Вместо того, чтобы тихонько крутить любовь на стороне, тщательно скрывая это от жены, этот идиот, мой бывший муж, приходил домой поздно ночью, воняющий французскими духами, часами сидел, уставившись в одну точку, ночью разговаривал во сне. В общем, мой ненаглядный супруг втюрился, как последний дурак, и даже не делал никаких попыток это от меня скрыть, одним словом, совершенно обнаглел.
Не подумайте, что для меня это было полной неожиданностью, но скрытый период его любовной горячки я все-таки прошляпила, так уж все совпало, на работе нервотрепка, да еще у меня тогда болела мама.
В конце концов мой муж набрался смелости и признался мне во всем: он, видите ли, любит другую и не хочет меня обманывать, но поскольку к Лешке он очень привязан, то он еще ничего не решил и просит дать ему время подумать. И как я, по-вашему, должна была на это его заявление отреагировать? Держалась я на удивление спокойно, сцен ему не устраивала и не грозила, что немедленно выброшусь из окна, если он меня бросит.
Ну что ж, ждать так ждать, и у нас началась странная жизнь. Я готовила обеды. Обстирывала и обихаживала мужа по-прежнему, а он крутил любовь со своей лахудрой с моего, так сказать, официального согласия. Время шло, муж ничего не решал, а потом я поняла, что его-то как раз такое положение очень устраивает. Первой не выдержала, естественно, я. Квартира у нас двухкомнатная, сын в одной комнате, мы – в другой. А диван один, он приходит поздно ночью и ложится рядом, выселить его на кухню я не могла, потому что мы должны были притворяться перед Лешкой. Сами посудите, куда это годится? И однажды, когда Лешки не было дома, я вытащила из кладовки чемодан и сказала мужу:
– Знаешь, дорогой, решай прямо сейчас – либо ты там, либо ты здесь. Я так больше не могу. С Лешкой объяснишься сам.
Он сказал, что я его вынудила к этому шагу, собрал чемодан и ушел. Потом вернулся прямо с лестницы попросил прощения и чуть ли не на коленях умолял меня. Чтобы я не восстанавливала против него Лешку и разрешила с ним видеться. Да мне это и в голову не приходило! Он действительно обожал Лешку с детства, много с ним занимался, вечно ходил на все родительские собрания и праздники в детском саду. Словом, расстались мы почти по-хорошему, как интеллигентные люди, это свекровь моя так выразилась. Она в наши отношения не вмешивалась, вообще у нее свои друзья, поклонники, она вечно занята, бегает по театрам и выставкам, ей не до нас.
Это было почти два года назад, Лешка тогда заканчивал десятый класс, впереди был последний год в школе, самый ответственный. Муж по-прежнему продолжал заниматься Лешкиным воспитанием, вникал во все его учебные проблемы и довольно часто бывал у нас. Я была не против его присутствия, потому что тогда как раз устроилась работать в Витькину фирму, домой приходила не раньше девяти совершенно без сил, поэтому хорошо, что за Лешкой присматривал отец.
Лешка у нас был умненький. Еще в детстве он не играл с мальчишками во дворе, а сидел в уголке и читал книжки. В школе он был круглым отличником, а в старших классах поступил в физматшколу, и учителя все в один голос кричали, что у нашего сына какие-то необычайные способности к физике. Господи, ну кому в наше время нужен физик? Тем не менее мой ребенок решил поступать в университет. Мы с бывшим мужем устроили форменную баталию. Переругались вдрызг, он кричал, что я зарываю Лешкин талант в землю, а я – что он хочет, чтобы наш сын окончил свои дни в нищете. В конце концов последнее слово осталось за Лешкой, он собрался-таки в университет, а потом ему предложили поехать в Штаты по программе для школьников. Он сдал выпускные экзамены, поступил в университет и уехал на год в штат Джорджия. Его папочка вначале тоже был недоволен, даже высказал мне что-то про то, что я решила сплавить ребенка, потому что он мне тут мешает, но я быстро его укоротила и доказала, что Лешке там будет лучше и еще он выучит язык.
Когда из окна аэропорта я увидела Лешкин самолет в воздухе, слезы вдруг буквально хлынули из меня. Это очень странно, потому что плачу я крайне редко и только тогда, когда меня никто не видит. Борис, это моего бывшего зовут Борис, а сын – Алексей Борисыч, так вот, Борька, кажется, первый раз в жизни увидел меня зареванной, всполошился, жалостливо посмотрел, а потом предложил:
– Поедем куда-нибудь, посидим.
Но я уже взяла себя в руки, к тому же надо было на работу, поэтому я вежливо поблагодарила его и отказалась.
Это было в прошлом августе, сейчас март, Лешки нет, но почему-то мы с Борисом все равно видимся довольно часто. Лешка из принципа пишет письма только на мой адрес, поэтому Борька вечно торчит здесь. Вообще-то он очень скучает по Лешке, иногда заходит в его комнату и просто там сидит.
