Стараясь перекричать грохот колес, Косой пел:
– Я-Я-лта, где растет голубой виноград!..По зеркальной поверхности замерзшего пруда под музыку носились на коньках дети.
Сквозь разбитое стекло старого дома, покинутого жильцами и огороженного забором, сверху, с четвертого этажа, на каток смотрел Али-Баба.
По комнате гулял ветер, приподнимая обрывки старых газет. В одном углу валялся старый комод с поломанными ящиками, а в другом – на полу, скрестив ноги, сидели Хмырь и Косой. Хмырь был в длинном, не по росту черном суконном пальто, а Косой – в светлой профессорской дубленке, порядком измазанной мазутом. Оба курили и с брезгливым неодобрением глядели на Трошкина, который посреди комнаты делал утреннюю гимнастику.
– Раз-два, – весело подбадривал себя Трошкин, – ручками похлопаем, раз-два, ножками потопаем!
– Во дает! – тихо прокомментировал Косой. – Видно, он здорово башкой треснулся!
Трошкин покосился на «приятелей», запел:
– Сколько я зарезал, сколько перерезал… – и высоко, как спортсмен, приподнимая колени, выбежал из комнаты.
Трошкин вбежал на кухню. Из крана свисали две тоненькие прозрачные сосульки. На кухне стояли отслужившие свое столы, стены были когда-то покрыты масляной краской, теперь вздулись пузырями. В углу валялся ржавый примус. Трошкин подобрал его и принес в комнату.
– На! – протянул он примус Али-Бабе. – Вот тебе два рубля! – Он достал деньги. – Купишь картошки, масла. Пошли!Возле забора стояло такси с зеленым огоньком.
– Эй, шеф! – негромко окликнул Косой, выглядывая из-за забора. – Свободен?
Шеф кивнул. Это был Славин.Такси ехало по Бульварному кольцу. Рядом с шофером сидел Косой, на заднем сиденье – Хмырь и Трошкин.
– Этот? – спросил шофер у Косого. – Вон бульвар, вот деревья, вот серый дом.
– Ну человек! – возмутился Косой. – Ты что, глухой, что ли?.. Тебе же сказали: дерево там такое… – Косой раскинул руки с растопыренными пальцами, изображая дерево.
– Елка, что ли? – не понял Славин.
– Сам ты елка! – разозлился Косой. – Тебе говорят: во! – Косой снова растопырил пальцы.
– Да говори ты толком! – закричал на Косого Хмырь. – Александр Александрович, – повернулся он к Трошкину, – может, сам вспомнишь, а то уже восемь рублей наездили… – Хмырь хотел что-то добавить, но машина в этот момент прошла мимо милиционера-регулировщика, и он нырнул под сиденье.
– Пруд там был? – спросил Славин.
– Не было. Лужи были, – отрезал Косой.
– Может, памятник? – подсказал Трошкин.
– Памятник был.
– Чей памятник? – спросил Славин.
– А я знаю? Мужик какой-то.
– С бородой?
– Не.
– С бакенбардами?
– Да не помню я! – заорал Косой. – В пиджаке.
– Сидит?
– Кто? – не понял Косой.
Славин уже потерял всякое терпение и выразительно посмотрел на Трошкина, выражая ему полное сочувствие.
– Ну мужик этот! – заорал уже Славин.
– Во деревня! – снисходительно сказал Косой. – Ну ты даешь! Кто ж его сажать будет? Он же памятник!
Славин остановил машину.
– Отдохнем немножко, – предложил он.
Все замолчали, настроение было удрученное.
– Может, Сиреневый бульвар? – спросил Трошкин у Славина.
– Нет там никакого памятника, – устало сказал Славин.
– А вот там за углом театр Маяковского, – неожиданно сообщил Хмырь.
– Не было там никакого театра, – возразил Косой.
– Это я так… Мы с женой в 59-м году приезжали в отпуск, все театры обошли, – объяснил Хмырь.
– А где она, жена? – спросил Трошкин.
– Нету.
– Умерла?
– Не-а. Это я умер. – Хмырь застучал пальцами по спинке сиденья. – А чего мы стоим? – вдруг спохватился он. – Чего деньгами швыряемся? Поехали!
– Куда? – спросил Славин.
– Домой, – вздохнул Трошкин.Машина остановилась у забора напротив катка.
– Восемь семьдесят, – сказал Славин.
Трошкин полез в карман.
– Карту купи, лапоть! – на прощание посоветовал Славину Косой.
– Вот билеты. – Славин незаметно протянул Трошкину билеты. – Проверим вариант с гардеробщиком…
– Ладно… Вот что, Володя, узнайте мне, пожалуйста, адрес жены Шереметьева: где она и что…
– Во! – раздался вдруг торжествующий вопль Косого. – Нашел! Во!
Трошкин и Славин подбежали к орущему Косому.
– Вон мужик в пиджаке. – Он выбросил палец в сторону памятника Грибоедову. – А вон оно! Дерево! – Напротив в витрине цветочного магазина стояла пальма в кадке. – А ты говорил: елка! – передразнил Косой Славина.Дверь отворил лохматый парень в очках.
