— Но речь идет не просто о вопросе статической универсальности, — осторожно продолжал Алварден. — Дело гораздо серьезнее: здесь таятся огромные возможности. Биологи доказали, или заявляют, что доказали, что на планетах с радиоактивностью в атмосфере и океанах, интенсивность которой превышает определенный уровень, жизнь развиться не может… Радиоактивность Земли превышает этот уровень.
— Интересно. Я этого не знал. Думаю, именно поэтому жизнь Земли так фундаментально отличается от жизни остальной части Галактики… Вас бы это устроило, поскольку вы с Сириуса.
Замечание, казалось, доставило ему сардоническое удовольствие, и он продолжал с доверительностью в голосе:
— Знаете ли вы, что самое большое затруднение из тех, что мешают управлению на этой планете, состоит в нахождении общего языка с обширной армией антиземлян, которая распространяет свое влияние в секторе Сириуса? И части землян, в свою очередь, передается антиземное чувство. Я не говорю, конечно, что антиземляне не существуют на других частях Галактики, но не в таком количестве, как на Сириусе.
Ответ Алвардена был нетерпеливым и напористым.
— Лорд Энниус, я протестую против какой бы то ни было причастности. Как человек, я обладаю столь малой долей нетерпимости, которая только возможна. Согласно моей теории, я верю в единство человечества, а оно включает даже Землю. И основа всей жизни — едина. Она базируется на протеиновых соединениях и коллоидной дисперсии, которую мы называем протоплазмой. Действие радиоактивности, о которой я только что говорил, не относится просто к каким-то формам любой жизни. Оно относится ко всей жизни, поскольку базируется на квантовой механике протеиновых молекул. Это касается вас, меня, землян и других. Видите ли, протеин, о чем мне, возможно, и не нужно вам говорить, представляет собой невероятно сложные группы аминокислот и некоторых других особых соединений, собранных в запутанные группы, столь же нестабильные, как лучи солнца в дождливый день. И именно эта нестабильность и является жизнью, ибо она вечно изменяет свое положение в усилии достичь единства — по типу того, как длинный прут балансирует на носу акробата. Но прежде чем возникает жизнь, великолепное соединение протеин должно возникнуть из неорганических веществ. Итак, в самом начале под влиянием энергии солнечной радиации на огромные резервуары растворов, называемых нами океанами, органические молекулы постепенно усложняются в своем строении от метана к формированию формальдегида и протеина в другом направлении. Конечно, это вопрос удачи, займут ли подобные процессы миллионы лет или же только сотни. Конечно, гораздо более вероятным является первый вариант. Но может случиться так, что этот процесс вообще окажется бесконечным. Химики, занимающиеся органикой, с большой точностью воссоздавали всю цепь вовлеченных в процесс реакций, практически выстроили энергетическую цепь, ведь деятельность каждого атома непрерывно связана с энергетическими процессами. Теперь уже не подлежит никакому сомнению, что некоторые критические шаги в построении жизни зависят от отсутствия энергии радиации. Прокуратор, я могу только сказать, что протеиновая химия (химия, изучающая реакции, побуждаемые лучевой энергией) является хорошо развитой отраслью науки и имеется огромное число очень простых реакций, которые могут пойти в одном или двух совершенно разных направлениях в зависимости от того, будут ли они происходить в присутствии или отсутствии кванта энергии света. В обычных мирах солнце является единственным источником лучевой энергии или, по крайней мере, главным ее источником. Под прикрытием облаков или ночью угольные или нитрогенные составы влияют на образец, ставший возможным благодаря отсутствию тех маленьких сгустков энергии, которые испускает в их среду солнце — как кипящие шарики среди бесконечного числа малых кеглей. Но и мирах радиоактивных, независимо от того, есть ли солнце или нет, каждая капелька воды — даже глубокой ночью, даже в пяти милях под землей — пронизывается стрелами гамма-лучей, побуждающих к тому, чтобы ключевые реакции проходили только определенным путем, путем, конечным пунктом которого никогда не бывает жизнь.
Бокал Алвардена опустел. Он поставил его на бар. Тот мгновенно исчез в особом отделении, где был вымыт, стерилизован и подготовлен для следующего напитка.
— Еще порцию? — спросил Энниус.
— Лучше после обеда, — ответил Алварден. — Мне пока хватит.
