Моему удивлению не было предела, я конечно знал, что Симонов намертво прицепился к нашей бригаде, но чтобы во так запросто по окопам в сопровождении Ильича. Нет, сам товарищ бригадный комиссар в первой линии бывал постоянно, и не только в минуты затишья. Личной храбрости, боевого духа, и способности сказать бойцам "делай как я", у этого человека не отнимешь. Хотя, и Симонов в Белоруссии в окружении был, выходил в боевой поход на подлодке. Скажу ему, может поймет?
- Товарищ военный корреспондент, - я махнул рукой в направлении нейтральной полосы, - вон там, в степи, лежат немцы. Еще утром они жрали, гадили, считали себя расой господ, а свои трудности временными. Теперь они лежат в снегу и им больше ничего не надо. Они уже получили свои полтора квадратных метра украинского чернозема, и им его вполне достаточно. Чуть дальше окопались их "кригскамерады". Они пока живы, пьют шнапс и жрут консервы, но это ненадолго, вы поверьте. Завтра мы успокоим и этих. Они, товарищ Симонов, не защищают свою Родину, своих матерей и невест. Они пришли сюда грабить, грабить, и еще раз грабить. Грабеж - вот высшая форма существования арийского организма...
Опустив глаза я увидел, что присевший на дно траншеи Симонов, зажал между плечом и щекой маленький фонарик и что-то яростно строчит карандашом в блокноте, - Пгодолжайте товарищ Кукушкин, пгодолжайте, - промычал он, поднимая на меня глаза...
И тут на меня буквально навалился Брежнев, пытаясь раздавить в объятьях, правда целоваться не стал, видно ему уже объяснили, как это воспринимается в наше время, - Как сказал, сержант! - Прямо припечатал! -Грабеж - высшая форма существования арийского организма... - В гранит, в бронзу, в мрамор!
Эх, с мысли с сбил, товарищ Брежнев, тайный гомосек ты наш. Да и Симонов видно понял, что продолжения не будет. Хотя... Нет, не надо. Или надо?
- Товарищ Симонов, послушайте... - я напряг память, как-никак он один из моих любимых поэтов.
- Замечательно! - всплеснул руками Симонов, - кто написал такие замечательные стихи?
Я посмотрел на Брежнева, тот утвердительно кивнул.
- Вы, товарищ Симонов, вы и написали! - ответил я, отвернувшись, чтобы не видеть его ошарашенной физиономии.
Из-за поворота траншеи, чуть не сбив Брежнева с ног, выскочил командир первого отделения моего взвода, сержант Алешин. Наверное, что-то случилось?! Я-то посылал его к комбату с донесением и заявкой на патроны. А он обратно несется так, будто за ним гонится сам Гитлер с Герингом впридачу.
Даже не переведя дух, Алешин, торопливо козырнул Ильичу, - Товарищ бригадкомиссар, разрешите обратиться к товарищу взводному?
Дождавшись утвердительного кивка, Леха выпалил на одном дыхании, - Птиц, то есть товарищ старший сержант, тебя там комбат на НП зовет. - Срочно! - он оглянулся и видя что Брежнев с задумчивым Симоновым пошли дальше по траншее, яростно зашептал мне прямо на ухо. - Слышь Игорех, я не я буду, если папа что-то там не задумал. Ночью немцам, кажется, будет концерт...
- Так, я осмотрелся по сторонам, - Лех, остаешься за старшего. В первую очередь набивайте ленты сколько хватит патронов. Если ты прав, они нам понадобятся.
- Немкам тоже? - шепотом переспросил Алешин.
- Им в первую очередь, - ответил я, - если будет вылазка, то "Утес" с собой тяжеловато тащить будет, а вот МГ-шки в самый раз... - хлопнув старого друга по плечу, я почти бегом направился в сторону НП.
22 января 1942 года. Ночь, 03:35. г. Сталино, штаб 1-й танковой армии вермахта
- Господа, положение просто катастрофическое, - генерал-полковник Эвальд фон Клейст обвел собравшихся тяжелым взглядом, - Господа генералы, должен сообщить вам пренеприятнейшее известие. Только что получено донесение разведки, о том, что конно-механизированный корпус Буденного с ходу взял Синельниково, и движется к Запорожью. Впрочем, обстановка наверняка уже снова изменилась, и не в нашу пользу. Синельниково было захвачено почти двенадцать часов назад, а известие об этом получено только сейчас. Русские научились создавать весьма эффективные помехи радиосвязи.