– Вам кого? – спросил парень.
– Вы меня не узнаете? – робко спросил Трошкин. – Я был у вас месяц назад.
– У кого? – не понял парень. – У меня?
– А может, еще кто-нибудь дома есть, кто бы мог меня узнать? – с надеждой спросил Трошкин.
– Никого нет. – Парень пожал плечами.
– Ну простите, – извинился Евгений Иванович.
– Пожалуйста!
Парень закрыл дверь, а Трошкин позвонил в следующую квартиру.
Открыла розовощекая молодая женщина в ситцевом халате.
– Вы меня узнаете? – сразу спросил Трошкин, приобретя уже некоторый навык.
– Узнаю.
– Здравствуйте! – обрадовался Трошкин.
– Сейчас, – неопределенно ответила молодая женщина и закрыла дверь.
Трошкин заволновался, полагая, что сейчас снова откроется дверь и ему протянут злополучный шлем.
Дверь отворилась, и женщина молча хлестнула веником Трошкина по лицу.
– Вот тебе, гадина! – сказала она и захлопнула дверь.
Трошкин позвонил еще и отскочил к лестнице, чтобы его не достали веником. Но бить больше его не стали.
Из двери вышел детина с широкими плечами и короткой шеей.
– Послушай, Доцент! – сказал детина, надвигаясь на Трошкина. – Я тебе говорил, что я завязал? Говорил. Я тебе говорил: не ходи? Говорил. Я тебе говорил: с лестницы спущу?
Трошкин со страхом глядел на надвигающегося человека.
– Говорил?
– Говорил, – растерянно подтвердил Трошкин.
– Ну вот и не обижайся!..
И заведующий детсадом № 83 ласточкой вылетел из подъезда и растянулся на тротуаре.– Я-л-та! Там живет голубой цыган… – пел Али-Баба, по-своему запомнивший песню Косого. – Ял-та, ля-ля-ля-ля паровоз…
Он расхаживал по покинутому дому и искал, чем можно поживиться.
Подходящего было мало: разбитый репродуктор, ржавый детский горшок и непонятно откуда взявшийся гипсовый пионер с трубой.
– Ял-та… – Али-Баба взял под мышку пионера и понес. Он вышел на лестничную клетку и тут столкнулся со своими.
– Что это у тебя? – спросил Трошкин, постучав пальцем по гипсовому пионеру. Нос и щека у Трошкина были оцарапаны.
– Надо, – загадочно ответил Али-Баба и зашагал наверх. – Ноги вытирайте, пожалуйста! – приказал он, когда они подошли к дверям «своей» квартиры. У порога лежал половичок из разноцветных лоскутов. Али-Баба первым вытер ноги, показывая пример, и прошел.
Трошкин, Косой и Хмырь тоже вытерли ноги, прошли по коридору, открыли дверь и – остолбенели…
Комнату было не узнать. Это была прекрасная комната! Дыра в окне забита старым одеялом, на подоконнике – маленький колючий кактус в разбитом горшке, на стене – старые остановившиеся часы, под часами – пианино без крышки, на пианино – гипсовый пионер с трубой.
Посреди комнаты лежал полосатый половик, на половике стоял круглый стол, на столе – две ложки, три вилки, одна тарелка и таз с дымящейся горячей картошкой. Здесь же стоял чайник, а на нем толстая кукла-баба с грязным ватным подолом. А надо всей этой роскошью царил портрет красивой японки в купальнике, вырванный из календаря.
– Кушать подано, – сдержанно объявил Али-Баба, пытаясь скрыть внутреннее ликование. – Садитесь жрать, пожалуйста! – галантно пригласил он.
Трошкин снял пальто, повесил его у двери и, потирая руки, сел к столу.
– Картошечка! – радостно отметил Косой, хватая руками картошку и обжигаясь. – А еще вкусно, если ее в золе испечь. Мы в детдоме, когда в поход ходили… костер разожжем, побросаем ее туда…
– А вот у меня на фронте был случай, – вспомнил вдруг Трошкин, – когда мы Венгрию отбили…
– Во заливает! – покрутил головой Косой. – На фронте… Тебя, наверное, сегодня как с лестницы башкой скинули, так у тебя и вторая половина отказала.
– Хе-хе, – неловко хихикнул Трошкин, понимая свою тактическую оплошность. – Да, действительно.
С улицы послышались голоса.
Хмырь подошел к окну и стал смотреть. Все тоже подошли к окну.
Посреди пустого катка стояла громадная пушистая елка, и двое рабочих на стремянках окутывали ее гирляндами из лампочек.
– В лесу родилась елочка… В лесу она росла… – пропел Косой.
Трошкин посмотрел на него, отошел к пианино, взял несколько аккордов. Инструмент ответил неверными дребезжащими звуками.
– Давайте вместе, – сказал Трошкин и запел:В лесу родилась елочка,
В лесу она росла…
Зимой и летом стройная,
Зеленая была, —
подхватил Косой.
– Бум-ба, бум-бум-ба… – загудел басом Али-Баба вдохновенно.