А летом эти понаехали (Соняшников, Даниленко, Васильева, Буртин, Каневский). Эпидиция. Каждое лето кто-то из них приезжал. Чаще молодые.
— И ты, что же, всех помнишь, кто, когда был?
— Да. Всех помню.
— А последним, кто был?
— Молодой. Этот, — показывает на Соняшникова. — Как раз неделю назад.
— Один?
— Один. Взял с вечера ключ и ушёл работать. А я спать.
— Ключ он вернул?
— Нет. Добрый человек не захотел будить. Всё запер и под дверь мне ключ сунул.
Всё-таки пусто. Надежда, что злодей засветился здесь до Соняшникова или после него, растаяла. Видимо, преступник подождал, пока учёный получит ключ, и только тогда проник следом. Ну а там, обезумивший археолог убежал в пустыню. А преступник спокойно всё запер и сунул ключ под дверь. Никаких свидетелей, никаких следов.
— В город поехали, — говорю водителю.
— Как скажешь, начальник.
Всю ночь и весь следующий день брожу по гостиницам, вокзалам, сую карточки в нос служащим и сотрудникам милиции. Пусто. Никто никого не признал. Пора улетать.
— 13-Настроение никакое. Да ещё место в ветхом Ан-24 досталось напротив пропеллера. Очень мне не по себе, когда винт перед носом раскручивается.
Летим.
Стюардесса разносит лимонад и карамельки. Открываю столик, чтобы поставить чашечку и чуть не выливаю на себя липкое пойло.
На столике…
Честно говоря, не помню, что там было нацарапано. Кто кого любит, кто дурак, или дембель какого-то года. Вот ведь, как корова языком слизала из хвалёной моей памяти.
Факты построились как кусочки мяса на шампуре. Возникшая мысль… нет, не мысль — озарение… смущает. Потому что даёт ответ вовсе не на ту задачу, что стоит перед следствием.
Из аэропорта звоню шефу с просьбой посодействовать. Рассказываю о догадке.
— Мы занимаемся мистикой, а не мистификацией. Чуешь разницу?
Молчу.
— Ладно, будет тебе машина. И пограничников предупрежу.
Шеф явно благоволит ко мне. А может, и его достало заниматься чертовщиной.
— 14-Шереметьево-2. С олимпиады прошло всего ничего, а половина лампочек уже не работает. На первом этаже полумрак. На втором посадка на рейс в Анкару. К моему приезду ребята вывернули Мохолапова наизнанку. Но золота не нашли.
Увидев меня, он понимает причины шмона.
— Я арестован?
— Пока задержаны.
Спускаемся. Садимся в чёрную «Волгу». Уже на трассе, возле кафе, прошу водителя остановиться.
— Можете потратить немного денег, — предлагаю Мохолапову.
Он не спорит. Заказывает шашлык. Жилисто-жирный. Никакого сравнения с каракалпакским. Ест и слушает.
— Мне пришло в голову, что все находки байбарского письма сделаны при вашем с Соняшниковым участии. Сперва как студентов, затем аспирантов, наконец, сотрудников института. Все остальные менялись, и только вы двое оказывались неизменно рядом с находками. И заметьте, они прекратились с закрытием темы.
А ваша научное ренегатство и всегдашняя любовь к розыгрышам, как раз и подтолкнули меня на верную мысль. Тем более что вы часто появлялись на раскопках прежде других — готовили хозяйственную часть.
— Не пойму, к чему вы клоните… — отрывается от шашлыка Мохолапов.
— Вы испортили дурацкими каракулями предметы, имеющие историческую и культурную ценность. В количестве четырнадцати наименований. Да ещё две надписи на стенах. Это уголовная статья. Вандализм.
Мохолапов на миг бледнеет. Затем улыбается.
— Профессор Даниленко за такое убил бы. А у вас всего-навсего вандализм. Но, следуя вашей логике, это мог сделать и Андрюха.
— Не мог. Иначе его не удалось бы провести с подложным текстом. Бедняга искренне верил, что близок к разгадке великой тайны.