Тогда в августе после отъезда Лешки мне очень не понравилась жалость во взгляде моего бывшего мужа. Поэтому я, не долго думая, завела себе любовника, вернее, не то чтобы любовника, а так, сердечного приятеля. Так это немного мы повстречались, а потом как-то само собой все прошло. Борька на это время куда-то пропал, потом опять появился. Там у него с его лахудрой по-моему, не очень-то. У нее есть сын, помладше Лешки, очень избалованный. Сама Борькина новая жена очень деловая, крутая, много работает. Я ее как-то видела: одета хорошо, может произвести впечатление. Непонятно, что она могла найти в моем бывшем муже, он-то как раз не красавец, росту среднего, сам тощий. Зарабатывал он не ахти как, с ним мы перебивались, а новая жена купила ему машину, чтобы он ее на работу возил, а после отъезда Лешки устроила его в банк, он вообще-то хороший программист, соображает в этом деле. Я никогда не расспрашиваю моего бывшего мужа о его личных делах: мы официально развелись, он для меня лишь отец моего ребенка, какое мне дело до его отношений с женой и комплексов вины? У меня своих проблем хватает.
Зазвонил дверной звонок. Я поковыляла открывать. Увидев меня в халате, Борька удивился:
– Ты заболела, что ли?
– Да нет, ничего. Слушай, мне так неудобно. Я тебя с места сорвала, а письмо-то на работе осталось.
Он расстроился, но ничего не сказал, не отругал меня.
– А я уже машину на стоянку поставил, думал, посидим, чаю попьем.
Вот еще, чаем я его буду поить, пусть его жена поит и кормит!
– Извини, у меня и к чаю ничего нет, – в моем голосе чувствовалась железобетонная твердость.
– А это ничего, я тут принес, – он протянул мне пакет.
Я заглянула: сыр, ветчина, даже батон и торт шоколадно-вафельный, мой любимый, кокосовый. Ну, надо же! Пахло очень вкусно, есть хотелось зверски. И я проявила слабость – согласилась на чай.
– Ну ладно, ставь чайник, я сейчас.
Я взяла пузырек с перекисью водорода, вату, бинт и удалилась в ванную. Когда я заставила себя взглянуть на свое колено, мне стало плохо. Колготки буквально заскорузли от грязи и крови, все это засохло, стянулось и вид имело ужасный. Я вылила на вату перекись, стала промакивать, но там нужен был не аптечный пузырек, а цистерна. Терпение никогда не входило в число моих добродетелей, я дернула за колготки и, не удержавшись, застонала. Тут же раздался стук в дверь и Борькин обеспокоенный голос спросил:
– Милка, ты там жива? Что случилось? Открой!
Пришлось открыть. Борька посмотрел на мою коленку и выволок меня на кухню, где было больше света.
– И ты с этим сидела весь день? Что там у вас, аптечки нет?
Если бы он знал, что я с этим не сидела, а шлялась по холоду и грязи, по чужим дворам и подъездам, что бы он, интересно, тогда сказал? Борис усадил меня на стул посредине кухни, разорвал старое полотенце на салфетки, налил в тазик теплой воды и положил мокрую салфетку мне на колено.
– Вот, держи, долго надо сидеть, чтобы отмокло. Слушай, тебе же укол надо делать против столбняка.
– Да отстань ты! Укол еще я буду делать, йодом помажь, и все.
– Как тебя угораздило-то?
– Ну, бежала за троллейбусом и упала.
Он был такой заботливый, прямо курица-наседка. Меняя салфетку, Борька опустился передо мной на колени, так ему было удобнее.
– Ну вот, видишь, сейчас отойдет, и грязи станет меньше.
Халат мешал, тогда он расстегнул нижнюю пуговицу. Мне совершенно не хотелось сидеть перед ним в таком виде, я сделала попытку встать, но он прямо закричал на меня:
– Не дури, сиди на месте, ты что не понимаешь, инфекция попадет, будет заражение!
Я подчинилась. Он еще долго возился, промывал перекисью, потом нашел в холодильнике синтомициновую мазь, туго забинтовал мою многострадальную коленку, и, наконец, отпустил меня с миром. Потом мы пили чай. После чая я закурила сигарету, почувствовала себя значительно лучше и обрела наконец способность соображать.
Что мы имеем на сегодняшний вечер? Пропавшую Леру с деньгами. Куда же она могла деться? В троллейбусе она ехала, это факт. Вряд ли что-то с ней в троллейбусе могло случиться – пятьдесят тысяч ведь не кошелек, а довольно большой пакет, его незаметно из сумки не выкрадут. Значит, вышла она из троллейбуса, дворами не пошла, а пошла тем переулком. Там могли у нее сумку отобрать? В принципе, да, учитывая то, что я нашла в переулке застежку от Лериной сумки, она могла отлететь, когда дернули за сумку. Но где же тогда сама Лера? Скрывается, боится Витьки? Глупо. Все равно придется все ему рассказать. Решила сама смыться с деньгами? Еще более глупо. Не такие это деньги, не миллионы же долларов. Во всяком случае муж ее ведет себя странно. Я вспомнила о перчатке, которая точно валялась там под тумбочкой, когда я была в Лериной квартире в первый раз. Если допустить, что это была Лерина перчатка, а я в этом почти уверена, то, значит, Лера все-таки побывала в своей квартире, а потом куда-то делась. Во всяком случае муж ее видел и должен знать, где она. К телефону он не подходит. А если сейчас поехать туда, поговорить с ним спокойно, рассказать про деньги, припугнуть наконец, то он может дать мне какую-нибудь информацию, тогда будет что завтра рассказать Витьке. Тут я заметила, что Борис стоит в дверях кухни и внимательно на меня смотрит.