Видно, Льюис еще не так давно начал выпускать в свет свои брючные творения. Окружающие к такому зрелищу еще не привыкли. Мужчины останавливаются, вытаращив глаза, а женщины — одни с завистью, а другие с осуждением — смотрят красотке вслед. Да и она сама, чувствуется, еще стесняется такого внимания, но форс держит с достоинством.
Жанна тоже в брючатах. Попроще, конечно, — для работы. Синие, облегающие, но не в обтяжку. Широкий кожаный пояс и всё такое прочее — на месте. И здесь круглая попка тоже — там, где ей и положено быть. Мигом подлетает ко мне, сопровождаемая восхищенными взглядами посетителей.
— Синьор Серж, синьор Серж, как мы вас заждались! Ваш стол свободен. Что закажете?
— Как обычно, но на двоих, — отвечаю я, целуя девушку в щечку.
Колин с протянутой для пожатия рукой тоже летит ко мне.
— Приветствую душевно, но что-то у тебя усталый вид, Серж.
— Зима была тяжеловатой и хлопотной. Всё никак было не выбраться к вам. Но теперь уже все дела позади. Отдохну хоть немного.
Жанна расставляет два прибора, Колин тащит свое сказочное вино. Прелестно и уютно чувствую я себя здесь, среди них.
— Гостя ждешь? — спрашивает Колин, кивая на второй прибор.
— Да, должен вот-вот подойти. Но пока его нет, рассказывай новости.
— А новости прямо перед тобой, — легонько хлопая ладонью Жанну пониже спины, заявляет трактирщик. — Видишь, какое безобразие! Просто загляденье! Как только королева явилась миру в штанах, верхом на лошади, так все девки в Верне чуть с ума не посходили! Портные обслуживать не успевают. Так ведь и дома модницы сами шьют. А дальше — смех один! Сошьют сами или получат у портного свой новый наряд, а на улицу в штанах выходить стесняются!
Жанна тоже стеснялась-стеснялась, но как услышала от заскочившего как-то на минуту Льюиса, что идею женских брюк принес в Верн ты, то мигом стесняться перестала. Ты у нее в большом уважении. Не пихайся, Жанна, — правду же говорю!
— Не слушайте его, Серж, — врет он наполовину. Стеснялась? Да. Как-то боязно было выйти в брюках на люди. Так сам же Колин и принялся меня уговаривать носить их. Мол, днем больше посетителей начнет заходить обедать в рабочий перерыв.
— И как? Стало больше?
— Стало. И даже очень заметно, — признался Колин. — Сам видишь: почти полно даже с утра.
— Тогда ты с Жанной несправедливо поступаешь. Она тебе прибытки наращивает, а ты ей платишь как простой служанке. Вон Льюис делится прибылью с работниками и говорит, что самому много легче стало. Жадничать нехорошо!
Жанна между тем выставляет на стол кастрюльки с куриными ножками и картошечкой и плошки с подливками. Яичница, еще шкворчащая на сковородке, перекладывается на небольшое блюдо.
— Что вы, Серж, — восклицает девушка, — Колин совсем не жадный, а платит мне больше, чем любой другой служанке.
Жанна опять улепетнула на кухню, а Колин в раздумье произносит:
— Знаешь, Серж, — ведь Жанна мне почти как дочь. Ее покойный отец был моим другом. Да и ты сам видишь, что таверна во многом благодаря именно ей такая, какая есть. По завещанию ей достанется четверть всего. Однако я еще что-то не спешу покидать этот мир. Может, ты и прав. Выделить ей сейчас хотя бы десятину было бы справедливо. Надо поговорить с синьором Имрихом.
— Что еще у вас любопытного? — интересуюсь я, принимаясь за куриные ножки.
— В городе вроде больше ничего значительного. Хотя вру. Пару недель назад случилось небывалое. В город заявились гном Арзон и эльф Везер. Расспрашивали о тебе. Ко мне заходили. Но я-то откуда знаю, когда ты появишься?
— Не сказали, зачем я им понадобился?
— Нет. А из негородских новостей есть нечто непонятное и неприятное. Корабли стали пропадать в море. То не дойдут куда-то, то не придут откуда-то.
— Так ведь море есть море! Обычное дело.
— Обычное-то обычное, но вот число пропавших стало необычно велико.
Колин тяжело вздохнул и отправился за свою буфетную стойку. Я же добавил картошечки с подливкой себе в тарелку и капнул в стаканчик волшебного вина.
— Приятного аппетита! — послышался у стола знакомый голос.
— Здравствуйте, Жозеф, спасибо, — и мы пожали друг другу руки, — присаживайтесь.
— Судя по второму прибору, вы кого-то ждете, Серж?
— Не совсем. Второй прибор для того, кого не ждешь, но он всё равно придет.
— Понятно! Значит, для меня.