— Сдаюсь, — улыбается Мохолапов. — Розыгрыш имел место. Не поверите, за пару часов шифр разработал, ну и набил во время практики. Не думал, что поверит кто. Просто пошутить хотел над снобами этими. А они повелись. Я через год ещё раз такую же штуку устроил. Опять все поверили. Ну и втянулся. Вроде как игра такая…
Мохолапов вынимает изо рта жилистый комок и кладёт на салфетку.
— А теперь скажите. Ваши рассуждения касаются только мистификации. Вы же не хотите обвинить меня в краже из института?
— Вы и не совершали кражи. Вы ограбили Соняшникова, а это совсем другая статья. Впрочем, если вернёте золото и согласитесь сотрудничать со следствием, можете сойтись и на мошенничестве.
Игорёк улыбается.
— Могу предположить, как всё вышло… — предлагаю я.
Молчание.
— Не пошло бы у вас дальше мистификации, но нужда приключилась. Всё проклятая работа в Совинторге. Запутались в долгах. Чего стоит одно только поддержание респектабельного вида. Кто-то из ваших коллег приворовывает, кто-то фарцует. Кто-то секреты государственные продаёт или сделки в убыток казне проводит… Но вы человек новый, связей ещё не нагуляли.
Друга подставлять не хотелось. Но деньги были нужны. В мае вы получили письмо из Египта. Либо сами послали его себе, когда мотались туда в командировку. Почтовое отделение с институтом у вас одно, что в начале и сбило меня с толку.
Надо признать, конверты доходят до адресатов изодранные. Так на них и пишут — пришло, мол, в повреждённом виде. Сами знаете, вскрывать каждое аккуратно мои коллеги не успевают. Возможно, это натолкнуло вас на идею извлечь из студенческой шутки корысть.
Срезав свой, вы наклеили на конверт адрес Соняшникова. Затем изготовили фальшивку. Возвращаясь со дня рождения, опустили липу в почтовый ящик, а сами отбыли поездом в Нукус.
Наутро Соняшников якобы получил письмо из Египта. Понятно, увидев содержимое, он не слишком смотрел на штампы, а даже если и смотрел, отнёс задержку на счёт нашей организации…
Дальше вы разыграли в усыпальнице явление демона и…
Тут бы Мохолапову процитировать популярный фильм. «Тебе бы, мол, начальник романы писать…» Но он в заимствовании не нуждается.
— То, что вы рассказали, — говорит Мохолапов. — Очень походит на байбарское письмо.
Пожимаю плечами.
Из тормознувшей возле кафе «Волги» вылезает Романов. За ним майор Сенчук. Я вспоминаю, что так и не посетил ни одной оперативки.
— Забирайте, — киваю на Мохолапова. — Мне он больше не нужен.
— Что, с демонами пустышка? — спрашивает Романов участливо.
— С демонами? Ах да, пустышка. Кстати, улик против него никаких. Золото пропало. Не представляю, что вы представите в суд?
— О, за это не беспокойтесь, — Романов обнимает ладонью кулак и смачно хрустит костяшками. — Обвинение мы построим на признательных показаниях.
Эпилог— …Рассудок к Соняшникову так и не вернулся, хотя кое-что из прошлой жизни он стал вспоминать. Академия Наук изъяла всякое упоминание о байбарском письме из оборота. В те времена провернуть такое было ещё возможно. Золото так и не нашли. Мохолапов получил пятнадцать лет строгого режима с конфискацией и о его дальнейшей судьбе мне ничего неизвестно.
Лектор выпил воды.
— Вот вам пример, когда преступник не просто использовал сведение о специфическом знании жертвы. Но сам же загодя и создал это специфическое знание. И кстати, пример грандиозной студенческой мистификации. Это вам не Феликса Эдмундовича перхотью заряжать…
Подцепив портфель, Хальцевич в полной тишине покинул лекцию.
Спустя несколько секунд аудитория взорвалась весельем.
— Последняя пара. Где глобус?
— Чёрт!
— Да вот он, закатился под стол.
На третьем ударе Атлантический хребет разошёлся, Земля разверзлась, континенты съёжились. Глобус лопнул, и на студентов обрушились обильные хлопья жирной и чёрной сажи.
28 апреля — 2 мая 2004 года
