– Вы утверждаете, что я ограбил вас вчера вечером?
– На Мейфилдской дороге меня остановил высокий, крупный тип в машине. Он сунул револьвер мне в физиономию и отобрал бумажник и часы. Сэр Генри, это были вы.
Судья улыбнулся.
– Разве у нас тут нет других высоких, крупных людей? Разве только у меня есть автомобиль?
– Уж не думаете ли вы, что я не в состоянии отличить «роллс-ройс» от машины других марок? Это я, проведший полжизни в машине, а полжизни – под ней?! У кого, кроме вас, есть тут «роллс-ройс»?
– Мой дорогой Баркер, а вы не думаете, что подобный современный бандит, как вы его охарактеризовали, скорее всего, будет оперировать где-нибудь за пределами своего района? А сколько «роллс-ройсов» можно увидеть на юге Англии?
– Неубедительно, сэр Генри, неубедительно! Я даже узнал ваш голос, хотя вы и пытались его изменить. Однако довольно! Зачем вы это сделали? Вот чего я никак не могу понять. Ограбить меня, одного из своих ближайших друзей, человека, который помогал вам, как мог, во время выборов, ради каких-то дешевых часов и нескольких шиллингов… Нет, это просто невероятно!
– Просто невероятно, – повторил судья, улыбаясь.
– А потом еще эти бедняжки-актрисы, которые вынуждены сами зарабатывать себе на жизнь. Я ехал вслед за вами. Это же отвратительно! Другое дело с этой акулой из Сити. Если уж промышлять грабежом, то грабить подобных типов – дело справедливое. Но своего друга и этих девушек… Ну, знаете, просто не могу этому поверить.
– Тогда почему же верите?
– Да потому, что это так.
– Просто вы убедили себя в этом. Но чтобы убедить других, у вас нет никаких доказательств.
– Я готов под присягой показать против вас в полицейском суде. Когда вы рвали электропроводку в моей машине – какая возмутительная наглость! – я увидел выбившуюся из-под вашей маски вот эту седую прядь. Она-то и выдала вас.
При этих словах внимательный наблюдатель заметил бы на лице баронета чуть заметный признак волнения.
– У вас, оказывается, довольно живое воображение, – заметил он.
Гость покраснел от гнева.
– Взгляните сюда, Хейлуорти, – сказал он, открывая руку и показывая небольшой, с неровными краями треугольник черной материи. – Видите? Это валялось на дороге около машины молодых женщин. Вы, должно быть, вырвали кусок, когда выскакивали из автомобиля. Пошлите-ка за своим черным пальто, в котором вы обычно сидите за рулем. Если вы не позвоните сию же минуту прислуге, я позвоню сам и добьюсь, чтобы его принесли. Я намерен разобраться в этом деле до конца, и не стройте на сей счет никаких иллюзий.
Ответ баронета оказался неожиданным. Он встал, прошел мимо кресла Баркера к двери, запер ее на ключ, а ключ положил в карман.
– Вам-таки придется разобраться до конца, – сказал он. – Пока вы будете разбираться, я закрываю дверь на замок. А теперь, Баркер, поговорим откровенно, как мужчина с мужчиной, причем от вас зависит, чтобы наш разговор не закончился трагедией.
С этими словами он приоткрыл один из ящиков письменного стола. Его гость сердито нахмурился.
– Угрозы вам не помогут, Хейлуорти. Я выполню свой долг, вам не удастся меня запугать.
– Я и не собираюсь вас запугивать. Говоря о трагедии, я имел в виду не вас. Я хотел сказать, что нельзя допустить огласки этой истории. Родных у меня нет, но существует фамильная честь, и с этим невозможно не считаться.
– Слишком поздно об этом думать.
– Не совсем так. А теперь мне нужно многое рассказать вам. Прежде всего вы правы – это я вчера вечером остановил вас на Мейфилдской дороге.
– Но почему…
– Подождите. Я сам все расскажу. Вот взгляните. – Сэр Генри открыл ящик стола и вынул из него два небольших свертка. – Сегодня вечером я собирался отправить их по почте из Лондона.