Многоопытные бордель-маман частенько рассказывают о сильных и властных клиентах, которым нравится пассивная роль. Они вообще говорят, что пассивные в постели мужчины в жизни — очень властные. Сегодня женщины обретают все больше власти: работают судьями в верховном суде, сенаторами, врачами, юристами, предпринимателями, чиновниками, служат в армии и в полиции. Успехов они добиваются во всех сферах жизни, так почему им нельзя покинуть судебную палату или университетскую аудиторию в конце дня, прийти домой, расслабиться и «притвориться», будто они перенеслись в опочивальню Королевы, любительницы садомазо, и их при всем сказочном дворе сечет прекрасный Принц?
Сегодня литературный мир как никогда широко открыт для смелых экспериментов. Мы переживаем золотую эру, когда фэнтези, научная фантастика, историческая драма, хоррор, готика и мистика становятся мейнстримом. Не исключение и эротика. Люди больше не скрывают своих пристрастий, если речь заходит об эротических романах, доказательством тому служат «Пятьдесят оттенков серого». И вот я замечаю, как трилогии Красавицы — несмотря на свой немалый накал — тоже переходит в разряд мейнстрима.
Историю Красавицы продолжать не буду, точку в ней я поставила. Хотя могла бы написать еще что-нибудь, потому как в плане эротических фантазий и экспериментов остаются недосказанности. Герои-рабы могли бы бесконечно наслаждаться любимыми играми. Если бы я писала трилогию сегодня, то рассмотрела бы вопрос куда глубже, сохранив при этом напряжение.
Людям стало много проще обсуждать свои предпочтения в кино и книгах. Они раскрепощеннее, смелее, больше не стесняются. Все знают, что женщины — существа не менее расположенные к сексу, чем мужчины. Как и мужчинам, им нравится читать эротические романы. Люди не боятся фантазировать, ломать стереотипы, и это чудесно.
Энн Райс, июнь 2012ПРЕДЫСТОРИЯ
Очнувшись с поцелуем принца от векового сна, Красавица открыла глаза… и обнаружила свою ничем не прикрытую наготу. Ее душа и тело оказались всецело во власти освободителя. Тут же девушке объявили, что ее незамедлительно увезут к нему в королевство и что отныне ей предстоит стать обнаженной рабой услаждений его высочества.
С согласия благодарных родителей Красавица — кстати, пылко влюбившаяся в принца, — была доставлена ко двору его матушки, королевы Элеоноры, где влилась в сотни таких же, как она, нагих принцев и принцесс. Все они служили при здешних высоких особах определенного рода игрушками пока, наконец, не отсылались обратно в родное королевство, получив высокую награду.
Невиданные строгости, царившие в Зале воспитания и в Зале наказаний, изощренные испытания на тропе взнузданных — все это ошеломило юную Красавицу, однако, уже обуреваемая собственными, жаждущими удовлетворения страстями, принцесса очень скоро сделалась первой любимицей кронпринца и объектом восхищения его нынешней возлюбленной, прелестной леди Джулианы.
В то же время Красавица не могла не поддаться запретному любовному влечению к прекрасному невольнику королевы, принцу Алекси, и, наконец — к ее своенравному рабу принцу Тристану.
Однажды, увидев Тристана в числе осужденных ослушников, девушка ощутила неведомую ей прежде необъяснимую жажду неповиновения, что в итоге и навлекло на нее то же наказание, что и на самого Тристана: их высылали из роскошного королевского двора в ближайший городок, обрекая на грубый труд и унизительное существование.
И вот на момент продолжения нашей истории Красавицу вместе с принцем Тристаном и другими впавшими в немилость невольниками затолкали в повозку, и теперь их ожидала длинная нелегкая дорога к торговому помосту на городском рынке.
НАКАЗАННЫЕ
Когда Утренняя звезда уже понемногу блекла на темно-лиловом небосводе, огромная деревянная повозка, полная нагих невольников, медленно и грузно прокатилась по замковому подъемному мосту. Далее упряжные белые лошади усердно повлекли ее по продуваемой всеми ветрами дороге, а сопровождавшие верхом солдаты пристроили своих скакунов поближе к высоким деревянным колесам, то и дело норовя покрепче стегнуть кожаными ремнями плетей по обнаженным ляжкам и ягодицам стенающих принцев и принцесс, оказавшихся нынче в роли жалких рабов. Особенно усердствовали охранники в отношении скучившихся у шершавого борта повозки женщин со связанными за шеей руками и с запихнутыми в распяленный рот кожаными, похожими на удила затычками, с трясущимися округлыми грудями и изрядно покрасневшими от ударов, подрагивающими задами.
