Я, как мог, успокоил маму и потихоньку смылся к себе. Некоторое время тупо слонялся из угла в угол, потом вспомнил о своей находке. Да, кстати она оказалась, очень кстати. Деньги теперь понадобятся... Я вытащил ее, эту вещицу (как сунул ее в карман, удирая с работы, так и забыл о ней), осмотрел еще раз, и какая-то зыбкая мыслишка закопошилась было в голове, но тут мама позвала меня к телефону.
Звонил Витек. Просил сделать несколько заготовок для перстней. Опять он за свое... Пришлось в который раз повторять, что я с кооператорами дела не имею из принципа, поскольку все они (и Витек в том числе) хапуги и халтурщики. Он стал канючить. Я его послал. Тогда он сказал, что ладно, больше сам он меня просить не будет, а напустит на меня Эллочку. И повесил трубку.
Про Эллочку - это в отместку за отказ. Пусть, мол, я хапуга, зато у тебя девчонку отбил, напакостил. Не понимает, дурень, что я ему за эту пакость век благодарен буду. Да и не он Эллочку отбил, а деньги его дурные... И напустить на меня свою достойную супругу ему не удастся: она меня теперь люто ненавидит. Из-за Машки. Вот и пойми их, женщин...
Не успел я трубку положить - снова звонок. На этот раз Пашка. Узнал где можно по-дешевке радиатор для "Москвича" купить, добрая его душа. Потрепались немного (я, конечно, про Машку ничего ему не сказал), пожелали друг другу спокойной ночи, повесили трубки.
И тут я вдруг вспомнил, что это за мысль пришла мне в голову перед витькиным звонком. И такая жуткая была она, эта мысль, что я набрался наглости и позвонил Анне Михайловне. Ее мой звонок сначала напугал, потом, - когда разобралась в чем дело - изумил до крайности, но на вопрос она ответила.
Некоторое время я стоял возле телефона. В голове пустота беспросветная, только крутиться фразочка, вычитанная, кажется, у Стругацких: "Как лист увядший падает на душу"... Крутится и крутится, бессмысленно, назойливо так, будто заигранная пластинка... Вид у меня, наверное, был страшненький, потому что отец глянул, проходя, мимо и стал успокаивать: другу своему он дозвонился, тот обещал завтра подъехать, посмотреть Машку и, если понадобится, посодействует. Я с огромным трудом уговорил их с мамой лечь спать, а сам ушел к себе, сел за стол и стал смотреть на брошь.
Первым делом я осмотрел ее замочек. Ну конечно... Искорежен, будто брошь не снимали, а сдирали с очень плотной ткани. Да, наверное так и было. Анна Михайловна сказала, что на Маше, когда она уходила на свадьбу, было бархатное платье и брошка. Золотая брошка "кленовый лист". Вот так.
Значит, сегодня мне на голову свалилась брошь, сорванная с груди полумертвой Машки. Значит, кто-то хотел, чтобы эта брошь была у меня. Зачем? Ежу понятно, зачем...
Я прикрыл дверь поплотнее, вытащил из-за тумбочки заначку - едва початую водки, поискал что-нибудь вроде стакана. Не нашел. Приложился к горлышку.
Дело ясное. Брошка эта приметная, оригинальная брошка. И брошка эта в розыске. В городе пять-шесть скупок драгоценностей, и единственная комиссионка, где принимают изделия из драгметаллов. Проконтролировать их раз плюнуть. Продам я эту брошку официальным путем, и в два счета менты выяснят, что продал ее я. А кому деньги позарез нужны - долг за машину отдавать? Опять же - мне. Так кто Машку ограбил? А?
Красиво получается. Правдоподобно. Я снова хлебнул из горлышка. Ну а если предположить совершенно для меня невозможное? Если предположить, что я эту брошку продам не как положено, а с рук - что тогда? То же самое. Близких друзей, способных такую вещь купить, у меня нет, пришлось бы искать покупателя... Все равно бы звон пошел, что я золотым кленовым листком торгую. Так какая же это гнида со мной счеты сводит? Со мной и с Машкой - кто?!
Так, давай спокойно. Кому известно, что мы поссорились? А черт его знает... Специально я никому не рассказывал и Машка наверняка тоже. Но почему-то о таких вещах сразу все узнают, это факт, такое не скроешь...
Ладно, с этого конца не получается. Попробуем с другого. Кто знает, что я чужую машину грохнул, что мне деньги нужны? Снова не получается: все знали... Черт меня возьми, да что же делать, как же докопаться до этой сволочи?
Стоп. А если так попробовать: кто нас с Машкой настолько ненавидеть может, чтоб на такое решиться? Витек? Ну, не хотел я ему помогать деньги делать. Ну, несколько раз в открытую объяснил, кто он такой есть и что я о нем думаю. Ну, морду я ему бил однажды при свидетелях. По пьянке, правда, и он сам потом извинялся, но был такой факт... Но чтоб за это - аж так? Нет, не думаю. И кто бы другой, но не Витек - трусоват он для такой затеи - прямо скажем...
