Инна опустилась на жесткую скамейку в пустом вагоне и, откинувшись назад, горько расхохоталась. Так нелепо могла поступить только она. Прекрасно ведь знала, что Игорь не возьмет трубку, если увидит незнакомый номер – последнее время ему без конца докучают, – и все равно, увидев любимого мужчину, обо всем на свете забыла…
Инна открыла дверь в собственную квартиру одновременно с боем старинных часов в прихожей. В темноте споткнулась о ботинки, брошенные у самого порога, включила свет и увидела, что обувь, как всегда, заляпана глиной и грязью. Чуть подальше, прямо на полу, валялась мокрая куртка. Инна безнадежно вздохнула, подняла ее и повесила на плечики. Потом разделась сама и отправилась в ванную комнату мыть ботинки.
В кухне ждала гора немытой посуды и опустошенный – даже яйца, и те исчезли бесследно – холодильник. Она засучила рукава и открыла кран. Гора тарелок быстро таяла в ее привычных руках, а в горле то и дело появлялся противный ком, который она запивала водой из кувшина: в ее положении нельзя было давать волю слезам.
Покончив с делами, Инна прошла в свою комнату, которая раньше была гостиной, и плотно прикрыла за собой дверь.
Новый телефон быстро вспотел в ее горячей ладони, а через пять гудков стал выскальзывать, словно она звонила из сауны. Игорь всегда отвечал на ее звонки – в любое время дня и ночи, но теперь, как она и боялась, не взял трубку: элементарная мера предосторожности для человека, чье имя известно по всей стране.
Когда гудки десятого кряду звонка умолкли, Инна поняла, что повторять попытки бессмысленно: он не принимает чужие звонки и, не читая, удаляет СМС с сомнительных номеров. Слишком часто в последнее время стал получать послания, в которых люди просили у известного художника денег. Или предлагали себя, если говорить о женщинах. Конечно, давно нужно было сменить номер телефона, ставший достоянием общественности, но Игорь сопротивлялся.
Еще в те времена, когда фамилия Варшавский никому ни о чем не говорила, Игорь оставлял номер своего мобильного на виртуальных галереях, куда пристраивал на продажу картины. И прекрасно помнил о том, что именно на этот телефон ему впервые позвонил известный галерист, именно на этот номер вышел лучший в стране агент и рекой потекли клиенты. Чем больший успех приходил к Игорю, тем более суеверным он становился: «Нельзя поворачиваться к удаче спиной», – любил повторять он. И хранил в мастерской кучу ненужных вещей, превратив их в амулеты и талисманы. Таким же талисманом давно стал и его телефон.
Инна с досадой отбросила в угол дивана свой аппарат, который не принес ей пока ничего, кроме огорчений, и вытащила из сумки блокнот. Ручку и бумагу она всегда носила с собой: лучшее лекарство от грусти и нереализованных желаний. Открыв чистую страницу, она, как всегда, с детским удивлением стала наблюдать за ровными строчками, выползавшими из-под ее собственной руки. Она никогда не искала рифм, не подбирала слова – лишь записывала то, что нашептывал ей внутренний голос.
Глава 2
Зонт исчез без следа. Инна обыскала каждый уголок квартиры: выдвигала ящики, открывала шкафы, даже заглянула на антресоли. Черного, с изображением дракона, красавца, с которым она вернулась в прошлом году из Лондона и с тех пор не расставалась, не было нигде. Тем временем стрелка часов неумолимо двигалась к десяти – еще немного, и она безнадежно опоздает на редколлегию.
Дождь за окном лил как из ведра, надувая пузыри в холодных лужах. Инна, обещая себе, что вечером серьезно поговорит с зонтокрадом, схватила с вешалки летний плащ с капюшоном, нацепила его поверх пальто и, захлопнув за собой дверь, выбежала на улицу.
– Маковецкая, небо не упало на землю? – поинтересовался Суслов, глядя на Инну во все глаза.
Он один сидел за компьютером в комнате редакции, которая по утрам понедельника напоминала заброшенную свалку.
– Почти, – кивнула она, сбрасывая плащ и пальто, – ты почему не на редколлегии?
– Подождет главвредина, – проворчал он, – мне материальчик надо доделать.
– С ума сошел? – Инна выхватила из сумки блокнот и рванула к двери. – Побежали!
