Но вместо ответа Олеся разразилась целым водопадом слез. Она рыдала так долго и упоенно, что на кухне уже успел вскипеть чайник и в комнате появилась та же соседка с подносом, на котором стояли четыре чашки с чаем и блюдечко с малиновым вареньем.
— Пей чай, Олеська, — сказала бабка. — И не реви ты из-за люстры. Все равно старая она у тебя была и треснутая вся. Новую теперь купишь. Сама не убилась, и радуйся.
И старуха устроилась в ногах Олеси на диване.
— Варенье вот ешь. Твое любимое. Летом сварила из лесной малинки. Сама собирала. От садовой-то ягоды совсем не тот дух исходит. А тут банку откроешь, так прямо закачаешься, так хорошо пахнет. И лесом, и солнцем, и самой ягодой. Пей, детка. От сладкого вся тоска мигом проходит.
Но Олеся явно не хотела пить чай. Она накрылась с головой одеялом и рыдала в свое удовольствие. Подругам с большим трудом удалось выставить любопытную бабку на кухню на поиски корвалола.
— Не реви ты, — сказала Олесе Мариша, когда соседка, шаркая разношенными шлепанцами, удалилась из комнаты. — Тут человека убили, а ты не хочешь проявить гражданскую сознательность и помочь следствию.
— Я хочу, — прорыдала Олеся. — Но не знаю как.
Толик-то от меня ушел. Ничего даже не рассказал. Просто взял и ушел. Как вы думаете, он от меня насовсем ушел?
— А что сказал-то перед уходом? — осведомилась Инна.
— Ничего, — ответила Олеся.
Подруги переглянулись. Это был не обнадеживающий признак.
— Что, просто вот так взял и ушел? — удивилась Мариша. — Встал и ушел? И ни до свидания не сказал, ничего?
— Вообще-то, как он уходил, я не видела, — призналась подругам Олеся. — Я в отсутствии была. Но он мне записку оставил.
— Где она? — взволновалась Мариша.
— Я ее разорвала и выкинула, — сказала Олеся.
— Зачем?
— Разозлилась сначала очень, — призналась Олеся.
— Но что там хоть написано было?
— Ну, что он меня больше не любит и уходит, — сказала Олеся. — Смысл был такой.
— А дословно?
— Дословно? — задумалась Олеся. — Хм. "Ухожу.
Когда вернусь, не знаю. И вернусь ли вообще — тоже.
Меня не ищи. На работу ко мне не суйся. Толик".
— И все? — спросила Мариша. — Может быть, приписка какая-нибудь была?
— Нет, — покачала головой Олеся.
— А вешаться ты почему в таком случае задумала?
— Так ведь он от меня ушел, — недоуменно похлопала глазами Олеся. — Разве не ясно?
— Пока нам ясно, что он просто куда-то ушел, — сказала Мариша. — Если бы он ушел от тебя, то так бы и написал.
— Вы думаете? — просияла Олеся. — И в самом деле. А я-то дура!
С этим заявлением подруги не могли не согласиться. Но Олеся внезапно снова помрачнела.
— Да нет, ушел он от меня к другой женщине, — сказала она. — Она ведь мне звонила несколько раз.
— И что говорила?
— Ничего, Толика спрашивала, — ответила Олеся. — Но ведь и так ясно, что посторонняя женщина звонить не станет. И к тому же она отказывалась объяснить, что ей нужно от Толика.
Подругам стало ясно, что Олеся не только дура, но еще и дура ревнивая. Это уж было совсем никчемное сочетание. От такого и самому впору в петлю полезть.
Парень мог и сбежать. Но все же подругам казалось маловероятным, что Толик выбрал для ухода от своей любовницы именно тот день, когда должен был чувствовать себя хуже некуда.
— А как все получилось? — спросила у Олеси Мариша. — Постарайся припомнить все подробности, начиная с утра.
— Ну, утром я вернулась со смены и приготовила завтрак для Толика, — сказала Олеся. — Он должен был вернуться чуть позже меня. Приготовила его любимые сырники. Специально за сметаной для них на рынок моталась. Но он задерживался. Я позвонила ему на работу, и мне сказали, что Толик уже выехал. Про убийство я еще ничего не знала. А потом позвонил Толик и попросил его встретить. Я немного замешкалась, и когда открыла дверь, чтобы идти вниз, то Толик с Мишей уже стояли на пороге.
— А потом?
— Потом я уложила Толика на диван, а сама помчалась в аптеку, — сказала Олеся. — Кушать он не хотел.
Его тошнило, и голова кружилась. Он лишь все время просил пить и жаловался, что у него раскалывается голова от боли и мутит. А у меня, как на грех, дома кончились все лекарства. Верно говорят, что сапожник вечно без сапог. У меня тоже так, работаю в больнице, а когда дома что-то прихватит, всегда приходится лекарства в аптеке покупать.
