— Конечно, — несколько удивленным тоном произнес голос.
— Вы дух, не так ли?
— Я существо в астральной плоскости, — чопорным тоном ответил голос.
— Таких существ, насколько я знаю, и называют духами.
— Понятия не имею, как и кого называют. Слышал много разных названий из ваших уст. Разве это доказательство?
Смешок прокатился по залу. Гимбел ударил молотком по скамье.
— Свидетель, — сказал он, — ограничится ответами на вопросы.
— Можете говорить что угодно, — взревел Уилсон, — но вы не станете отрицать тот факт, что являетесь всего лишь духом человека, умершего насильственной смертью?
— Могу лишь повторить, — ответил голос над каплями крови, — что я существо в астральной плоскости и не имею понятия о том, был ли когда-либо человеком.
Выведенный из себя адвокат повернулся к судье.
— Ваша честь, — сказал он, — я настаиваю на том, чтобы вы приказали свидетелю прекратить игру в словесные прятки. Совершенно очевидно, что свидетель является призраком и, следовательно, останками человеческого существа, в силу самого факта. Косвенные улики достаточно неоспоримо свидетельствуют о том, что он дух убитого в одна тысяча восемьсот пятидесятом году Хэнка Дженкинса. Но это несущественно. Существенно то, что он призрак умершего человека и, следовательно, не правомочен выступать в качестве свидетеля! Я требую, чтобы его показания были исключены из протокола заседания.
Ему мгновенно возразил Тернбулл:
— Может ли защитник ответчика объявить, кто дал ему право называть моего клиента духом, несмотря на неоднократные заявления подзащитного о том, что он является существом в астральной плоскости? Каково юридическое определение духа?
Судья Гимбел улыбнулся.
— Адвокат ответчика может продолжить перекрестный допрос, — сказал он.
Лицо Уилсона побагровело. Он вытер пот со лба огромным платком и испепеляющим взглядом посмотрел на падающие, шипящие капли крови.
— Ответьте, — сказал он, — кем бы вы ни являлись. Вы способны проходить сквозь стены?
— Да, конечно. — В голосе из ниоткуда появились удивленные нотки. — Но это не так просто, как кажется некоторым людям. Требуется приложить достаточно много усилий.
— Не имеет значения. Способны или нет?
— Способен.
— Ваши передвижения можно ограничить физическими средствами. Наручники, например, ограничат вашу свободу? Или веревки, цепи, тюремные стены, герметично закрытый стальной сундук?
Дженкинс не успел ответить. В разговор, почуяв опасность, поспешно вмешался Тернбулл.
— Протестую против подобной темы вопросов. Она не имеет к делу ни малейшего отношения.
— Напротив, — громко завопил Уилсон, — имеет непосредственное отношение к правомочности так называемого Генри Дженкинса выступать в качестве свидетеля! Я требую, чтобы свидетель ответил на вопрос.
— Протест отклонен, — сказал судья Гимбел. — Свидетель ответит на вопрос.
— Я отвечу на вопрос, — несколько надменно произнес голос над стулом. — Физические препятствия в целом не имеют для меня никакого значения.
Адвокат защитника выпрямился во весь рост с победоносным видом.
— Очень хорошо, — сказал он довольным тоном. — Очень хорошо. — Он повернулся к судье и заговорил быстро и резко: — Ваша честь, я заявляю, что так называемый Генри Дженкинс не обладает правовым статусом выступать свидетелем в суде. Совершенно очевидно, что нет никакого смысла в понимании сущности присяги, если в случае его нарушения не последует наказание. Заявления лица, которое может лжесвидетельствовать, не опасаясь наказания, не имеют юридической силы. Я настаиваю на том, чтобы они были удалены из протокола!
Тернбулл в два шага подлетел к судье.
— Ваша честь, я предвидел такой ход развития событий, — быстро произнес он. — По самому характеру дела совершенно очевидно, что мой подзащитный может быть достаточно легко ограничен в свободе перемещений — заклинаниями, пентаграммами, талисманами, амулетами, запретными кругами — список можно продолжить. В моем распоряжении есть, и я готов передать его судебному приставу, список ограничения свободы перемещения астрального существа на период от нескольких секунд до вечности. Более того, перед началом процесса я подписал поручительство на сумму пять тысяч долларов, которых готов лишиться, если мой подзащитный будет заключен под стражу и совершит побег, если его признают виновным в совершении неправомочных действий.
