– Хочу еще пять лет на кон поставить – против пяти твоих резанок. Позволишь ли?
Странник усмехнулся и кивнул:
– Позволю. Сколько хочешь, столько и ставь. Я резанками поддержу.
– Тогда ставлю сразу двадцать.
Странник невозмутимо отсчитал двадцать резанок. Купец с жадностью посмотрел на кучу серебра.
– Слышь, странник, а ведь у меня еще десять лет осталось, верно?
– Верно.
– Ну, так я и их на кон поставлю.
– Видать, хорошие брусочки у тебя на руках, купец, коли хочешь поставить все, что есть. Что ж, мешать и перечить твоему счастью не буду. Принимаю твою ставку.
На всех брусочках у купца было по четыре дырочки.
Странник прищурил глаза и стал выкладывать на стол свои брусочки – один за другим. На первом была одна дырочка. На втором – две. На третьем – три.
На секунду замешкавшись, странник выложил на стол четвертый брусочек, и на нем было четыре дырочки.
Булгарин вздохнул и отер рукою потный лоб.
– Проиграл я тебе тридцать лет жизни, странник, – с напускной горечью проговорил он. – Плохо, но ничего не поделаешь. Видать, такая у меня судьба. Ладно, пойду вздремну.
Он поднялся из-за стола, повернулся и двинулся прочь. «Дешево я отделался, – думал купец, шагая к выходу из кружала. – Ой дешево».
На душе у него, однако, было нехорошо. Странник оказался везуч, но слаб умом. И теперь купца немного мучила совесть: ведь играл он со странником на просто так, а тот в ответ ставил настоящие деньги.
«Ладно, чего уж теперь казниться. Все равно ведь не выиграл».
Булгарин вышел на улицу, посмотрел на звездное небо и вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, пронизанный запахами мерзлой земли и сухих листьев.
За спиной у него скрипнула дверь.
– Эй, купец, – раздался негромкий голос странника.
– А, это ты, странник. Чего тебе?
– Да вот, хочу забрать свой выигрыш. Не возражаешь?
Купец улыбнулся.
– Ничуть. Что проиграно, то проиграно.
Странник шагнул к купцу, улыбнулся и вдруг схватил его за плечи и резко притянул к себе. Губы странника впились в губы булгарина крепким поцелуем.
«Что ж ты творишь, собака!» – хотел крикнуть купец, но не успел. Ноги его подкосились, грудь сдавило, дыхание сперло, и он рухнул к ногам странника семидесятилетним, морщинистым, седым как лунь старцем.
А странник вытер рукавом кафтана рот, подставил лицо лунному свету и улыбнулся. На лице его, разгладившемся и словно бы засветившемся, застыло выражение крайнего наслаждения, сутуловатые плечи расправились.
За спиной у странника скрипнули двери. Кто-то протопал сапогами мимо. Странник опустил взгляд и увидел, что двое купцов – желтоусый и одноглазый – схватили седого булгарина под руки и оттащили его к кружалу.
– Что ж это… – с ужасом проговорил один. – Совсем сед… И морщины… Брат, да что с тобой?
Дверь снова скрипнула, и на улицу вышел верзила целовальник. Посмотрел на купцов, потом перевел взгляд на странника и сказал:
– Вот оно что. Значит, ты и есть тот темный выродок, который выпивает из людей силу и жизнь.
– Он состарил нашего товарища! – крикнул одноглазый купец.
– Не дай ему уйти! – рявкнул желтоусый.
Целовальник, крепкий, могучий, широкоплечий, холодно улыбнулся и вынул из-за пояса кинжал.
– Давно я хотел с тобой встретиться, темный выродок, – процедил он сквозь зубы и медленно двинулся вперед.
– Зря ты это задумал, – тихо отозвался странник, глядя на приближающегося здоровяка холодными, мерцающими, как мерцает на железе снежная изморось, глазами. – Я всего лишь получил свой выигрыш.
Целовальник улыбнулся и кивнул, словно принял слова странника к сведению, а потом вдруг стер улыбку с губ и ринулся вперед. Однако пробежать верзила успел всего два шага. Странник вскинул правую руку и быстро наставил ее ладонью на целовальника. В тот же миг бугай остановился, словно наткнулся на невидимую стену, и изумленно уставился на странника. На мгновение купцам показалось, будто с ладони странника слетели прозрачные, как слюда, нити и мигом оплели могучее тело здоровяка.
А в следующее мгновенье видение прозрачных нитей исчезло, но тулово целовальника затряслось и заходило ходуном, будто в припадке падучей. А потом вдруг стало сдуваться, как бурдюк, из которого выливают вино.
Глаза бугая ввалились в череп, щеки вжались, он постоял еще пару мгновений, а затем повалился на землю и затих. Странник устремил взгляд на перепуганных купцов.
– Ну? – угрюмо спросил он. – Кто-нибудь еще хочет?
