– Ой, молодец, – обрадовалась Томочка, увидев меня с туго набитыми пакетами в руках, – я только-только собралась в магазин. Сеня так ругался, увидав капусту! Просто категорично сказал: «Это есть не стану ни за какие деньги!»
Тихо посмеиваясь, Томочка принялась засовывать еду в холодильник. Я налила себе чаю и села у стола. Надо было купить те два «низкокалорийных» пирожных, мы бы с Томуськой сейчас съели их со спокойной совестью, потому что наш совокупный вес не превышает и ста кило.
– Это что? – удивилась Тамарочка, вертя перед глазами тюбик.
– Крем для бритья, – ответила я, – его не надо в холодильник класть, сейчас в ванную отнесу.
– Интересно, – протянула Томуська, – ты видела, что на нем написано?
– Где?
– Вот тут, читай.
Я вгляделась в мелкие буквы. «Крем для бритья Хорьков».
– Хорьков? – удивилась я. – Но зачем их брить? Насколько я понимаю, хорек – такое не слишком крупное животное.
– Мохнатое, – задумчиво протянула Тамарочка, – короткошерстное, но, наверное, волосы с него все равно сыплются.
– Ты о чем?
– Вроде хорьков теперь держат дома, ну как собак или кошек, – задумчиво сказала Томуся, – наверное, хозяевам не нравится собирать клоки шерсти, вот и придумали специальный крем для бритья хорьков. Намазываешь его, и вжик, вжик, готово, почти лысый домашний любимец, никаких проблем с уборкой.
Я продолжала рассматривать тюбик.
– Странно. Слово «Хорьков» написано с большой буквы.
– Правильно, – воскликнула Томочка, – это же название животного![2]
– Да?
– Точно.
– Но я приобрела это средство у кассы.
– Ну и что?
– Если этот крем для Хорька, то он должен продаваться в специализированном отделе, там, где стоят шампуни и лежат всякие прибамбасы для четвероногих.
– Верно, – согласилась Тамарочка.
– Значит, крем для людей!
– Но ведь тут четко написано: для бритья Хорьков!
Пару минут мы недоуменно рассматривали яркий цилиндрик, потом меня осенило.
– Ясно! Смотри, здесь указано: сделано на Украине.
– И что?
– Следовательно, надпись на украинском. В этом языке много смешно звучащих для русского уха слов. Вот, допустим, перукарня, это, по-твоему, что?
– Пекарня, – подумав мгновение, сказала подруга.
– А вот и нет! Парикмахерская. А зупынка?
– Стоматологическая клиника?
– Остановка трамвая или автобуса!
– Что же такое Хорек?
– Думаю, это крем для бритья подмышек.
Томуська покрутила пальцем у виска.
– Вилка! Ты того, да?
– Рассуди логично. У нас место под рукой называется подмышка. Никогда не задумывалась, при чем тут мыши?
– Не-а, – помотала головой Тамарочка.
– Я тоже, подмышка и подмышка. А украинцы небось зовут эту часть тела – хорек. Он тоже грызун. Ясно?
– В принципе, да, – осторожно ответила Томочка, – крем для бритья Хорьков, то есть подмышек?
– Точно.
– Лучше отнести его назад в магазин.
– Почему?
– Олегу не понравится пользоваться таким средством.
– Верно, – пробормотала я.
– Чек сохранился?
– Да.
– Вот и сходи быстренько, обменяй на нормальный, для людей, – посоветовала Томуся.
Глава 9
Увидав тюбик, кассирша вяло спросила:
– И чем он вам плох?
– Я хочу другое средство.
– С какой стати? Купили – и пользуйтесь.
– Оно мне не нравится!
Девушка повертела упаковку.
– Срок годности не истек. Вы его сами выбирали, нет никакого основания для обмена товара.
– На название гляньте!
– Крем для бритья Хорьков, – протянула кассирша.
– А я хочу брить лицо, – быстро сказала я.
Кассирша с огромным удивлением уставилась на меня.
– Да ну? – выпалила она. – У вас, че, борода растет?
С трудом подавив желание треснуть дурочку проволочной корзиной по носу, я процедила:
– Нет. Крем предназначается мужу. Но у него нет хорька, если имеется в виду домашнее животное. А если хорек – это подмышки, то тоже не надо.
Девушка прыснула:
– А может, Хорек – это не то и не другое!
– Что же тогда?!
– Ну… хи-хи… сами понимаете!
Вот тут я обозлилась до крайности, да у этой идиотки в голове одни скабрезные мысли.
– Позовите администратора!
– Алла Николаевна, – завопила девушка, – подьте сюда!
– Люда, – укоризненно воскликнула дама лет сорока, выныривая из-за стеллажей, – сколько раз тебе говорила, слова «подьте» в русском языке нет.
– Все меня учат и учат, – надула губки Люда, – прям за самую глупую дуру тут держат! Лучше гляньте, чем мы торгуем!
– Крем для бритья Хорьков! – изумилась Алла Николаевна. – Это кто ж такие?
Люда захихикала, я открыла было рот, но тут Алла Николаевна метнулась к стойке, составленной из проволочных корзинок, над залом полетел ее смех.