— Для вас.
— Благодарю, — и Жозеф тоже начал опустошать кастрюльки и плошки.
— Должен поздравить вас, Серж! Ваша брючная провокация удалась как нельзя более. Тонко разыграна.
— Что вы говорите, Жозеф! Какая провокация? О чём вы? Хотя, впрочем, учитывая ваши таланты всеведения, вынужден признаться: был грех. Надеюсь…
— Нет-нет, что вы! Разве можно? Я им даже и не намекал — Виолетта могла бы расстроиться. Да и с моей стороны это было бы очень бестактно. Она как ребенок увлеклась новой модой.
— Вот и хорошо. Пусть думают, что всё произошло само собой.
— Пусть думают.
Жозеф откинулся на стуле и достал свою курительную трубку. Набивая ее, спросил:
— А сейчас вы надолго к нам, Серж.
— Как всегда, не знаю. Всё зависит от обстоятельств. Правда, сейчас у меня со временем свободнее, чем обычно. Рассказывайте: что там в море-то?
— Никто ничего толком не знает. Пропадают бесследно корабли — и всё. Я, как ни стараюсь, ничего не вижу на этот счет.
— Как с морскими витязями?
— Да. Правда, вчера появилась одна зацепка. Пришло судно, его команда рассказывает о какой-то погоне, от которой им удалось уйти.
— Погоне? Скверно. Пахнет пиратством.
— А что это — пиратство?
— Как? Вы не знаете? Это морской грабеж.
— У нас такого никогда не было! Ни в Верне, ни в других странах.
— Это происходит не в странах, а в морях за их пределами. А причиной тут известная вам, Жозеф, корысть.
— Хорошо, что вы об этой угрозе что-то знаете. Во дворце завтра будет Большой совет по этому поводу. Я, в общем-то, пришел пригласить и вас, Серж. Раз уж вы оказались в Верне…
— Завтра? Я же не знаток в вопросах морского грабежа, но у меня дома есть знакомый капитан, который сталкивался с этим. Могу его пригласить.
— Конечно, конечно, если он сможет прибыть, то мы с радостью его примем.
— Во сколько совет?
— В двенадцать.
— Мы не успеем. На два часа можно перенести?
— Перенесем.
Минут через пять болтовни ни о чём Жозеф засобирался и ушел. А я размышляю: как бы мне добраться до леса? В коляске или верхом? Что-то я возгордился перед самим собой своими недоказанными талантами наездника, раз ставлю себя перед таким выбором. Нет — пожалуй, рановато, и многострадальные нижние телеса жалко. Как вспомню о последствиях первых уроков верховой езды в графском замке Анны Петровны, так жуть берет! Хотя, с другой стороны, лошадей теперь не боюсь и с вожжами наверняка управлюсь. Нет, не буду искушать судьбу!
Подхожу к стойке.
— Колин, одолжи мне, пожалуйста, коляску. В лес съездить нужно.
— Какой разговор! Бери, конечно. Сам будешь править или мальчика тебе дать?
— Сам. А то вдруг придется долго ждать.
Колин свистнул дворового мальца и велел заложить коляску. Минут через десять я уже катил к городским воротам, с гордым видом понукая пару шустрых, разномастных лошадок. Пробившись без потерь через ворота, я почувствовал себя уже опытным возницей и бросил поводья. Лошади мгновенно встали. Что за чёрт!? Взял поводья в руки — пошли. Бросил — встали. Взял — пошли. Не хотят лошади верить в мой кучерский опыт — и всё тут!
Бросил поводья напротив галльского воображалы. Сидит себе на заборе и как обычно, буравит меня своим желтым глазом. Все так же молчит, прохвост! Не буду я провоцировать его на словесную перепалку — опять ведь не дождусь ни звука. Как можно высокомернее отворачиваюсь, презрительно хмыкаю в его сторону и трогаю лошадей. Отъехали с лошадками локтей на сто — и вслед нам несется победное «ку-ка-ре-ку». Вот гад!
Словно в спину плюнул! Так и подмывает вернуться и высказать этой мерзкой птице всё, что я о ней думаю.
Трусим по дороге — и наконец дотрусились до знакомого камня. Правда, сегодня тут гостей никто не ждет. Как опытный кучер, понимаю, что лошадей не следует оставлять на солнце. Сворачиваю с дороги и ставлю коляску в тени деревьев. Слезаю с козел и углубляюсь в лес. На поляне собраний лесного народа никого нет. Присаживаюсь на колоду и погружаюсь в размышления. Как мне их найти? Чёрт, как это я сразу-то не сообразил! Дриада-то ведь тут живет! Тихонько стучу по стволу Священного дуба.
— Нельга, ты дома?
Нельга выглядывает из ствола половиной лица.
— Ты меня помнишь?
Она согласно медленно мигает глазом.