Энниус постучал ногтем указательного пальца по ручке кресла и сказал:
— Вы описали этот процесс самым завораживающим образом, но если все так, как вы говорите, то как же тогда насчет жизни на Земле? Как развилась она?
— А, вот видите, даже вы начинаете интересоваться. Но ответ, я думаю, прост. Радиоактивность, при условии, что количество ее не избыточно, все же необязательно должна уничтожать уже сформировавшуюся жизнь. Она может ее изменить, но, если не считать отдельных процессов, она ее не уничтожит…
— Я не улавливаю значимости всего этого, — сказал Энниус.
— Разве она не очевидна? Жизнь на Земле возникла раньше, чем планета стала радиоактивной. Дорогой мой Прокуратор, это единственно возможное объяснение, позволяющее ни отрицать факта жизни на Земле, ни перечеркивать достигнутое наукой.
Энниус посмотрел на своего собеседника с недоумением и недоверием.
— Но вы же не можете утверждать это всерьез.
— Почему же?
— Как может мир стать радиоактивным? Жизнь радиоактивных элементов в окружении планеты исчисляется миллионами лет. Я изучал это, по крайней мере во время моей университетской карьеры и даже на подготовительных курсах. Они должны были существовать в бесконечном прошлом.
— Да, но имеется такое явление, как искусственная радиоактивность, лорд Энниус, даже в большом масштабе. Имеются тысячи водородных реакций значительной энергии, способные создать все виды радиоактивных изотопов. Что ж, если мы предположим, что человеческие существа могли использовать определенный вид водородных реакций в промышленности без должного контроля или даже в военных действиях — если только вы сможете вообразить себе нечто, подобное войне, ведущейся на одной планете, — то большая часть верхней поверхности почвы могла бы, конечно же, быть видоизменена в искусственные радиоактивные материалы. Что вы на это скажете?
Солнце окрасило в кровавый цвет горы, и худое лицо Энниуса тоже сделалось красноватым.
Энниус сказал:
— Для меня все это звучит очень затейливо. Во-первых, я не могу понять, как можно использовать водородные реакции в войне или позволить им выйти из-под контроля в такой степени…
— Естественно, лорд, вы тяготеете к взгляду на водородные реакции с позиции вашей сегодняшней жизни, когда их так легко взять под контроль. Но что, если некто — какая-нибудь армия использовала подобное оружие раньше, чем была изобретена система защиты? Это похоже на использование фугасных бомб до того, как кто-либо узнал, что вода или песок могут совладать с огнем.
— Гм… — сказал Энниус. — Вы говорите, как Шент.
— Кто это — Шент? — Алварден быстро поднял голову.
— Один землянин. Один из немногих честных — я хочу сказать, один из тех, о ком можно говорить, что это джентльмен. Он физик. Однажды он сказал мне, что Земля не всегда могла быть радиоактивной.
— А… Да, это нельзя назвать необычным, поскольку теория, конечно же, не придумана мною. Она является частью «Книги Древних», которая содержит традиционные мифические истории о доисторической Земле. Просто я использую для объяснения несколько иную фразеологию.
— «Книга Древних»?.. — У Энниуса был удивленный вид, удивленный и несколько расстроенный. — Где вы ее достали?
— Здесь и там. Это было нелегко, и мне удалось получить лишь разрозненные части. Конечно, вся эта традиционная информация относительно нерадиоактивности, пусть она даже не имеет ничего общего с научными положениями, важна для моего проекта… А почему вы спрашиваете?
— Потому что эта книга является священным текстом радикальной секты землян. Она запрещена для людей извне. Они не должны читать ее. Я бы не стал распространяться о том, что вы ее прочли, находясь здесь. Неземлянин может быть подвергнут линчеванию и за более мелкий проступок.
— Вы говорите так, как будто имперская полиция здесь бессильна.
— Когда речь идет о святотатстве — да, доктор Алварден!
— Полагаю, пришло время обеда. Не присоединитесь ли вы ко мне, лорд, и не разделите ли со мной то, что может дать вам ощущение Империи на Земле?
Случаи для приготовления изысканных блюд предоставляются нечасто. Любой предлог, даже самый незначительный, поэтому не упускался. Блюд было много, окружение — великолепное, мужчины прекрасно одеты, женщины — очаровательны. И, нужно добавить, доктор Алварден из Баронна, Сириус, никоим образом не ударил в грязь лицом.