорил, что они вышли.
– Отстаньте вы от них, – сказал пассажир в белой панаме. – Не съели же они этих старичков. Значит, вышли.
– Не-ет, – пропела дачница. – Не выходи-или. А эти, – она кивнула на соседей, – скорее всего, какие-нибудь шпионы. Надо бы в дорожную полицию сообщить. Пусть проверят. Мальчишка-то, видите, загорелый какой? Небось в Москве так не загоришь. Значит, маска это. А кто он под ней – неизвестно.
– Шпионы в электричках не ездят, – сказал мужчина с газетой. – Они все на машинах да вертолетах. А эти – не вомбаты, конечно, и не тюлени. Мутанты какие-то. Наверное, мальчик из цирка?
– Да, мы из цирка, – почти выкрикнул Алеша и поднялся с места. Он забрал сумку и скомандовал друзьям: – Выходим!
Остановки долго ждать не пришлось – они выскочили на платформу, где мимикры снова приняли вид старичка и старушки.
– Ой! – закричала толстая дачница, высунувшись в окно. – Смотрите-ка, люди добрые, я же говорила, что никакие они не кенгуру и не тюлени. Это же самые настоящие шпионы! – В этот момент двери закрылись, и электричка пошла дальше.
– Ничего, – выговорил Алеша. – Осталось всего три остановки. Только больше не засыпайте.
Дождавшись следующего поезда, они благополучно добрались до станции Тучково и сели в автобус, который должен был довезти их до деревни Игнатьево. Пассажиров было очень много, но Фуго и Даринде уступили места, и ребята доехали с комфортом.
На двух маленьких старичков сразу обратили внимание, и один здоровенный рыжий детина в рваной майке, с небритой физиономией миролюбиво проговорил:
– Вот лилипутов у нас здесь еще не было.
– Они не лилипуты, – сказал Алеша.
– Ну, карлики, – поправился тот, а какая-то женщина презрительно посмотрела на него и сделала замечание:
– Нехорошо карликам говорить, что они карлики. Неприлично.
– Я не знаю, что там прилично, а что – нет, – ответил невежа. – Меня вот все бугаем зовут, и ничего, я не обижаюсь.
– Бугаю может и наплевать на то, что он бугай, – строго сказала культурная женщина. – Он может за себя постоять.
– Вот я за себя и стою, – сказал детина и показал пассажирам огромный рыжий кулак.
– А карликам обидно, – закончила мысль женщина.
– Вам обидно? – обратился рыжий к Фуго.
– Послушайте, – разнервничался мимикр. – Поговорите с кем-нибудь другим. У меня что-то нет настроения обсуждать – карлик я, лилипут или неизвестное науке животное.
– Ну конечно, – охотно согласился собеседник. – Только ответьте, вам обидно или нет? Я хочу этой умной гражданке доказать, что здесь нет ничего такого.
– Не обидно, – махнул рукой Фуго, и детина страшно обрадовался.
– Вот видите, – сказал он женщине. – Карлик сам говорит, что ему не обидно.
В общем, разговор этот закончился только тогда, когда автобус подъехал к деревне и Алеша с друзьями вышли у памятника полуторке[2].
Всю дорогу до дома мимикр ворчал, как настоящий старый дед:
– Карлики ему не нравятся! У меня, может, тоже от его небритой физиономии разболелся живот. Лучше бы купил себе новую майку…
– Помолчи, – пыталась успокоить его Даринда, но чем больше она это делала, тем сильнее племянник распалялся.
– А то ведь не посмотрю, что он такой здоровый. Видали мы таких.
Успокоился тот лишь тогда, когда они подошли к реке.
Старый подвесной мост был достопримечательностью Игнатьева, и друзья, мимикры, ощутили, как доски в буквальном смысле уходят у них из-под ног. Подвешенная конструкция раскачивалась из стороны в сторону, вверх и вниз, и Фуго с Дариндой пришлось вцепиться в трос, чтобы не свалиться в реку. Алеша шел впереди и все время подбадривал их, но деревенские мальчишки на середине моста раскачали его, и мимикры от ужаса закрыли глаза, чтобы не видеть, как у них под ногами ходит ходуном темная речная вода.
Переправа заняла немало времени, и на другой берег они доползли совершенно обессиленные. Фуго свалился на траву под старую раскидистую липу и жалобно проговорил:
– Надеюсь, дом, в котором мы будем жить, не подвесной?
– Нет, – ответил Алеша и помахал рукой заядлому рыбаку Николаю Бабкину, который не выпускал из рук удочку с ранней весны и до поздней осени. Двадцатилетний комбайнер был очень хорошим человеком и отличным работником, но все свободное время он тратил на рыбную ловлю. Его домашним не всегда это нравилось, и жена частенько говорила: «Коля, выбирай: или я, или рыба». На что Николай обнимал ее и отвечал: «Рыбонька моя, конечно же, ты». Но на зорьке снова убегал на реку.
В деревне была всего одна улица, по обеим сторонам которой стояли двух– и трехэтажные рубленые дома с верандами. Эти бревенчатые хоромы утопали в роскошных садах, где цвели все виды растений: от крошечных голубых незабудок до царственных георгинов.
Яблони, как и положено, были усыпаны крупными яблоками, груши – грушами, а сливы – сливами. Во многих дворах стояли резные беседки, а самые изобретательные и домовитые хозяева снабдили такими резными домиками даже своих собак.
– Боже мой! – замерев от восторга, воскликнула Даринда. – Как же здесь хорошо!
– Вы еще не все видели, – сказал Алеша таким тоном, будто сам построил и вырастил все это великолепие.
Светлана Борисовна увидела сына из окна и выскочила на крыльцо.