«Какие же они все тупые!» – мысленно ужаснулся я и процедил:
– «Всплыло», «издавать звук»… Это ж самолет затонул, а не унитаз. Если отказывает двигатель, то самолет летит беззвучно, как птица. Шшшшшшшшшшш-бульк! Вот и все!
– Когда я был такой же маленький, как вы, – задумчиво сказал Фобос, – то тоже был врунишкой.
Окурок полетел в воду. Я проследил за ним и почти вплотную придвинулся к Фобосу. Из двух зол я выбрал меньшее: пожилой бородатый мужчина, как я полагал, если даже не верил, то хотя бы должен был уметь сочувствовать и сопереживать.
– Пожалуйста, – зашептал я, – доставьте меня на берег, и я хорошо заплачу вам. Баксами! Или еврушками! Чем хотите!
Фобос долго молчал, почесывая бородку. Не поворачивая головы, произнес:
– Думаете, так все просто, юноша? Пообещал деньги и оказался на берегу? Как на рынке? Деньги – товар – деньги?
Он говорил медленно, спокойно, даже вяло, словно засыпая. Я скрипнул зубами и обернулся. Рыжий ходил по палубе на руках, как клоун по арене. Овальный амулет болтался на тонкой веревке.
«Цирк, а не яхта!» – подумал я, сплюнул и быстро пошел на корму. Приблизился к никелированной лесенке, по которой так жизнерадостно поднимался какой-нибудь час назад, присел над водой. Вид темно-зеленой воды меня быстро охладил. Мне неприятно было даже думать о том, как я спускаюсь, захожу в воду, отталкиваюсь ногами о скользкий борт яхты. Озноб прокатился по моему телу. И чего я мечусь? Куда намылился? Надо терпеть и ждать. Когда-нибудь они же причалят к берегу, черт подери!
Я отвернулся, чтобы не видеть никелированную лесенку, мокнущую в воде, этот сверкающий серебром мостик, соединяющий жизнь мокрую и холодную с жизнью сухой и теплой. Едва заметное движение у двери, ведущей в кают-компанию, привлекло мое внимание. Я шагнул под навес, с удивлением глядя на молодую малорослую женщину, которая, склонившись над умывальником, тщательно обрабатывала его мягкой беличьей кисточкой, будто красила. Короткая пепельная челка, высвободившаяся из-под заколки, спадала женщине на лоб. Не по размеру большая тельняшка промокла насквозь на груди. Плотная, с невыразительным рисунком скатерть, связанная на бедрах узлом, заменяла юбку.
Наконец женщина меня увидела, оставила свое занятие и положила кисточку в черную коробочку, похожую на пенал для косметики.
– И где вы все это время были? – тихо спросила она. – Сидели верхом на якоре?
Лицо ее было белым, загар даже не обозначился на нем, даже не подрумянил кончика носа, который подвергается инсоляции в первую очередь. В ее невыразительных чертах чего-то не хватало – может быть, косметики. Чтобы ответить на вопрос, какого цвета ее брови и ресницы, стоило здорово напрячь зрение. Только глаза на этом незавершенном эскизе были прорисованы четко. Каштановые, зрелые, словно кофейные капли на белой салфетке, они притягивали мое внимание как единственно заметный и подвижный объект.
– Что вы сказали? – уточнил я.
Но женщина ничего не ответила и зашла в кают-компанию. Я смотрел, как скатерть, заменяющая ей юбку, волочится по полу. «Уж не больная ли она?» – подумал я, чувствуя, как брезгливость и мистический страх разливаются по моей груди. Я спустился к двери, приблизился к умывальнику и посмотрел на матовые пыльные мазки, покрывшие дно раковины. Коснулся их, растер в пальцах. Это была обыкновенная пудра.
– Вы не проголодались?
Я обернулся. Передо мной стоял Фобос. На него падала тень от тента, и я вдруг обратил внимание на его униформу. Сейчас стало заметным то, чего нельзя было увидеть под прямыми солнечными лучами: рукава выглядели более выцветшими, нежели ткань на груди и плечах, будто они когда-то принадлежали другой, старой и поношенной куртке, а потом их отпороли и пришили к новой. Так бывает, если поверх куртки долго носить бронежилет.
– Скажите, – произнес я, – и как долго вы собираетесь болтаться здесь, посреди моря?
– До тех пор, пока не найдется человек, который взялся бы заправить яхту топливом, да еще и объяснить, для чего он это делает, – с затаенным смыслом ответил Фобос, словно этим человеком должен быть я.
– А если он не найдется ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю?
– Этого не может быть, – ответил Фобос, приблизился к умывальнику, открыл кран и сполоснул раковину. Потом поднял голову, глядя на меня почти в упор. – Вы же сами прекрасно это знаете, не правда ли, бедный вы мой летчик?
