Горловка. Девятьсот пятый - Алексей Черных

17 (30) декабря 1905 года. За два часа до поражения восставших. Лидия Доброва в бою у станции Горловка и Корсунской копи №1

17 (30) декабря 1905 года. За два часа до поражения восставших.

Лидия Доброва в бою у станции Горловка и Корсунской копи №1

Метели злобной завыванье

Порою скрадывало звук

И выстрелов, и пуль визжанья,

И громких окриков вокруг.

Был снег так нестерпимо колок.

Пургой закрученный в кольцо

Он ранил тысячью иголок

Разгорячённое лицо.

Собравшись, Лидия Доброва

Взглянула за угол, туда,

Где бой усиливался снова

И вспыхивала темнота.

Вот справа, саженей за тридцать,

Дружинник раненный лежит.

Он жив как будто – шевелится

И что-то вроде бы кричит.

Кричит от боли, вероятно.

Раскинув руки, на спине

Лежать на снеге неприятно,

В метель, под пулями – вдвойне.

Пургой заметенные тропы

Во тьме так трудно отыскать.

Обременительны сугробы –

По ним так нелегко бежать.

Но нужно. Лида, чуть запнувшись

От оружейного огня,

Спешит к дружиннику, пригнувшись,

Страх подступающий гоня.

Споткнувшись, девушка упала,

Лишь сделав несколько шагов.

Шальная пуля запоздало

Порхнула, воздух распоров.

Метель почти по-волчьи взвыла,

Крутя свой дикий хоровод.

А Лида быстро подскочила

И снова бросилась вперёд.

Она ещё споткнулась дважды,

Но удержавшись на ногах,

Закончила бросок отважный

От раненого в двух шагах.

Дружинник, потеряв сознанье,

Застыл недвижимо в снегу.

Тянуть его под стены зданья

Придётся через «не могу».

Гораздо проще в лучшем виде

Порой десяток вёрст пройти,

Чем тридцать саженей, что Лиде

Необходимо проползти.

* * *

Она ведь не герой – учитель

Словесности, но здесь верней

Она и ангел и спаситель

Несчастных, раненных людей.

Тех, кто сейчас у копи[1] этой

И этой станции упал

На снег, от боя разогретый,

Кто не успел, не добежал.

* * *

С натугою, ворча сердито,

Под беспорядочным огнём

Тянула раненого Лида

Под стены станции с трудом, –

Превозмогая боль и холод

И обдирая кожу рук.

…И зная: поле боя – школа,

Как свой обуздывать испуг.

И вот, когда уже казалось,

Что ей добраться удалось,

Лихая пуля разудало

Прошила девушку насквозь.

Вошла ей пуля под лопатку

И, выйдя из груди, на раз

Вонзилась будто бы в «десятку»,

Дружиннику в закрытый глаз.

Смешалась кровь - его и Лиды,

Стекая на примятый снег.

Она жива, а он – убитый,

Она – ещё, а он – навек.

Одною пулей их обоих

Сразил невидимый стрелок.

Такое окончанье боя

И несчастливый эпилог.

Теряя мутное сознанье,

Кровавой брызгая слюной,

Шепнула Лида на прощанье:

«Ах, Прохор!.. Прохор… Мой родной…»

P.S. Лидия Доброва скончалась, не приходя в сознание, по дороге домой, в поезде, которым гришинская рабочая дружина возвращалась по окончании Горловского боя.

А на следующий день на станцию Гришино[2] доставили тело погибшего в том бою командира дружины, учителя Прохора Дейнеги, жениха Лидии.

Вечер 13 (26) декабря 1905 года. За четыре дня до поражения. Прохор Дейнега сотоварищи возвращают восставшим контроль над станцией Ясиноватая

Вечер 13 (26) декабря 1905 года. За четыре дня до поражения.

Прохор Дейнега сотоварищи возвращают восставшим контроль над станцией Ясиноватая

Темны, угрюмы, неуютны

И длинны ночи в декабре.

Тихи посёлки, малолюдны

И соответствуют поре.

В такое время не способен

Хвалиться живостью народ.

