Интересно, как много масок одновременно может носить один человек? И забавней всего в случае матери – наличие отдельного карнавального наряда даже для собственной спальни.
Глеб открыл по очереди все дверцы шкафа, осмотрел полки и не заметил ничего похожего на документы. Куда она могла их деть? Разве что спрятать в сундук.
Со старинным замком пришлось повозиться: поддался он не сразу. Хорошо, пока дед был жив, Глеб постоянно торчал в его мастерской. По дереву вырезать научился, мебель простую делать. Даже часы чинить и замки собирать. Дед был на все руки мастер – сейчас таких уже нет, – а Глеб рад был сбежать от матери под его защиту. Так и вырос на верстаке, среди напильников и рубанков.
Кованая крышка сундука поднялась, и Глеб тут же понял, что не ошибся – вот она, сокровищница матери. Голубой отрез на платье, бог знает когда подаренный ей бабушкой. А ведь она уже семь лет как умерла. Пуховая шаль. Картонная коробка с фотографиями. Он не стал ее открывать: все снимки помнил наизусть. Библия. Новая ночная сорочка. Осторожно перекладывая добро из сундука на пол, он наконец добрался до самого дна и удивленно поднял брови – латаные-перелатаные чулки противного телесного цвета из хлопковых нитей, которые когда-то носила бабушка, были аккуратно свернуты и заткнуты по углам. Глеб двумя пальцами приподнял один чулок. Тот раскрутился, оказавшись неожиданно тяжелым, а в носке его обозначилось уплотнение. Не в силах справиться с любопытством, он сунул руку внутрь и застыл от изумления: скрученная и перемотанная резинками тугая пачка денег показалась на божий свет…
Глеб пересчитывал, пересчитывал. В каждом из шести чулок лежало по плотной пачке. Это же миллионы! Полный трындец. Откуда такие деньги?! Не то что машину – квартиру, наверное, в их городишке купить можно.
Желания заметались, мысли запрыгали. Дорога в Москву, учеба, безбедная жизнь – это так просто, так близко! Оденется наконец как человек, а то на экзамены вступительные идти даже не в чем. Не в этом же гребаном костюме, который тянется во все стороны и выглядит уже так, словно побывал на помойке! Комнату снимет – общежитие еще неизвестно когда дадут. Потом, конечно, заработает и все до последней тысячи вернет. Разве нельзя у родной матери взять взаймы?!
Можно, конечно! Можно! Не чужие ведь люди.
Но… Взаймы – это значит по согласию обеих сторон. А мать ясно дала понять, что денег ему не даст. Украсть?
Радужные картины будущего запрыгали перед глазами, затемненные угрызениями совести. Но учиться-то надо? Надо. Родители детям обязаны помогать? До совершеннолетия – да. О будущем необходимо позаботиться? Обязательно! Он же и будет кормить мать, когда она выйдет на пенсию.
На все вопросы, возникавшие в голове, Глеб тоже отвечал положительно и все равно никак не мог сделать решающий шаг. Египетский лось!
А вдруг эти деньжищи принадлежат не ей?! Кто-то передал их на хранение, вот и все!
Глеб с облегчением вздохнул – дилемма разрешилась сама собой. И правда, откуда у матери такая невероятная сумма? Если бы и была, разве стала бы она питаться пустой кашей, покупать у кооперативщиков и на рынке грошовую одежду, отказывать себе во всех удовольствиях? Взять хотя бы маринованные грибы – мать их так любит. А сама никогда не ест, все на продажу несет. Одну-единственную банку на Новый год открывает, и все. Бред! Конечно, это чужие деньги.
Глеб разложил все по стопкам, как было. Скрутил в тугие свертки, перетянул резинками и рассовал по чулкам. Последнюю пачку он долго рассматривал и крутил в руках – очень хотелось вытащить несколько купюр, купить билет и спокойно доехать до Москвы, – но потом решительно сунул на место и ее. Не надо! Кто его знает, что это вообще за деньги. Доберется он сам.
Сундук снова наполнился вещами, а аттестата так и не было видно. Глеб бросил встревоженный взгляд на будильник, затаившийся под кроватью: матери не было дома уже полтора часа. Еще минут тридцать, максимум час, и она вернется. К этому времени быть его здесь не должно: он или найдет свой документ, или уедет так, без него. Но как же без этой бумажки поступать в институт?!
Глеб стал перетряхивать вещи заново. На этот раз он не просто вытаскивал их из сундука, а разворачивал, распаковывал. И, вывалив на пол содержимое коробки с фотографиями, просиял. Вот, оказывается, куда мать все упрятала! И свидетельство о рождении, и аттестат. Еще какие-то письма. Мельком взглянув на конверт, Глеб обомлел, увидев на нем имя отца. Так, значит, папа писал, а мать от него это скрывала?!