Лада уже выпучила глаза и открыла рот, чтобы отчитать Маковецкую, выдавившую едва слышное «здрасьте» и ползущую к свободному стулу, как дверь в кабинет снова открылась.
– Всем привет! – улыбнулся Мишка в тридцать два зуба.
– Это что значит, Суслов? – Лада моментально переключилась на новую жертву – Ты отдаешь себе отчет?!
– Да. – Мишка и не подумал виниться.
– У нас обсуждение нового номера, – интонации заодно с громкостью шли по нарастающей, – что ты позволяешь себе?!
– Не удались выходные, – прошептал Влад, рядом с которым Инна опустилась на стул, – скорее бы этот несчастный сделал ей предложение и увез в свою Канаду от нас подальше!
– Ты о Дилане? – оживилась Танечка, бьюти-редактор. – Так он Ладу на прошлой неделе бросил! Вернулся домой один.
– Полный абзац! – Влад помрачнел.
Редакция уже полгода с интересом наблюдала за новым романом главвредины – Дилан, в отличие от предыдущих жертв, держался в целом неплохо и заодно выполнял при Ладе роль резонатора. Но, видимо, эту женщину никто не мог выдержать слишком долго: ее манера взрываться, чуть что, и орать допекала кого угодно – даже подчиненные, выработавшие за долгие годы иммунитет, мечтали порой о коллективном убийстве.
Лада наконец наоралась и оставила Мишку в покое, а Инна почувствовала себя неудобно: дождись она Суслова в редакции, и гневная тирада досталась бы им обоим. Но в этой ситуации пришедший на работу вовремя Мишка получил по шее, а сама она, хоть и опоздала, не услышала даже упрека.
После обязательной утренней встряски редколлегия вошла, наконец, в свою колею. Редакторы по очереди излагали планы на следующий номер, каждый по своему разделу, а Лада либо молчала, что означало в ее системе коммуникаций абсолютное одобрение, либо подрывалась и снова начинала орать.
– Брюллова! – усердствовала она в исполнении своих должностных обязанностей. – Убери из раздела психологии чертовы «каки»! «Как не стать жертвой», «как получить оргазм», «как расстаться друзьями». Достала!
– Но читателям нравится, – чуть не рыдала побледневшая Брюллова, – пишут письма, вопросы нам задают.
– Когда журнал будет называться «Дебилы мегаполиса», тогда и продолжишь! А пока ищи нормальную форму для рубрики. Работать надо, работать!
Очередь дошла и до Инны – пытаясь унять дрожь в коленях, она зачитала свой план.
– Это все? – полюбопытствовала Лада на удивление ровным голосом.
– Да, – Инна поспешила кивнуть.
– С рекламным отделом согласовано?
– Конечно!
– Смотри, – пригрозила она.
Инна, убедившись, что Лада переключилась на новую жертву, закатила глаза: шесть лет она занимается в этом журнале пиарами. И ни разу не дала повода усомниться в своей порядочности. Но главный редактор, разумеется, из кожи вон будет лезть, лишь бы лишний раз продемонстрировать свою мнимую значимость.
– А еще, – Лада метнула в Инну суровый взгляд, – зайди ко мне через двадцать минут.
– Конечно, – повторила она, стараясь казаться спокойной, и откинулась на спинку стула.
Редколлегия закончилась только к обеду. Натерпевшийся трудовых ужасов народ моментально вспомнил о пропущенном завтраке – дома, по причине нелюбви к ранним побудкам, даже кофе никто не пил. Редакция, выйдя из кабинета Лады, дружно потянулась в буфет. По дороге только и слышалось «истеричка» да «дура». Своей манерой общения Лада давно поставила крест на собственной репутации, но, похоже, до сих пор этого не понимала.
Пока Инна заходила в редакцию за сумкой, пока звонила домой узнать, как дела, пока плелась нога за ногу по коридору, расторопный Суслов успел отстоять очередь, заплатить за кофе и занять их любимый столик в углу.
– Премного благодарна, – улыбнулась она, – нижайше прошу прощения.
– Это еще за что?
– Сам знаешь, – Инна заглянула в смеющиеся глаза за толстыми стеклами очков, – начальственный гнев за опоздание должен был обрушиться на меня.
– Забудь, – усмехнулся он.
Инна с наслаждением сделала глоток горячего кофе и достала из сумки завернутые в фольгу бутерброды. Один протянула Мишке.
– С чем? – заинтересованно спросил он, шумно втягивая носом воздух.