Но этот час весьма удобен

Для тех, кто скрытностью живёт:

Не нужно красться и таиться,

Не нужно голову ломать,

Как половчее исхитриться

Своих врагов врасплох застать.

Сулит безлюдье тем немало,

Кто соглядатай, воин, тать.

Но и повстанцам не пристало

Такое время упускать.

* * *

Когда дружинники Дейнеги

К Ясиноватой добрались,

Они, заботясь об успехе,

В бой безрассудный не рвались.

Остановив на семафоре

Свой поезд, выслали вперёд

Разведчиков, чтоб профилёрить,

Чем нынче станция живёт.

Ночь обещала быть морозной.

Неспешно ухал паровоз,

И пар струился грациозно

Дымком от дамских папирос.

Искрились на белёсом снеге

Осколки отблесков живых.

Казалось Прохору Дейнеге,

Мир успокоено затих.

* * *

Со слов друзей-ясиноватцев,

Что пригласили им помочь

Разоружить христопродавцев-

Солдат и выгнать подлых прочь,

Войска сегодня окружили

Посёлок и, являя прыть,

Свой ультиматум предъявили:

Все забастовки прекратить;

Запрет на сборы и собранья;

Власть прежним органам вернуть;

Покинуть станцию и зданья,

Что окружали ЖД путь.

Такая жёсткость возмутила

Ясиноватовский народ.

Угроза примененья силы

Заставила созвать их сход.

Но времени не дав на роздых,

Солдаты митинг тот – взашей:

Прикладами, стрельбою в воздух,

Угрозами гоня людей.

Командовал пехотной ротой

Жестокосердный капитан

Карамышев – с большой охотой,

От власти и от водки пьян.

Хлебал из фляжки без утайки

Он самогонный скородел

И лично пару раз нагайкой

Кого-то от души огрел.

И после этого разгона

Ясиноватский комитет

Послал за помощью, резонно

Считая: нужно дать ответ.

К тому ж с утра известье было:

Авдеевцы отряд драгун

От станции прогнали силой,

Задав тем знатный карачун.

Вот так и приняли решенье

Лихих авдеевцев позвать

Не то, чтоб войску дать сраженье,

Но чтоб отменно напугать.

А Прохор с гришинским отрядом

Как раз в Авдеевку примчал –

Вдруг, мол, какая помощь надо

В гоненье «царских прихлебал».

Но коль «цепные псы режима»

Сбежали, отхватив сполна,

То помощь гришинской дружины

Здесь оказалась не нужна.

А их соседям – помощь к месту:

Дейнега и его отряд

С авдеевской дружиной вместе

В Ясиноватую спешат.

* * *

Таким он был – кровавый пятый,

Сверхреволюционный год.

В стране, волненьями объятой,

Метался и кипел народ.

Как будто некий страшный вирус

Людские души поразил

И разом отношенье к миру

Перекрутил и исказил.

* * *

Разведчики вернулись вскоре

И доложили, что солдат

В округе нет почти – в дозоре

Лишь несколько постов стоят:

На входе в станцию, у кассы,

У телеграфа... Как тут быть?

Дружинники своею массой

Могли б легко их задавить.

Но вызывало подозренье

Решение лишь трёх бойцов,

Определить на охраненье,

А не полсотни стервецов.

А вдруг, прикрывшись недоглядом,

Карамышев решил схитрить,

Чтоб пролетарские отряды

В свою ловушку заманить.

Как офицер он был обучен

Войны искусству и владел

Бунтарских лидеров получше

Стратегией подобных дел.

Но и над опытом довлеет

Порой решительный напор

Назло всему, что смысл имеет,

И логике наперекор.

Как крепко сжатая пружина,

Что силу долго бережёт,

Дейнега и его дружина

Свой поезд двинули вперёд.

Горохом ссыпавшись с вагонов

И быстро охраненье сняв,

Рассредоточились без споров

И криков, станцию заняв.

Действительно, лишь три солдата

Стояли на постах своих.

Где остальные «супостаты»,

Пришлось выведывать у них.

Допрос недолго продолжался,

И Прохору пришлось слегка

Придерживать своих, кто рвался

Намять солдатские бока.

Один мальчонка, Герш Завадский,