Но, господа генералы, это лирика. А суровая реальность заключается в том, что в результате решительных и дерзких ударов большевиков, мы оказались окончательно отрезаны от 6-й полевой армии генерал-полковника Паулюса. Кроме того, полностью разгромлена 17-я полевая армия, генерал Гот пропал без вести. Оставим пока в стороне вопрос, а как такое могло произойти? Хотя, хотелось бы послушать мнение наших многоуважаемых коллег из абвера... Я спрашиваю, как так могло получиться, что рейд большевистской механизированной группы оказался для нас абсолютно внезапным? Про накопление сил красных в районе Изюма и Славянска мы знали, и ждали удара именно оттуда. Как могло получиться так, что сводная кампфгруппа генерал-полковника Гудериана оказалась полностью уничтоженной? - стек фон Клейста указала на начальника разведки 1-й танковой армии, - Молчите, герр Лозе?! - Ну, молчите дальше!
Полковник абвера вскочил, и вытянулся в струнку, - Герр генерал, нашей службе удалось узнать, что сводная механизированная группа полковника Бережного впервые начала действовать 4 января на Евпаторийском плацдарме. Сведения крайне отрывочные... После успеха у Евпатории большевики берегут тайну этой группы, как зеницу ока. Тем более, что абверкоманда 11-й армии погибла полностью...
- Хватит! - зло выкрикнул Клейст, развернувшись в сторону группы танкистов, - Оберст-лейтенант Клозе лично побывал на том месте, где русские уничтожили кампфгруппу Гудериана. Расскажите этим господам - что вы видели!
- Это страшно, господин генерал-полковник. Судя по расположению сгоревшей техники, наши танки только начали развертывание из походной колонны. Русские расстреляли их из чего-то калибром в десять - двенадцать сантиметров и пошли дальше. Ни одного сожженного русского танка, хотя мои люди нашли следы того, что некоторым из них пришлось ремонтировать перебитые гусеницы. Следы, господа, следы могут рассказать вам многое, даже если земля промерзла, и звенит как камень. У этого Бережного не так много техники, но он мастерски ее использует. Мы думаем, что это человек из эмигрантов, офицер старой школы, может даже наполовину или полностью немец. В его бригаде царит жесткий порядок, столь нехарактерный для военных частей большевиков. Только истинный ариец мог спланировать и провести такую операцию.
- И об этом вам тоже рассказали следы, - скептически заметил командующий 14- моторизованным корпусом, генерал от инфантерии Густав фон Вительсхайм.
- Именно следы, герр генерал, я не зря командовал когда-то разведбатальоном 1-й танковой дивизии. - Иначе, как объяснить, что многоопытнейший генерал Гудериан попался в его ловушку? Пока он разворачивал свои "ролики" против головного отряда большевиков, две большие группы танков обошли его основные силы по целине, и ударили по неприкрытой колонне с мотопехотой и артиллерией.
Стреляли с расстояния почти в полтора километра. Именно там мы нашли гильзы калибром десять и три сантиметров, неизвестного доселе образца. Вы знаете, что делает с "двойкой" десятисантиметровый фугас? - Разрывает на куски, герр генерал! У наших артиллеристов и панцергренадер не было ни одного шанса.
И еще, господа, обратите внимание, шестнадцатого утром его группа прорывает оборону нашей 100-й легкопехотной дивизии на Перекопе, и начинает движение в сторону Каховки. В полдень она ведет бой с выступившей ей навстречу кампфгруппой Гудериана, и полностью ее уничтожает. К вечеру шестнадцатого мы теряем связь с Каховкой... Теперь там сводный большевистский полк из бывших пленных, которых этот Бережной вооружил нашим же оружием. Врачи в наших полевых лазаретах вытаскивают из тел немецких солдат пули нашего же немецкого образца. А уже в ночь с девятнадцатого на двадцатое они громят тылы и штабы 17-й армии и выходят к Изюму. Такой марш по нашим тылам, в метель, за четыре дня, - это просто невероятно!