Не дождавшись ответа, он толкнул дверь и жестом пригласил меня в кают-компанию. Окончательно сбитый с толку, я зашел в просторную каюту, значительную часть которой занимали широкий стол и кожаные диваны по бортам. Иллюминаторы были прикрыты голубыми шторками. Кое-где висели картинки с морскими пейзажами. В углу, где был обустроен небольшой камбуз, сидела уже знакомая мне миниатюрная женщина и смотрела по видаку какую-то кассету, где грузный мужик с одутловатым лицом ходил по яхте и рекламировал ее ходовые характеристики. Фобос сделал знак рукой, женщина выключила телевизор и бесшумно, как тень, вышла из кают-компании.
– Что у нас тут? – пробормотал Фобос, придвигая к себе картонную коробку и заглядывая внутрь. – Печенье. Сгущенка. Рыбные консервы…
Я смотрел на его армейскую кепку с большим козырьком, борясь с желанием сорвать ее и обхватить ладонями, как арбуз, голый коричневый череп (я был уверен, что Фобос совершенно лысый). Гадкое ощущение, что мои мозги работают вполсилы, что окружающий мир и происходящие в нем события никак не удается воспринять адекватно, мучило меня с нарастающей силой. Я невольно тронул себя за виски и стал их массировать. Фобос обратил на это внимание.
– Что, голова болит? – участливо спросил он, с пониманием кивнул и открыл дверцу бара. Некоторое время он смотрел на запыленную полку, на которой стояли две невзрачные бутылки. В этот момент в торце кают-компании, чуть в стороне от штурманского столика, вдруг распахнулась дверь и вошел круглый, как колобок, мужчина в спортивном костюме. Голова его была приплюснута сверху, плешива, с жирной складкой на затылке, а обвисший подбородок покрывала редкая черная щетина. Ножки у него были короткие, пухлые, ляжки при ходьбе терлись друг о друга, и мужчине приходилось расставлять ноги шире. Узкие глазки по форме напоминали изогнутые дугой брови, а те, в свою очередь, были полной копией тонкого, страдальчески искривленного рта. Незнакомец поразительно напоминал Будду, съевшего лимонную дольку. Но не внешность этого человека бросилась мне в глаза, а автомат, который он держал в руках.
Было заметно, что Фобос стушевался.
– Али, – произнес он, упершись взглядом в пол. – Выйди, пожалуйста! Ты разве не видишь, что я занят?
Мужчина попытался спрятать автомат у себя за спиной, но это движение выглядело, по крайней мере, нелепо – так в детском саду детишки прячут друг от друга игрушки. Я все успел рассмотреть – и то, что это был «калаш», и что к нему были пристегнуты два магазина, связанные изолентой, и что оружие было поставлено на предохранитель. Пятясь, Али толкнул спиной дверь и вышел. Фобос попытался снова завладеть моим вниманием.
– Вот то, что вам нужно, – сказал он, поднимая до уровня глаз бутылку с каким-то бурым напитком и глядя сквозь нее на свет.
Тотчас свинтил пробку, выставил на стол стаканы и стал разливать. Надо ли говорить, что у меня ком стоял в горле и я не мог ни пить, ни есть?
– Послушайте, – процедил я, когда Фобос протянул мне наполненный до краев стакан. – Что происходит? Кто вы такие?
Фобос смотрел на меня. Стакан дрожал в его руке, бурая жидкость выплескивалась, маслянистые капли стекали по стакану и падали на пол.
– А ты кто такой?! – со змеиным шипением вдруг прошептал Фобос, приближая ко мне свое сморщенное коричневое лицо и едва не касаясь моего лба козырьком кепки. – Кто ты такой?!
Он явно видел во мне носителя какого-то зла. Но что я мог ему ответить? В очередной раз пересказать историю своего бесславного падения в море, в которую уже сам с трудом верил? Я промолчал, взял стакан и выпил до дна, так и не разобрав, что это был за напиток. Фобос проследил за мной и убедился, что мой стакан пуст, но сам пить не стал и поставил оба стакана в бар. Закусили мы маслинами, банку которых Фобос извлек из коробки и чему обрадовался чрезвычайно. Я подумал, что содержимое картонной коробки до сего момента было ему незнакомо, но не мог с ходу придумать какое-либо объяснение этому факту. Может быть, стряпней на борту яхты занималась женщина с кофейными глазами, и Фобос никогда прежде не интересовался провиантом?
Меня здорово повело, лицо загорелось, на лбу выступил пот. Фобос искоса поглядывал на меня, как палач, подсыпавший своей жертве яд и ожидающий, когда тот начнет действовать. Иллюминаторы плыли перед глазами, как, собственно говоря, и мысли. Мне трудно было сосредоточиться. «Кто этот Али? – лихорадочно думал я, глотая маслины вместе с косточками. – И для чего у него автомат? По какому праву?.. Странная, очень странная компания. Сколько их тут? Четверо или больше?.. Не нравится мне все это, не нравится. Может, шарахнуть Фобоса по балде бутылкой?»