— И что было после того, как ты вернулась?
— Толик уже ушел, а на столе лежала эта самая его несчастная записка, — сказала Олеся. — Да! Я же кинулась к соседям. Думала, они видели Толика перед уходом. Может быть, им он что-то сказал, почему уходит.
Ведь собирался пролежать дня два пластом, так ему плохо было.
— И что сказали соседи?
— Федька еще был в школе, Матвеевна ходила по магазинам, а вот Илья Петрович был дома. Он мне и сказал, что за Толиком заехала какая-то женщина на машине. Он из окна видел, как Толик вышел из дома, сел в машину, женщина тоже села рядом с ним, и они уехали.
— Что была за машина? — немедленно спросила Инна.
— Я не знаю, — растерянно посмотрела на нее Олеся. — А что, это разве важно?
— Для нас, безусловно, важно, — кивнула Инна. — Ценный свидетель преступления пропал в неизвестном направлении. Есть от чего встревожиться.
— Тогда спросите у Ильи Петровича, это он за стенкой кашляет, — сказала Олеся и отвернулась от подруг.
Пошушукавшись, девушки решили, что к Илье Петровичу пойдет одна Инна, а Мариша останется присмотреть за Олесей и попытается внушить девушке более оптимистический взгляд на жизнь и на свое место в ней.
Хотя сама лично Мариша сильно сомневалась, что у нее с Олесей что-то получится. Но попытка, как известно, не пытка. И Маришка приступила к психотерапии.
— Знаешь, когда от меня первый раз ушел парень, я очень переживала. А когда это случилось уже то ли в десятый, то ли в двенадцатый раз, неожиданно поняла, что постоянная смена статистов — это даже здорово.
В ответ Олеся разрыдалась в голос. Инна услышала эти рыдания, уже стучась в комнату соседа. Покачав головой, она застучала еще активней. И снова никакого результата. Хотя хозяин явно был в комнате. Из нее доносился какой-то лязг и скрежет.
— Да ты входи к нему так! — раздался из-за соседней двери мальчишеский голос. — Он ничего не слышит. Но у него открыто!
Инна нажала на прохладную латунную ручку, толкнула дверь и оказалась.., оказалась.., в автомастерской!
Вдоль стен стояли стеллажи, на которых громоздились какие-то инструменты, куски двигателя, карбюраторы, ржавые диски и прочий металлический хлам. В одном углу стояли тиски и сверлильный станок, а в другом еще какой-то агрегат, название и назначение которого Инна так и не сумела разгадать. Пол в комнате был покрыт пленкой, закатанной толстым слоем грязи, пролившегося машинного масла, растворителя, пятен краски и прочих прелестей. И для полноты картины в центре комнаты стоял старый «горбатый» «Запорожец», бока которого были раскрашены жизнерадостными божьими коровками на зеленом поле.
Жизненного пространства для самого хозяина комнаты практически не оставалось. Возле двери стояла старая раскладушка, застеленная засаленным и давно не стиранным, серым бельем. И еще в уголке ютилась крохотная тумбочка, на которой стояла выщербленная и почти черная от заварки кружка, электрический чайник, коробка чая «Принцесса Нури» и коробка с сахаром-рафинадом. Тут же на стене на вбитом кое-как устрашающего размера гвозде висели две куртки и пара лоснящихся брюк.
— Вы кто? — вдруг раздался откуда-то из недр «Запорожца» недоуменный голос, видимо, хозяина комнаты.
— Я по поводу вашей соседки, — ответила Инна. — А вы где?
Из машины показалась взлохмаченная голова. И Инна обнаружила, что владелец странной комнаты еще довольно молод и даже, если его слегка отмыть от пятен смазки, симпатичен. Он только что снял с себя наушники и выключил музыку, которая играла у него на животе.
— Какой соседки? — спросил он.
— Олеси, — ответила Инна.
— А что с ней? — полюбопытствовал мужчина.
— Вы бы вылезли из своей машины да и зашли бы ее проведать, — сказала Инна, изучая мужчину. — У нее горе. Она даже пыталась покончить с собой. Вы что, ничего не слышали?
На ее взгляд, этот совершенно заброшенный и увлеченный своим драндулетом мужчина отлично подходил для заботливой Олеси. Во всяком случае, тут ей конкуренции от соперниц пока что опасаться не приходилось. Стоило их свести.
— Нет, — смутился мужчина. — Я музыку слушал.
— Вы видели, с кем уехал сегодня Толик?
— Толик? — задумался мужчина. — Да, видел. С женщиной.
— Описать ее можете? — деловито поинтересовалась Инна.
Илья Петрович, или просто Илья, потому что, на взгляд Инны, по возрасту он Петровича еще явно не заслужил, честно попытался вспомнить. И не смог.