За это коллеги и собутыльники уступили ему сомнительную честь воспользоваться прелестями самой молодой из представительниц древнейшей профессии. Арцыбашев не ждал от нее многого, но девочка оказалась умелой, и он неожиданно для себя получил настоящее удовольствие.
Разошлись уже под утро, в третьем часу. Арцыбашев запер офис вместе с дрыхнувшим в углу Воробейчиком, которого так и не удалось растолкать, и последним спустился в вестибюль. Сонно моргающий охранник выпустил его на улицу, в душистую предутреннюю прохладу майской ночи. Арцыбашев зажег сигарету и немного постоял на крыльце, неторопливо покуривая и слегка покачиваясь от усталости и хмеля. Ночной воздух отчетливо пах молодой листвой, хот-догами и выхлопными газами, фасады зданий и тротуар были залиты мягким розовато-оранжевым светом фонарей повышенной интенсивности и лихорадочным разноцветьем реклам. Мимо проносились машины, по выложенным фигурной плиткой тротуарам, шаркая подошвами, переговариваясь и смеясь, бродили какие-то люди, и Арцыбашев снова, в который уже раз, подумал, что Москва сильно изменилась в последние годы, а главное, совершенно перестала спать. Откуда-то доносилась музыка, и даже стоявшая на противоположной стороне дороги патрульная машина казалась просто лакированной игрушкой.
Арцыбашев спустился с крыльца, стараясь ступать твердо и двигаться строго по прямой – не потому, что боялся милиции, а потому, что старался убедить себя самого в том, что не потерял способности передвигаться. Его “ягуар” стоял чуть поодаль, хищно прижавшись к бровке тротуара и сияя отраженным светом фонарей.
Евгений опустился на сиденье и позволил обтянутой натуральной кожей пенистой резине заботливо обхватить его сзади и с боков. Его неизменно забавляло это ощущение потери веса, возникавшее всякий раз, когда он садился за руль своего автомобиля.
В голове у него все-таки основательно шумело, перед глазами плыло и даже, кажется, двоилось. Вызванная алкоголем эйфория стала постепенно проходить, сменяясь сухостью во рту, легкой тошнотой и пока что вполне терпимой головной болью. “Вот именно, пока что, – с вялым неудовольствием подумал Арцыбашев. – Так это я еще пьяный. А вот что будет, когда протрезвею… Однако до дому мне в таком виде не доехать, это факт”.
Приняв решение, он запустил двигатель и включил фары. Приборная панель загорелась мягким зеленоватым светом. Трогаясь с места, Евгений ухитрился дважды заглушить мотор, слишком резко бросив сцепление, а потом едва не угодил под огромный, размером с небольшой грузовик, “шевроле "– пикап, который обогнул его, возмущенно рявкнув клаксоном. Арцыбашев вяло выматерился ему вслед, но тут же сокрушенно покивал головой: он был пьян.
Стоянка такси показалась через два квартала – именно там, где ей и положено было находиться. Евгений чуть было не проехал мимо, находясь в полудремотном состоянии, но как-то ухитрился вовремя встрепенуться, свернуть к обочине и даже довольно ловко пристроиться в хвост последней в очереди машине, почти ничего не разбив, если не считать передней фары своего “ягуара” и заднего фонаря таксопарковской “Волги”.
Таксист, разумеется, немедленно выскочил из машины и устремился к виновнику происшествия, изливая свое огорчение в потоках бессвязной брани. Спустя мгновение Евгений, резко тряхнув головой, вернулся к реальности и с удивлением обнаружил, что, оказывается, успел задремать и даже просмотреть коротенький сон про таксиста, который на самом деле даже не думал бегать и браниться, а только-только начал выбираться из своей машины.