Некоторые из них в отчаянии оглядывались на высокие башни темнеющего в предрассветных сумерках замка, однако громкие стоны рабынь, казалось, никого не могли разбудить. Тысячи покорных рабов невозмутимо спали в своих мягких постельках в Зале невольников или же в роскошных господских спальнях, нимало не беспокоясь о тех несчастных ослушниках, которых ныне везли из замка в вихляющей повозке с высокими бортами на городской торг.
Начальник конвоя усмехнулся себе под нос, увидев среди них Красавицу, любимую невольницу кронпринца, прижавшуюся к высокому, ладному, мускулистому принцу Тристану. Девушку последней запихнули в повозку. Нетрудно представить, подумал он, как эту милашку любили при дворе — с длинными, гладкими, струящимися по спине золотистыми волосами и аккуратным нежным ротиком, что сейчас тянулся поцеловать Тристан, несмотря на мешающий этому кожаный кляп. И как, интересно, этот непокорный Тристан с надежно связанными за головой, как и у прочих наказанных невольников, руками утешит ее теперь?
Начальник засомневался: должен ли он помешать этой недозволенной близости пленников? Проще всего было бы оттащить девчонку от сгрудившихся рабов, раздвинуть ноги, пригнуть к бортику да всыпать хорошенько плеткой по непокорным пухлым прелестям за неповиновение. Или же лучше эту парочку, Тристана с Красавицей, высадить из повозки и погнать вслед за ней, от души подхлестывая, дабы преподать обоим хороший урок?
Но, по правде сказать, командир конвоя испытывал хоть и небольшую, но все же жалость к осужденным невольникам в их нынешнем положении, даже к своевольным Тристану и Красавице. Ведь к полудню всех их распродадут с аукциона, и за долгие летние месяцы службы в городке они хорошо узнают, почем фунт лиха.
Начальник неспешно поскакал у самой повозки, назидательно охаживая другую принцесску, маленькую и пышнотелую, норовя попасть по ее розовым лонным губкам, проглядывающим сквозь лоснящиеся черные кудряшки. И особенно яростно махнул он ремнем, когда долговязый принц великодушно попытался ее прикрыть.
«Благородство и в злосчастии», — усмехнулся командир конвоя и честно вдарил принцу, чего тот, на его взгляд, вполне заслуживал. Больше всего подивился начальник, углядев в этот момент его окрепший мускулистый член.
Командир не мог не признать, как славно выпестованы при дворе все эти принцессы с заострившимися сосками и похотливым румянцем на лице, да принцы, пытающиеся упрятать от ремней свою напрягшуюся плоть. И, питая к своим «подопечным» невольное сочувствие, не мог он не думать, сколько радостной потехи вскоре те доставят горожанам.
Круглый год обитатели городка копили денежку ради этого дня, когда всего за несколько монет можно на целое лето купить себе изнеженного королевским двором невольника, специально отобранного и по-придворному воспитанного и выхоленного, — и тот обязан будет подчиняться распоследней служанке на кухне или какому-нибудь конюху, сумевшему обставить конкурентов на торгах.
И ведь как соблазнительно смотрелась эта кучка несчастных с их округлыми пухленькими конечностями, до сих пор хранящими запах дорогих духов, с все так же старательно расчесанной и напомаженной растительностью на лобках! Будто готовились вот-вот предстать перед самой королевой, а не перед оживленным сборищем городских зевак с плотоядными глазенками. А ведь ждали их простые сапожники, трактирщики, торговцы, вынужденные нелегким трудом зарабатывать себе на жизнь. Им предстоял придирчивый осмотр покупателями и затем — унизительное подчинение.
В болтающейся на ухабах повозке невольников сбило в кучу, опрокинуло на дно. Оставшийся далеко позади замок уже серел в светлеющем небе большой размытой тенью, просторные увеселительные сады давно скрылись за окружавшими его высокими стенами.
Подъехав поближе к дрыгающимся и сплетающимся пухленьким ножкам с изящно выгнутыми стопами, начальник конвоя улыбнулся при виде полудюжины высокородных бедолаг, прижатых к бортику повозки без всякой надежды укрыться от безжалостной порки, в отличие от притиснувших их спутников. Им оставалось только извиваться под игривыми ремнями, нещадно исполосывающими бока, спины и животы, да прятать заплаканные лица.