– С того места, откуда я снимал, можно было зафиксировать только милицейскую машину и позы – как эти ребята лежали. Двое лицом вниз, на третьем – сплошная маска из запекшейся крови. Накрывать их не торопились и вообще держались на расстоянии. Мне приходилось иметь дело с тамошними ментами. Они не только к трупам брезгуют лишний раз приближаться, их ни за что не заставишь работать с собаками.
– Почему все-таки кассету забрали? – хмуро, не пытаясь быть любезным, спросил Комбат.
– Во-первых, аллергия на журналистов, общая для ментов всех стран и народов. Во-вторых, если это действительно российские граждане, зачем давать бывшему “старшему брату” повод для запросов?
– Какие к черту запросы? Сколько наших гниет заживо по всему свету – в тюряге или, натурально, в рабах. Моряки, летчики – перевозили черт знает что черт знает для кого.
– Помиловали ведь недавно летчиков в Индии. Если бы у нас никто не чесался…
– Бывают, конечно, исключения. Политикам тоже реклама нужна. А в девяти случаях из десяти – твои проблемы.
Хотелось узнать подробности, но в глубине души Комбат опасался выспрашивать, боясь прямо услышать о Колиной смерти.
– Наши соседи все равно стараются представить все в лучшем виде. Хотя не всегда получается. Вон, даже в отчете американского госдепа по терроризму говорится, что Азербайджан служит центром материально-технической помощи международным группам боевиков, большинство из которых связано с чеченскими делами.
– Думаешь, здесь есть связь? – помрачнел Комбат, невольно переходя на “ты”.
– Думать я могу многое. Фактов по делу раз-два и обчелся. На той же кассете ничего особенного не было. У нас, в ФСБ, справки наводить бесполезно. Операции за пределами страны всегда строго засекречены.
– А мужичок местный? Он больше ничего не вякнул интересного? Как его звали?
– Зачем вам, уважаемый? – профессионально-острый взгляд резко сфокусировался на лице Рублева.
Резонный вопрос. Хитрить и прикидываться Комбат сейчас не мог.
– Друг мой туда улетел. Недавно. Паршивое предчувствие – дай бог, чтобы я ошибся, – выдавил Рублев, сжав кулаки в прорезных карманах легкой куртки.
– Летчик?
– Да нет. Обычным пассажиром.
– Наверное, все-таки не обычным… А местный кадр ничего такого мне больше не сообщил. И нечего ему было сказать, у меня на этот счет профессиональная интуиция. А имя-фамилия… Есть такое стереотипное выражение:
"источник пожелал остаться неизвестным”.
* * *
Жена Красильникова Оля не узнала Комбата. Видела его только однажды, в день, когда надела белое подвенечное платье. Теперь бросила исподлобья короткий, недоброжелательный взгляд. После того, как гость представился, взгляд еще несколько секунд оставался прежним и только потом потеплел.
– Простите.
– Ничего страшного. Я не кинозвезда, чтобы меня признавать.
– Коли сейчас нет, – как-то странно проговорила Ольга, будто муж сидел в комнате, а она хотела это обстоятельство утаить.
Но тем не менее впустила Рублева в квартиру. Он чувствовал себя не в своей тарелке, язык не поворачивался начинать разговор. А может, все в порядке и он напрасно переживает?
Мальчишка лет десяти в кроссовках и шортах до колен на бегу поздоровался с незнакомцем и проскочил в дверь.
– Надолго чтоб не исчезал! – крикнула мать вдогонку.
Всю дорогу Комбат подыскивал осторожные слова. Спросить, когда Коля обещал вернуться? Не задерживается ли? Не передавал ли вестей? Разговор как-то не клеился.
Оля сама помогла – провела ладонью по лицу, как проводят смертельно усталые люди.
– Позавчера заходил человек. Сказал. – Комбат напрягся, опустил глаза, словно сам был в чем-то виноват.
– Вроде бы без вести Коля пропал на прошлой неделе. В Чечне. Не уточнил, где именно. Сказал предпримут все меры и тому подобное.