Вот Эллочка - дело другое. Эллочка нас всей душой ненавидит. А натура она целеустремленная, настойчивая такая натура, решительная, если чего захочет - спать, есть не будет, а сделает. Вот только чтобы так ударить и чтобы серьги с ушами рвать - немалая сила нужна, не эллочкина нужна на это сила...
Господи... Порванные уши... разбитый затылок... "в случае выздоровления возможны психические отклонения"... Машенька моя, Машутка, за что?!
Кулаком по столу, - костяшками, с маху, до боли, в кровь. Не раскисай, слюнтяй, тряпка, дрянь бесхребетная! Не раскисай! Думай, подонок! Тебе эту гниду найти надо. И ты найдешь, понял?! Сдохнешь, а найдешь.
Так, о чем я?.. Ах да, Эллочка... А почему, собственно, она сама должна была это делать? Она ведь, как и Машка, без предрассудков, только без других... Босая в театр она не пойдет, конечно, и ради утверждения идеалов прекрасного раздеваться не станет, но для других целей может и раздеться. Цену она себе знает и в специальных случаях эту самую цену платит, не торгуясь. Почти по Марксу: товар - постель - товар... Так что ее дело - придумать, а в исполнителях недостатка не будет, только мигни... Значит, Эллочка? Или...
Ах ты, дьяволова душа! Да нет же, быть не может, слишком уж гнусно это, не смог бы он! Или, все-таки, он? Похоже, ох как похоже!
Думал это я, думал, и к бутылке прикладывался, и снова думал, и снова прикладывался... И когда в бутылке почти совсем ничего не осталось, понял: он. Пашка.
Уж больно все один к одному лепится. И силы у него достаточно, и адреса - мой и машкин - знает, и повод ненавидеть нас у него есть, и что деньги мне нужны - тоже знает. И даже о ссоре знает, точно. Звонил он мне позавчера, сразу после разговора нашего с Машкой, голос мой ему не понравился, спросил он: "Чего мрачный такой, с Машкой поругались, что ли?" А я как дурак: "Да..." А он: "Что, серьезное что-нибудь?" А я как дурак: "Да..." И с радиатором этим он ко мне уже второй день пристает: "Смотри, упустишь, хватай, пока есть"... Ах ты, падло! Хватай... Знает же, прекрасно же знает, что у меня и на пробку от этого радиатора денег не хватит! Но какой же это надо гнидой быть лицемерной: "Зла не держу... Другом считать не перестал"... Падло!
Ну, ладно. Это, может, и случайности, совпадения. То, что знал Пашка, это кто угодно мог знать, хоть Эллочка. Но еще один фактик есть. Маленький такой, неприметный... Все ведь знают, что я на литье свихнулся. Эллочка знает, и Витек, и Пашка - все. Так вот в задачке и спрашивается: если я находочку эту продавать не стану, - а? Если я ее переплавлю, что тогда? Тогда плохо. Тогда хрен что докажешь - вот что тогда. И только Пашка, один только Пашка мог знать на верняка, что переплавлять я ее не буду. Я еще тогда подумал, сразу, когда но кулон клянчить пришел: а зачем ему? Ни матери, ни сестры, ни девушки у него нет - это я точно знаю. Ну, теперь-то ясно, зачем... Знал же, гад, что если б я умел, то уж для него бы непременно сделал. Хоть и мент он, хоть и прищучить меня за это могут сделал бы. А раз не сделал - значит по золоту не работаю. Вот и все. Просто, как все великое...
Интересно, а почему он именно брошку мне подсунул? Наверное, выбрал, что поприметнее (я-то всех машкиных побрякушек не знаю, больно уж их у нее много). А может, кольцо и сережки должны были уже при обыске у меня найти? Скорее всего, так и есть.
Да, Пашенька, гнида, здорово ты все просчитал. И ментам, дружкам своим, которым это дело поручили расследовать, наверняка уже все про меня выложил: и про ссору, и про машину, - все. Так что, даже, если брошку я продавать не стану, а изничтожу как-нибудь - не поможет. У тебя еще сережки да колечко в запасе есть... Здорово у тебя все вышло, Пашуня, здорово. Одного ты только, мать твою за ноги да в унитаз, не учел. Не мог учесть, потому как не знал, что это такое у меня в тумбочке, в коробке из под конфет лежит. А ведь это смерть твоя лежит, Паша.
Открыл я тумбочку, коробку достал, вынул на свет божий подарок дядюшкин. Помню, незадолго до смерти отдал мне его дядюшка и сказал: "Возьми. Времена теперь тяжелые, не дай бог - пригодится"... Вот он и пригодился. Тяжелый, чуть тронутый уже ржавчиной немецкий вальтер. Долго он часа своего ждал, с самой войны. Теперь дождался.
Обтер я его от масла носовым платком и ладонями, сунул в карман и тихонько, на цыпочках выбрался в коридор. Возле комнаты родителей задержался - там не спали, разговаривали негромко: