Слухач вклинился как раз тогда, когда они рассуждали, стоило ли мешать шампанское с водкой. Оба сходились на том, что не стоило. Но тут же были вынуждены признаться – им никогда не удается избежать этой ошибки.
– Я вот проснулся утром, – вспоминал один из охранников, – вижу – кто-то рядом со мной в постели. Смотрю, а вспомнить ее не могу. И даже не знаю, было у нас что-нибудь или нет.
– А она что говорит? – спрашивал второй.
– Тоже ничего не помнит.
– А я помню, – послышался короткий сухой смех, так похожий на пощелкивание ногтем по микрофону, – помню, как затащил в кровать, помню, как Людка раздевалась… Помню даже, что лег на нее. А потом как начало ее мутить… Еле слезть успел.
– А вот меня никогда не тошнит, – не без гордости признался второй охранник. – Все что угодно: вырубиться могу, под столом проснуться, а вот чтобы тошнило – не было такого.
– Вот это-то и плохо, – огорчался его приятель. – Если организм здоровый, не отравлен алкоголем, то пьянеешь после первой половины бутылки. А если больше выпьешь – обязательно тошнит. Значит, твой организм уже отравлен. Ты уже привык к алкоголю, и недолго тебе осталось занимать место на службе.
– Если бы всех, кто так пьет, выгоняли с нашей работы, – рассмеялся охранник, – некому было бы и службу нести.
Голоса стали уходить куда-то вдаль. Вновь послышались шумы.
– Опять глушилки включили, – поморщился слухач и защелкал клавишами, пытаясь внести коррекцию. – Если я привезу такой отчет, где только о девках да о водке рассказывают, то и мне недолго служить останется.
Он спустил наушники на шею и повернулся к своему напарнику. Тот не отрывал взгляда от экрана, на котором то возникали, то исчезали столбцы цифр, обрывки текста.
– Ну что, Васильевич, там у тебя? Получается?
– Да тут хренотень какая-то, – не оборачиваясь, отвечал тот, кого назвали Васильевичем.
– А тебе что, нужно знать, о чем речь идет или только снять информацию?
– Да в общем-то все равно, – пожал плечами Васильевич, – но так можно и компьютерных игр назаписывать, да еще и вирусов к ним в придачу.
Слухач отложил наушники и, ступая по немного наклонному полу, подошел к напарнику.
– Васильевич, что-то не нравится мне этот дом.
– О чем они хоть там говорят?
– Да все о том же – о бабах, о водке… А ты торчи тут и слушай, как дурак.
– А вот теперь снова на английском текст пошел, – Васильевич указал коротким, как обрубок, пальцем, на монитор. – Я, конечно, запишу, но черт его знает, что там написано!
– Давай-ка лучше перекусим, – предложил слухач, вытаскивая из портфеля газетный сверток.
На столике, освобожденном от магнитофонных лент, мужчины разложили незатейливую снедь и, поставив перед собой два пакета молока, принялись перекусывать.
– Эх, пивка бы! – мечтательно произнес слухач, прикладываясь к отрезанному углу пакета с молоком.
– И рыбки, – Васильевич скосился на экран монитора, где то возникали цифры, то вновь исчезали в сером электронном месиве.
– Давай водилу пошлем, – предложил слухач.
– Так по инструкции же не положено, – засомневался Васильевич, но по его глазам было видно: за пиво он готов пожертвовать и инструкцией.
Слухач подошел к торцовой стене и постучал в прямоугольник задвижки.
Тот отошел в сторону, блеснули глаза водителя.
– Чего вам?
Слухач запустил руку в карман и протянул водителю купюру.
– Не в службу, а в дружбу… Сбегай за пивом, да прикупи скумбрию пожирнее, – попросил он.
Водитель крякнул, что-то пробурчал, но деньги все-таки взял. Слухач, удовлетворенный собой, вернулся на место.
– Принесет, Васильевич, не беспокойся.
Теперь мужчины уже с отвращением смотрели на молоко.
Шофер аккуратно перегнул банкноту пополам, положил в нагрудный карман пиджака и вышел на улицу. Он даже не успел захлопнуть дверцу, как услышал над самым своим ухом вкрадчивый мужской голос:
– Если дернешься – продырявлю.
И тут же почувствовал, как ему под ребра уперся жесткий ствол пистолета. Шофер прекрасно знал, что такими словами обычно не бросаются.
– Не оборачивайся, не оборачивайся, – вновь послышался шепот. – Сделай шаг назад. Так… Отпусти ручку дверцы…
Чья-то рука скользнула ему за пояс и вытащила пистолет.
– Второго у меня нет, – поспешил предупредить водитель.
– Вот так-то, – снова зазвучал шепот. – А теперь, падла, подождешь сорок минут и только после этого можешь доложить своему начальству, что машину у тебя угнали.
Шофер хотел было возразить, что он не водитель фургона «Кока-Колы», а сотрудник ФСБ, но по тому, как безразлично, безо всякой ненависти, звучал голос, понял: перед ним тоже сотрудник каких-нибудь спецслужб. И посчитал за лучшее выполнить приказание.
Он, не оборачиваясь, отступил и почувствовал, как ствол пистолета медленно уходит в сторону.
– Так вот, через сорок минут, не раньше.
Единственное, что он успел увидеть, так это спину мужчины, садящегося в кабину. Автомобиль взревел мотором и рванулся вперед. Водитель еле успел отскочить, иначе его наверняка бы сшибло выступавшим за габариты фургоном.
Еще пять минут – и улица опустела.
Водитель тряхнул головой, как бы желая проверить, не сон ли это. Но нет, он стоял один на пустой улице, а машина исчезла. Он тут же отыскал глазами телефон-автомат и бросился к нему. Но лишь только трубка оказалась у него в руках, кто-то взял его за локоть.
– Тебе что сказали! – мягко прозвучал голос. – Иди себе тихонько, как раз через сорок минут и дойдешь. Скажи своему начальству, что нечего тут делать людям, чье ведомство называется тремя буквами. Ясно тебе?
Шофер вздрогнул и кивнул. А затем медленно двинулся прочь от телефона-автомата.
Слухач и его напарник даже не успели поймать пакеты с молоком.
Васильевич вообще не удержался на стуле и, упав на пол, больно ударился головой о металлическую ножку стола.
– Он что, вконец охренел? – возмутился слухач, хватаясь в трясущемся фургоне то за спинку стула, то за край стола.
Он пробрался к перегородке и попробовал открыть задвижку. Но та, казалось, намертво приросла к стенке. Тогда слухач принялся колотить кулаками в перегородку и кричать:
– Стой, дурак! Куда ты понесся?
Но гробовое .молчание было ему ответом.
– Сейчас же выходи на связь, Васильевич! – закричал слухач. – Скорее!
И не дожидаясь, пока его напарник опомнится, сам бросился к пульту связи. Не успел он пробежаться пальцами по клавиатуре, как в фургоне внезапно погас свет. Вместе с центральным плафоном погасли все индикаторы.
– Ток, ток отключили! – кричал слухач в темноту. Но что он мог сделать?
Дверь блокировалась из кабины, аппаратура оказалась обесточенной, машина неслась по московским улицам. Стучать в стену, звать на помощь? Он и сам знал – это бесполезно. Звукоизоляция в фургоне была отличной. И тогда слухач затих. Он на ощупь добрался до стула и только вслушивался в частое дыхание своего напарника, которое доносилось откуда-то снизу, с пола.
Мужчина, сидевший за рулем, наугад выбрал одну из лежащих в углублении кассет и опустил ее в магнитолу. Кабину наполнили резкие звуки музыки.
Через полчаса фургон уже мчался по шоссе. Впереди замаячила бензозаправка. Она стояла на самом повороте. Шоссе резко уходило влево.
Мужчина вышел из кабины, обошел автомобиль, откинул крышку бензобака. В горловину он опустил ветошь. Та быстро втянула в себя дизтопливо. Щелкнула зажигалка. Маленький синий огонек вскоре перекинулся на тряпку и зачадил черным дымом. После этого мужчина распахнул дверцу, снял автомобиль с ручного тормоза, и тот медленно покатился по направлению к бензозаправке. Но уже вскоре машина разогналась.
Девушка, сидевшая в стеклянной будке, даже не успела вскрикнуть, когда фургон с яркой надписью «Кока-Кола» снес подряд три колонки и замер. Но это длилось всего лишь несколько секунд. Затем бензин, хлеставший из перебитых труб, ярко вспыхнул.
Сквозь гудение огня еле-еле прорывались крики слухача и его напарника, пытавшихся в темноте вышибить дверь металлическим столом.
Мужчина смотрел на пылающую бензозаправку из-за кустов. Он дождался, когда прогремел взрыв подземного бензохранилища, и только тогда исчез среди деревьев.
* * *Ирина Быстрицкая вместе с дочерью уже успели обжиться в этом большом неуютном доме, обставленном богато и со вкусом, но все равно как-то казенно.
Вещи и мебель, к которым прикасалась Ирина, казались ей холодными. Ее утешало одно – девочка чувствовала себя здесь как дома. Она быстро освоилась в большом саду, знала все его потаенные уголки. И не раз Быстрицкой приходилось подолгу ее разыскивать. Аня любила забираться в самую чащу – туда, куда не ступала и нога садовника.
Женщина никак не могла понять, в качестве кого же она здесь находится.