– Я хочу, – ответил у него за спиной чистый, ясный, молодой голос.
Купцы и странник одновременно обернулись. Возле дерева, освещенный призрачным, серебристым светом луны, стоял невысокий человек с копной белых, кудрявых волос и улыбчивым лицом.
Странник посмотрел на него хмурым, неприязненным взглядом и раздраженно отчеканил:
– Я тебя не знаю. Чего тебе нужно, незнакомец?
Кудрявый, словно одуванчик, парень усмехнулся, блеснув белой полоской зубов, и сказал:
– Мне нужен ты, игрок.
– Я?
– Да, ты. Тебя кличут Тиш, верно?
Странник напрягся.
– Ты знаешь, как меня зовут?
– Выходит, что знаю. И ты тоже про меня слышал. Я Облакаст.
Игрок мрачно усмехнулся и облизнул сухие губы.
– Зачем же я тебе нужен, Облакаст?
– Ты зашел на мою землю. Здесь… – незнакомец обвел рукой окрестности, – мои охотничьи угодья.
Тиш некоторое время разглядывал белокурого выскочку, потом сплюнул себе под ноги, снова поднял взгляд и сказал:
– Это мой тебе ответ.
– Ну, пеняй на себя.
Кудрявый Облакаст вскинул руку и крикнул что-то громовым голосом. Небо стремительно заволокло тучами. Громыхнул раскат грома, и хлынул дождь. Все это произошло так быстро, что купцы испуганно присели на корточки и обмахнули себя охоронными знаками.
Новый раскат грома прокатился по небу, и в землю, в двух аршинах от игрока, ударила ослепительно-белая молния. В ответ игрок вскинул правую руку, и в свете так и не исчезнувшей луны блеснули таинственные слюдяные нити, но Облакаст ловко вильнул в сторону и увернулся от них. А после прокричал какое-то заклинание, и мощный порыв ветра ударил игрока в грудь, поднял его в воздух, пронес несколько саженей и швырнул на забор.
Однако на этот раз слюдяные, полупрозрачные нити, со свистом прошив воздух, настигли Облакаста, опутали его по рукам и ногам и повалили наземь. А потом все потонуло в грохоте грома, завываниях урагана, шуме бешеного ливня и визге летающих невидимых нитей.
Купцы при виде таких ужасов попадали на землю и закрыли головы руками.
– Чур меня, чур, – забормотал один.
А второй, вжавшись животом в землю, хрипло выдохнул:
– Правду говорят, что боги живут среди людей неузнанными! Великий Сварог, спаси нас от лютостей детей твоих!
Глава первая ПРИЗРАК
1
Много лет назад жизнь Глеба Орлова, успешного московского журналиста из двадцать первого века, закончилась. На смену ей пришла другая – жизнь средневекового охотника на нечисть, разбивающего головы упырям и вырывающего сердца оборотням. Потом была третья жизнь – жизнь фаворита княгини и полновластного хозяина Хлынского княжества. А потом он на три года погрузился в кошмарный сон. Это была четвертая жизнь. (Или – смерть?… Впрочем, если верить буддистам, жизнь и смерть – это одно и то же.)
Какую из трех этих жизней Первоход мог с полным основанием назвать своей?
О журналисте Глебе Орлове он давно уже не думал как о себе самом. А только как о давнем знакомом (настолько давнем, что даже лица его Глеб не мог как следует припомнить). Но иногда прежняя жизнь являлась Глебу Первоходу в снах, и сны эти всегда были кошмарными.
После расправы, которую он из мести учинил над князем Доброволом и его людьми, Глеб решил уехать из Хлынь-града. Хлынским княжеством снова правила княгиня Наталья, и бояться Глебу теперь было вроде бы нечего. Однако воздух города душил его. И слишком живо было воспоминание о том, чем закончилась попытка улучшить этот мир.
Три года, проведенные в самой страшной из темниц мира, отрезвили Глеба и навсегда отбили у него жажду преобразований. Пусть этот чертов мир остается таким, какой он есть. Изменить в нем ничего нельзя, а значит, не стоит и пытаться.
В свой дом на берегу Эльсинского озера Глеб возвращаться тоже не захотел. За те три года, что его не было, дом наверняка разграбили, теплицы – разломали, а его роскошный сад, в который он вложил столько сил, скорее всего, вырублен завистливыми соседями.
Отомстив князю Доброволу, Глеб понял, что уткнулся лбом в тупик, выхода из которого он не видел. Справиться с депрессией помог алкоголь, но однажды, протрезвев от винных паров, Глеб с удивлением обнаружил, что теперь он – охоронец купеческого каравана, а его сумка набита серебром и золотом.
Поразмыслив, Глеб решил, что охранять купеческие караваны – дело как раз для него, и, вновь обретя видимость душевного спокойствия, отставил алкоголь в сторону – до лучших (или же до худших?) времен.