С лица Гимбела постепенно исчезло выражение изумления. Он кивнул.
— Суд удовлетворен заявлением защитника истца, — объявил он. — Не вижу никаких оснований для сомнений в том, что истец может понести наказание за ложные показания, таким образом, ходатайство защитника ответчика отклоняется.
Уилсон только пожал плечами, хотя, судя по выражению липа, готов был взорваться.
— Хорошо, — сказал он. — У меня все.
— Мистер Дженкинс, можете покинуть зал, — сказал Гимбел и проводил завороженным взглядом возникший над стулом, затем медленно проплывший по залу к двери истекающий кровью столб дыма.
Тернбулл снова подошел к судье.
— Мне хотелось бы представить в качестве доказательства данные записи, дневник покойного Зебулона Харли. Прошлой осенью дневник был подарен моему подзащитному самим Харли. Хочу обратить особое внимание на запись от шестого апреля одна тысяча девятьсот семнадцатого года, в которой он упоминает о вступлении Соединенных Штатов в Первую мировую войну, а также приводит результаты одиннадцати поединков в безик с лицом, названным «Стариной Хэнком». Если суд позволит, я оглашу запись от этого числа, а также некоторые другие, сделанные в течение следующих четырех лет. Прошу обратить внимание на упоминание лица, называемого «Дженкинсом», «Хэнком Дженкинсом», а в одном месте, что особенно важно, «Стариком-невидимкой».
Уилсон медленно закипал, пока его противник, не торопясь, читал записки Харли. Лицо его оставалось сердитым, но он терпеливо слушал и вскочил на ноги, лишь дождавшись конца.
— Мне хотелось бы знать, — сказал он, — имеются ли в распоряжении адвоката истца дневники, относящиеся к периоду после двадцатого года.
Тернбулл покачал головой.
— Очевидно, Харли вел дневник только в течение этих четырех лет.
— В таком случае я настаиваю на том, чтобы суд отказался признать данный дневник доказательством по двум пунктам, — заявил Уилсон. Он поднял два пальца, чтобы отсчитать пункты. — Во-первых, представленные доказательства не являются обоснованными. Несколько неопределенных и не выдерживающих никакой критики упоминаний Дженкинса, в которых он не называется тем, кем является на самом деле, а именно духом, астральным существом или кем-либо подобным. Во-вторых, доказательства, даже если не учитывать первый пункт, относятся только ко времени до одна тысяча девятьсот двадцать первого года. Рассматриваемое же дело относится к предполагаемому проживанию в Харли-холле так называемого Дженкинса в течение последних двадцати лет, то есть с двадцать первого года. Таким образом, доказательства, что совершенно очевидно, не относятся к рассматриваемому делу.
Гимбел посмотрел на Тернбулла, но тот лишь улыбнулся.
— Упоминание «Старика-невидимки» вряд ли можно считать неопределенным, — сказал он — Оно является четким определением астральной природы моего клиента. Более того, доказательство дружбы моего клиента с покойным мистером Зебулоном Харли до одна тысяча девятьсот двадцать первого года неоспоримо относится к рассматриваемому делу, так как такая дружба, коли она возникла, естественно считается продолжавшейся в течение неопределенного времени. Если, конечно, защита не представит доказательство обратного.
— Дневник приобщается к делу в качестве доказательства, — объявил судья Гимбел.
— Мне нечего добавить, — сказал Тернбулл.
Зрители оживленное переговаривались, пока судья просматривал дневник и передавал его секретарю, чтобы тот зарегистрировал и приобщил к делу.
— Сторона ответчика может продолжить, — сказал Гимбел.
Уилсон встал.
— Рассел Джозеф Харли, — сказал он секретарю.
Но молодой Харли заупрямился.
— Нет, — сказал он, показывая на место свидетеля. — Там все заляпано кровью! Полагаете, я сяду прямо в эту лужу?
Судья Гимбел наклонился, чтобы посмотреть на стул. Капли крови, вытекавшие из привидения, которое только что выступало свидетелем, оставили свои следы. Вся передняя часть стула стала грязно-коричневой. Гимбел вдруг поймал себя на мысли о том, как призраку удавалось постоянно возобновлять запасы жидкости, но так ничего и не придумал.
— Я вас понимаю, — сказал он. — Впрочем, дело идет к вечеру. Секретарь заменит стул свидетеля. Тем временем я объявляю перерыв до десяти часов утра следующего дня.