– Покупательница, идите сюда.
Я подошла к администратору.
– Вот, – веселилась Алла Николаевна, – смотрите: «Крем для бритья. Харьков». Это просто опечатка, на одной партии в название города вкралась ошибка, и получилось Хорьков.
Я стала рыться в корзинке. Действительно, на одних тюбиках стоит: Харьков, на других – Хорьков.
– Надо же! – восторгалась Алла Николаевна. – Какая вы внимательная. Целый месяц торгуем, и никто ничего не заметил.
Я выхватила упаковку с правильной надписью и ушла домой. Никто не предлагал брить грызунов, и хорек не имеет отношения к подмышкам. Не следует делать сложных выводов, как правило, необычная ситуация имеет более простое объяснение, чем это нам представляется.
Ванду я нашла сразу, едва спустилась под землю. Она восседала в кассах за одним из стеклянных окошек. Я наклонилась к тарелочке, на которую следовало класть деньги.
– Здрасти.
– На сколько поездок?! – мрачно гаркнула Малина, не поднимая глаз.
– На четыреста долларов.
Ванда сфокусировала на мне взгляд.
– А, пришла. Иди в дверь с табличкой «Вход запрещен».
Я повернула голову, увидела надпись, толкнула створку и оказалась в крохотном предбанничке, выкрашенном темно-голубой краской.
– Здесь я, – крикнула Ванда, – на кухне! Влево поверни.
Я послушно выполнила приказ и очутилась в комнатенке размером с пачку сигарет. У одной стены стоял стол с электрочайником, возле другой – две табуретки.
– Садись, – велела Ванда, – деньги принесла?
– Да.
– Покажи!
– Вот.
– Давай! – жадно воскликнула кассирша.
– Э, нет, – помотала я головой, – сначала стулья, а уж потом ассигнации.
– Стулья? – вытаращила круглые глаза Ванда.
Я вздохнула, тетка, похоже, не читает книг, она никогда не слышала про писателей Ильфа и Петрова.
– Рассказывай, что знаешь, а потом получишь «гонорар».
– Нашла дуру, – подбоченилась Ванда, – ща все выложу, а ты уйдешь, и ау!
– Я честный человек!
– Я тоже. Давай бабки! Иначе рта не раскрою, и ты ничего не узнаешь. Тебе ж правда нужна!
– А тебе деньги!
Разговор зашел в тупик.
– Ладно, – пошла на компромисс Ванда, – сто доллорешников вперед! А остальное в конце, по рукам?
Я кивнула и положила около чайника купюру. Кассирша мигом схватила ее, сунула в потертый кошелек, удовлетворенно вздохнула и завела рассказ:
– Эдька у меня третий муж. Первые два померли, допились до смерти. Во, представь, невезуха! Ну где только другие бабы нормальных находят. Вон в соседнем окне Раиска сидит, сама страшная, ноги колесом, ни груди, ни жопы, готовить не умеет, грязнуля, а муж ей попался золотой. Не пьет, не курит, каждую копеечку в дом тащит! У них и дача, и машина, и мебель! А у меня?
Я спокойно слушала Ванду. Каждый народ достоин своего вождя, а каждая жена – своего мужа. Если на вашем пути с тупым постоянством попадаются пьяницы, то, может, дело не в мужчинах, а в вас самой? Значит, вы приманиваете именно таких, нормальные мужики на вас смотреть не хотят. Вопрос: почему? Ну это не ко мне. Лучше всего спросить это у самой себя!
– И первый от «белочки» убрался, и второй, – бубнила Ванда, – осталась я одна-одинешенька, тосковала горько, совсем уж подумала, что жизнь кончена, но тут к нам на работу Эдька нанялся.
Ванда очень обрадовалась, узнав, что новый механик, призванный следить за турникетами, пропускающими пассажиров на станцию, холост. Конечно, Эдуард не был красавцем, скорей наоборот, но свободные мужчины в наше время редкость, выбирать не из кого, следует хватать то, что проплывает мимо. Да еще коллега Ванды, тоже вдова, Наташка Ломакина, стала вовсю кокетничать с Малиной. Ванда испугалась конкуренции и живо прибрала Эдика к рукам.
Поначалу жизнь их текла просто замечательно. Ванда переехала к мужу. То, что Эдик жил в коммуналке, ее не смущало. Потому как она сама имела десятиметровку в густонаселенной квартире. Свою комнатенку Ванда сдала студентке, получаемые от девушки копейки старательно прятала в кубышку. У Эдика в квартире в соседках была всего лишь одна полуглухая и слепая баба Зина, совершенно не конфликтная и не вредная. Ванду она приняла как родную, конфорки на плите не занимала, потому что крошечная пенсия не позволяла старухе готовить себе обед из трех блюд. Баба Зина в основном питалась кефиром. Наверное, из-за вынужденной диеты она практически никогда не занимала санузел, еще старуха не ворчала, не требовала вывешивать расписание с точно указанным временем мытья коридора, практически не жгла электричество и шмыгала по коридору тенью. Очень скоро Ванда стала относиться к ней как к родной и принялась угощать старуху супом. Баба Зина в благодарность сказала: