– Пустое говоришь, – отвернулся Лешага. – Забывать о них не стоит. Бояться тоже. Бойцы они никакие, но с огнестрелом. Охота под их пули лезть?
– Так что ж теперь, на торг не идти? Я, как ты и велел, своего человека послал глянуть – все тихо.
– Тихо, говоришь? – воин усмехнулся.
Три руки дней назад караванщик нанял его с побратимом на торжище у Петробунка довести караван до Серединного хребта. Дороги туда всегда были опасны. Еще бы: для раздольников самый что ни на есть сладкий кус. Вон, по дороге сюда рыл тридцать их в землю сложили. В последнее время и вовсе от них житья не стало. Что-то здесь недоброе творится. На торжище сказывали, где-то в этих местах нитки[1] исчезают. А потому охранников караванщик взял с собой немало. И двуногих мулов-водоносов, и погонщиков. Большая нитка, далеко слыхать.
По мнению Лешаги и его побратима, толку от них всех чуть: шумные, суетливые. Охранники только и годятся – следить, чтоб кто из водоносов с бурдюками не сбежал. Но и то сказать, куда бежать? Дикое Поле вокруг! А как для побратимов, лишние люди – лишние рты. Впрочем, это не их ума дело, им не за то платят.
– Мой человек, как ты и говорил, все тщательно осмотрел, по кручам прошелся. Тихо, следов нет. Даже кора на деревьях, если и содрана, то подзарасти успела.
Ученик Старого Бирюка покачал головой. Разведчик, видимо, был из служивых, эти кое-что в деле разумели. Каждому, ходившему в Дикое Поле, было известно, что в голодную пору чешуйчатые обрывают кору с деревьев, выскабливают ее изнутри, делают похлебку или сушат, мелют в муку и пекут лепешки на раскаленных огнем камнях. Но то, что кора не ободрана, еще ни о чем не говорит. Разве только о том, что зверье в этом краю не перевелось, и чешуйчатые, ежели сидят тут, то не больно оголодавшие. Лешага покачал головой.
– Нельзя здесь идти, опасно.
Он замолчал, не слушая больше возмущенных речей караванщика. Хоть бы и десять раз тот повторил, что дорога чиста, опасность была растворена в воздухе. Леха чувствовал ее резкий кровавый запах.
– Вон, напарник твой скачет.
Леха кивнул.
– Вижу.
– Да как же ты видишь, спиной же стоишь?
– Что с того?
Бурый спрыгнул с лошади.
– Ниже по течению переправы тоже нет. По всему видать, река вздулась и старый мост снесла. На выстрел от берега луж видимо-невидимо, вода совсем недавно ушла.
– Значит, надо строить мост или перевоз. – Лешага повернулся к караванщику. – Прикажи своим людям…
– Новый мост? Да ты с ума сошел! Ты посмотри на реку, мы и в руку дней не управимся.
– Если канаты есть, перевоз быстро наладим, в три дня уложимся.
– Три дня потерять?! Да три дня в моем деле год кормят! Пока я до Катинбунка этак доковыляю, наших там уже будет – не протолпиться! Весь товар по бросовой цене придется отдавать.
Леха дернул плечом.
– Зато живой будешь. Нельзя идти.
– Братко правду говорит, – заметил Бурый. – Там в верховье мост смыло, а здесь стоит как ни в чем не бывало.
Караванщик вспыхнул.
– Я нанял вас защищать караван, вот и защищайте! Нападут чешуйчатые – убейте! А торчать у Пустых Холмов, вонью дышать по вашей милости – ну уж нет! Мы начинаем переправу. Езжайте вперед.
Бурый поглядел на побратима. Тот вздохнул, тронул пятками конские бока и снял автомат с предохранителя.
* * *Лезть на гору с полным вещмешком камней – дело непростое. Спина вмиг покрылась синяками еще во время бега, и сейчас каждое движение отдавалось резкой болью. Стоило уцепиться за малейший выступ, поднять руку, предательская ноша сразу перекашивалась и тянула вниз. Еще немного – и поминай как звали, ухнешь с высоты на каменную осыпь, а проклятый вещмешок прилетит в голову, чтобы закончить мучения.
Леха сцепил зубы, костеря на чем свет стоит Старого Бирюка и его науку. «Неверный шаг – последний шаг», – пронеслось у него в голове. Он глянул на Миху. Тот пыхтел, загребая руками скатывающиеся камни, пытаясь нащупать уступы скалы. Сил ему не занимать, огроменный вырос, рука, как молот. На прошлом торжище жердь на плечи забросил, за нее четверо здоровых мужиков уцепились, а он их на спор так раскрутил, что те удержаться не смогли, под общий гогот аккурат в лужу приземлились.
Но зато Леха куда сноровистее. «Совсем выжил из ума Старый Бирюк», – вдруг подумал мальчишка, чувствуя острую, как шило, жалость к себе. – «Убьемся, точно, убьемся! И за что он нас так?» Пальцы скользнули по круглому окатышу, принесенному когда-то океанской волной и, точно пуля из пращи, застрявшему в склоне. «Убьемся!» Окатыш поддался и вывалился из стены, едва не зацепив парня по плечу. Тот отстранился совсем чуть-чуть, как его учил Старый Бирюк – на толщину клинка, и камень ушел вниз, дробно стуча по сыпухе.
«Ишь ты, сработало, – Леха успел зацепиться кончиками пальцев за край дыры, оставшейся после камня. – Сам не успел заметить, как сработало». Это чудесное спасение обрадовало его так, что он заулыбался. Непристойно, конечно, для взрослого мужчины лыбиться, но ведь сработало! «Нет, Старый Бирюк ничего просто так не сделает. Раз сказал лезть, значит, точно знает, что так надо, что мы с Михой сможем. Другие не смогут, а мы сможем». Он вспомнил, как наставник водил их в предгорные завалы еще до снега. Привел в какую-то пещеру, кинул на пол пару лепешек да флягу с водой и оставил, не говоря ни слова, а выход из пещеры камнем привалил.
Уж они с Михой тужились-тужились отвалить валун – куда там! Так четверо суток в темноте и просидели. Но только вскоре после ухода наставника ученики заметили, что мрак в пещере вовсе не такой непроглядный, как сперва казалось. А к исходу четвертого дня, когда Бирюк вернулся, они и вовсе видели во мраке, точно днем. Воспоминание придало сил. Задача, пусть и нелегкая, больше не казалась невыполнимой, страха и жалости к себе как не бывало. Он скосил глаза на Миху.
– Наперегонки?
Вершина Гряды была длинной, шагов пятьсот, и узкой. В самом широком месте можно проскочить в два прыжка. Ветер носился вспугнутой птицей, свистя, пробирая холодом до костей, заставлял по ночам стучать зубами, трястись, будто в лихорадке. Днем к этому прибавлялась новая, куда более мерзкая напасть: большущие черные клювастые твари, то и дело норовившие атаковать незваных гостей. В первые минуты, увидев людей, они переполошились, но затем, сообразив, что бескрылые чужаки еще и безоружны, стали с клекотом носиться вокруг, растопырив когтистые лапы, высматривая удобную цель и выжидая, когда можно будет рухнуть камнем на затылок нелепо прыгающей и размахивающей руками добыче.
– Так мы их не отгоним, – опускаясь на камень, процедил Леха. – Надо что-то придумать.
– Что?! – раскрутив над головой снятую рубаху, крикнул Миха, едва не запнулся о лежащий на земле вещмешок, отскочил и вновь замахал, закричал, отгоняя крючконосых птиц, жаждущих крови.
– А вот что, – Леха рывком выдернул нож, плохонький, не мужской, – заточенная железная полоса в кожаной оплетке, но уж какой есть, лиха беда начало. Всякий свободный человек должен иметь при себе нож, как без него? Выхватил и в два быстрых движения отрезал лямки от вещмешка. Сплел из завязки небольшую корзинку, связал воедино, положил в получившуюся пращу камень – спасибо тебе, Старый Бирюк, подумал о том, что юнцам было невдомек – раскрутил неказистое оружие, отпустил один из концов.
«Фьють!» – черная птица с перебитым крылом, гневно заорав, рухнула вниз.
– Ага! Вот так-то лучше! Давай, Миха! Я их пока от места отважу, и ты не плошай!
Побратим начал быстро развязывать мешок.
– Братко, у меня тут горючий камень.
* * *Вереница телег, возов, груженых мулов теснилась у переправы. Люди, все до одного, глядели на спускающихся с холма проводников. Лешага окинул взглядом охрану. После выхода с торжища, по вечерам, едва составив возы в круг, он пытался обучить это плохо вооруженное сборище действовать вместе, подобно сжатым в кулак пальцам. Такая жесткая школа добавила ему почтения, но все так же собранное с бору по сосенке мужичье всякий раз терялось, услышав команды, суетилось, мешая друг другу. Из всей охраны лишь человек шесть, прошедших некогда службу в Буйках, могли считаться боеспособными, остальные же… Караванщик, как всегда, поскупился, нанял олухов из дальних селений, до которых совсем недавно добрались поисковые отряды Северного Центра.
– Слушать меня! – жестко объявил Леха, с тоской озирая воинство. – Мы идем первыми. Повозки через мост движутся по одной. Следующая заезжает только после того, как предыдущая окажется на том берегу. – Он ткнул пальцем в сторону холмов. – Мулы следуют с дистанцией в десять шагов. Охранение, – он перевел взгляд на ждущую команд толпу, – на противоположном берегу двигайтесь по распадку между холмами. Меж вами шесть полных шагов, друг друга из виду не теряйте, в случае атаки прикрывайте. Смотреть в оба, холмы опасны, возможна засада. Вы, тремя двойками, – Лешага повернулся к стоящим чуть поодаль бывшим солдатам, – вместе с господином караванщиком остаетесь у моста в резерве. В случае необходимости, ударите во фланг атакующим. Стрелять одиночными, только на поражение. Всем слушать команды, рты не разевать, действовать быстро и четко, как я учил.