Отложив письма и документы в сторону, он стал торопливо запихивать весь остальной скарб на место, лихорадочно размышляя над тем, как поступить с конвертом. Ему нужно было прочесть, что писал матери отец! Понять, что он за человек. Он имеет право знать!
Все, времени больше нельзя терять ни минуты: мать, если застанет его, поднимет нечеловеческий хай и тут же упечет сына в будку. Захлопнув сундук, Глеб подхватил бумаги и выскочил за дверь.
Полчаса спустя он уже был на вокзале. План в голове сложился быстро: поезд дальнего следования ему заведомо не подходит – там «зайца» вычислят еще до отправления. Значит, надо пробраться в электричку, которая идет до любой станции в направлении Москвы. Семь-восемь пересадок, и он будет спасен.
Глава 2
– Сереж, ты на аперитив что-нибудь будешь?
– Водки плесни.
– Сере-е-еж, – пропела жена, нахмурив брови и сложив губки бантиком, – херес, вермут, кампари, ракия, абсент…
– А водки нет?
– У-у-у, – она обиженно тряхнула роскошной гривой, – какой же ты крейзи. Это не пьют перед едой!
– Ладно, – Сергей смирился, – неси свой абсент.
Он сел в глубокое кресло перед камином, а Света упорхнула к бару. Все-таки водка сейчас была бы лучше: надо отвлечься. Рабочие неурядицы скоро загонят его в гроб. Уже несколько месяцев компания балансирует на грани, и никакого просвета.
Через минуту жена вернулась с серебряным подносом, на котором стояло два хрустальных бокала. На дне того, что поменьше, едва просматривалось несколько капель зеленой жидкости, а на краю красовалась ажурная треугольная ложечка и на ней, в свою очередь, кусочек сахара. Сергей поморщился, глядя на чопорную пирамиду. Во втором, большем бокале оказалась вода. Света присела перед журнальным столиком, поставила на него поднос и с видом начинающего иллюзиониста начала переливать воду через сахар в абсент. Благородная зелень нектара превратилась в мутную белизну жуткого пойла.
Сергей выругался про себя: это все теща. Кто ее просил привозить Светке из Англии целую кипу светских журналов и кучу непонятного назначения прибамбасов? Теперь целый месяц, пока ей не надоест, они будут играть в «высшее общество».
– Вот, – торжественно провозгласила она и протянула мужу бокал.
– Спасибо, – пробурчал он себе под нос и, зажмурившись, выпил.
– Как? – с любопытством заглянула жена ему в лицо.
– Хорошо, – вкус сахарного сиропа неприятно саднил горло, – где ты такое вычитала?
– В британском «Tatler», – глаза ее загорелись, – я даже не знала! Абсент еще можно пить…
– Светик, – он сделал лицо мучимого голодом человека, – сходи, киска, уточни про ужин. Есть очень хочется.
– Да, дорогой.
Она упорхнула со счастливой улыбкой на пухлых губах, а Сергей, прокашлявшись, встал и направился к бару. С его женой разве дождешься, когда тебе выпить нальют?! Человек измотался как черт на работе, голоден, словно волк, а приходится самому о себе заботиться. Абсент так абсент. Но зачем его водой-то с сахаром портить? И ведь ничего ей не объяснишь.
Обнаружив среди плоских, пузатых, высоких, узких и прочих бутылок зеленую, Сергей наполнил бокал на добрую треть. Выпил одним залпом, почувствовал приятную горечь полыни и, довольно крякнув, вернулся в кресло. Как раз вовремя: жена, судя по приближающемуся цоканью каблучков, уже возвращалась из кухни.
– Пойдем, – ласково позвала она, – все готово.
Сергей послушно взял протянутую ему руку и поднялся из кресла.
В столовой было накрыто на две персоны. Вспомнив в последний момент о том, что нужно помочь сесть жене, а потом уже располагаться самому, Сергей выдвинул для нее белый, на изящно изогнутых ножках стул. Света благодарно кивнула и, расправив широкую юбку, села.
Очередная девушка – он уже не запоминал их имен – появилась с фарфоровой супницей. Кружевной чепчик на ее голове смешно сбился набок, и Сергей едва удержался, чтобы не хохотнуть. Но, посмотрев на Светлану, увидел, что и она тоже заметила нелепый вид официантки, но держится отстраненно. Ясен пень – белая кость, голубая кровь.
– Крем-суп из брокколи, – объявила девушка.
Света царственно кивнула, в то же время ободряюще улыбаясь прислуге. Вот как это ей удается все сразу?! Девушка наполнила тарелку жены и вопросительно посмотрела на Сергея.
– Нет, спасибо.