Я аккуратно съехала с шоссе и осторожно повела машину по колее и ухабам, не спуская глаз с того, что творилось неподалеку.
В клубах пыли, завывая мощными моторами, взад и вперед носились мотоциклы. Разогнавшись, они подскакивали к штакетнику и тормозили в последний момент, когда казалось, что забору уже не уцелеть, гарцевали на задних колесах, крутились волчком, разбрасывая в стороны камни и землю с клочьями травы. Просто вызывающим их поведение назвать было нельзя. Оно было гротескно-вызывающим.
Устраивать пожар после такого балета, на который, без сомнений, сейчас любовалась вся округа? Не идиоты же они!
Ох, не думаю, что сумею заинтересовать их, возбужденных выступлением, своим разговором.
Один из «ковбоев», заметив мою машину, бесцеремонно приближающуюся к месту действия, отделился от остальных и взял старт мне навстречу. Повторился только что виденный мной номер, только роль штакетника сыграла моя «девятка». Уверенная, что он сейчас врежется, я ударила по тормозам! Сердце ушло в пятки. Но он показал высший класс — только земли накидал на капот колесами.
Предупреждение показалось более чем красноречивым, и двигаться дальше я не решилась. Зачем лезть к буйнопомешанным с церемониями.
Госпожа Лозовая безжалостно бросила своего никелированного «коня» на землю, перешагнула через него и, подойдя к калитке, ударила в нее кулаком.
Сквозь пыль, еще висящую в неподвижном воздухе, виделось мне довольно смутно.
Женщина тряхнула распущенными волосами, ударила еще раз и, ожесточась, заколотила в некрашеные доски, как по барабану. Костюм из черной тонкой кожи, плотно облегавший ее статную фигуру, заходил на спине волнами от играющих мышц.
Такое мне было знакомо. Я почти кожей почувствовала ее ярость.
Ребята безобразничали и буянили изо всех сил, но делали это на удивление корректно. Никто из них не предпринял попытки что-нибудь разбить или сломать. Хотя окна все сплошь ставнями закрыты. Хорошо, что в этот раз возле дома не было машины Ивана, а то, боюсь, соблазн поколотить хотя бы фары для наездников оказался бы слишком велик.
Екатерина в последний раз грохнула в калитку каблуком миниатюрного армейского ботинка и, грозя кулаком, крикнула что-то в сторону окон. Плюнув в сердцах себе под ноги, она сникла, будто выпустила весь пар. Низко опустив голову, она пошла к мотоциклу. Никто из ее компании и попытки не сделал помочь ей поднять лежащий на боку тяжелый агрегат, но помощи она и не ожидала. Да и не нужна она ей была! Нагнувшись и крепко ухватившись за руль, Лозовая одним коротким движением поставила мотоцикл на колеса. Трое остальных тут же закружились вокруг нее быстрой каруселью. Екатерина перекинула ногу и, оказавшись в седле, мотнула головой с такой силой, что волосы хлестнули ее по лицу. Неожиданно ее лицо осветила улыбка, и она лихо рванула с места.
Эта женщина мне определенно нравилась! Обидно, если придется в ней разочароваться.
Мало обращая внимания на рытвины и ухабы, Екатерина быстро покатила вперед. Друзья значительно ее опередили, пронесясь мимо меня с грозным рычанием.
Одной рукой лихорадочно опуская стекло, другой я судорожно надавила на сигнал. Когда она почти поравнялась с машиной, я крикнула в окошко изо всех сил:
— Лозовая!
Так меня остановил Аладушкин.
Рокерша пролетела мимо и затормозила настолько резко, что «Хонду» развернуло поперек дороги.
— Екатерина! — еще раз крикнула я, вылезая из машины.
Она вгляделась в меня, сдвинув брови, не узнала (откуда же!), и, сочтя дальнейшую задержку нецелесообразной, «дала коню шпоры» и умчалась, оставив после себя клубы пыли.
Ну нет, на этот раз планы изменению не подлежат! Тем более что причин для их изменения я не нахожу.
Для разворота машины по этой чертовой грунтовке потребовалось время, хоть и действовала я с лихорадочной поспешностью, и, когда выбралась на шоссе, от рокеров осталось лишь яркое воспоминание.
Моя «девятка» — машина резвая, но какой автомобиль может сравниться по скорости с хорошим мотоциклом на хорошей дороге, особенно если оседлан он хорошим наездником, не боящимся выкручивать до предела рукоятку газа.
Быстро переключая передачи, я разогнала машину до свиста рассекаемого воздуха, до ровного гула колес, до отстающего, сместившегося назад рева двигателя. Однокадровым миражем мелькнула мимо полянка, на которой я благодушествовала в шезлонге. Деревья по обочинам слились в единую ленту с неразличимыми подробностями. Это была полуезда-полуполет, только потряхивало на плавных неровностях и тогда, несмотря на злой азарт погони, замирало сердце, как в детстве на больших качелях. Встречные машины жались в сторону — от греха подальше. Попутных, к счастью, пока не попадалось.
Неприятно заскрежетали тормоза — дорога изогнулась широкой дугой, и начался пологий подъем, разогнаться на котором до прежнего темпа оказалось непросто. Что дальше? Летное поле аэропорта, спуск к Волге — и все, приехали. Неужели они успели где-нибудь свернуть?
Когда я миновала еще один поворот, в который, не желая слишком сбрасывать с натугой набранную скорость, вписалась не без труда, мимо меня промелькнула никуда не спешащая никелированная «Хонда». Бить ногой по тормозам не имело смысла, и остановилась я плавно.
Остановилась и Екатерина, не доехав до меня с десяток метров. Как кстати, что рядом нет ее дружков!
Не захлопывая дверцы — а вдруг вздумается ей продолжить гонку, — я подошла к ней почти вплотную. Она — в черной коже, я — в белом шелке, здорово!
— Кто ты такая? — негромко спросила она хрипловатым голосом, оперевшись локтями о высокий штурвал.
Примерно сутки назад этот вопрос задал мне Кирилл Семиродов. Ему я не ответила…
— Иванова.
— Петрова, Сидорова… — иронично продолжила она, покачав опущенной головой, а когда подняла ее, я поразилась ее глазам — светлым и колючим, как иглы. — И чего тебе надо, Иванова?
С такой, как она, надо держаться собранно и твердо, а то вмиг сомнет и растопчет. Впервые встречаю даму моих лет — нет, даже моложе — и с таким характером.
— Не торопись, Екатерина, — я упрямо не отводила от нее взгляда. — Не уезжай. Давай с тобой поговорим.
— О чем? — Вопрос задан осторожно, почти вкрадчиво.
Тут не увильнешь, раскусит сразу — и поминай как звали.
— О Семиродовых.
— Давай.
Она достала сигареты, щелкнула зажигалкой и прищурилась от дыма. Жаль, мои в машине остались.
— Я тебе не враг. И им — тоже, — начала я, но она молчала. — В чем причина ваших разногласий?
— А мы имеешь право задавать мне вопросы? — В ее тоне чувствовалась нескрываемая неприязнь.
У меня зачесались пальцы, так мне захотелось снять косынку, чтобы продемонстрировать ей свои раны и рассказать обо всем. Нет, нельзя. В этом случае я окажусь просительницей, которой можно отказать. А коли можно — откажут непременно. У нее на лице явно написано, что это не мое дело.
— Я имею это право, потому что могу повлиять на исход событий.
— Вот как. Значит, Кирилл решил обратиться за поддержкой? И в чем же ты успела разобраться?
— Не время пока делать выводы. Скажу одно — дом твоего деда может сгореть.
Сдержалась она с трудом, я это видела. Только зубы стиснула, выпуская дым из ноздрей.
— Ты думаешь, что после этого я останусь ни с чем?
— Нет. Не останешься. Если всерьез надеешься заполучить капли…
Видели бы вы, как она вскинулась! Даже сигарета вылетела из ее губ и, осыпав пеплом грудь, шлепнулась на асфальт.
— Вы и о них знаете?! Я убью Кирилла! Убью его, пса!
Она не кричала, это было похоже на стон, и последние слова я едва разобрала сквозь грохот мотора.
Задерживать ее, взбешенную и испуганную, не было смысла, и я едва успела посторониться, еле увернувшись от взявшей старт «Хонды».
Оставалось только смотреть ей вслед, наблюдать, как, удаляясь, уменьшается и теряет с расстоянием четкость очертаний ее фигурка с развевающимися по ветру волосами. Нравится мне Лозовая, очень нравится! В чем-то мы с ней похожи.
Назад я ехала под впечатлением нашей встречи. Вспоминала и обдумывала каждое слово, даже не умом, а скорее интуицией пыталась понять ускользающий смысл ее ответов. Получалось следующее: почему я имею право задавать ей вопросы? Потому что могу влиять на события. Пустое хвастовство обернулось для меня немалой удачей, потому что подсказала Екатерине, как следует обращаться со стариком Семиродовым.
Если я могу влиять на события — надо же, какое могучее я существо, — значит, Кирилл рискнул обратиться за поддержкой. Рискнул. К кому? Понятно. Не в милицию же, с его-то уголовным прошлым. А меня Лозовая приняла за представительницу тех людей, к которым обратился за поддержкой Семиродов. Это статус! Как сказалось в ней общение с дедом! Отсюда легко объяснимо мое желание потолковать с Екатериной. Разговора не получилось, значит, она будет ждать еще одной нашей встречи.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...