О том, как начинают
Все мы приходим в мир карт. Не знаю ни одного совершеннолетнего гражданина, не умеющего играть. Так что все мы – картежники. Но это не проблема. Проблемы начинаются, когда невозможно из этого мира выйти. И не важно, по какой причине: потому ли, что выходить не хочется, или же потому, что вне этого мира – пропадешь. Как возникает зависимость от него, потребность дышать именно его атмосферой – другой вопрос. Конечно, каждый из надолго входящих попадает сюда по-своему, и, думаю, это самая недоступная для исследования область. Но одно можно сказать точно: для того, чтобы заболеть картами, надо хоть один раз сыграть на деньги. Желательно покрупнее.
Как в карты пришел я?
Однажды поинтересовался у Рыжего: не жалеет ли он, что жизнь не удалась? Тот сощурил добрые ехидные глаза и ответил, что в этой стране он мог стать только профессиональным пьяницей.
В этой стране в то время я мог стать только игроком.
И все же – как начинал?
Был девятнадцатилетним студентом и к картам относился не то чтобы брезгливо, но вполне снисходительно. Сокурсники уже два года в преферанс натаскиваются, меня то и дело норовят приболтать. Я – ни в какую. Нас только двое таких, устойчивых, на курсе. Второй – Юрка Огарев, студент-переросток, его к нам уже на третьем подбросили. Тридцатилетний не слишком общительный парень. Конечно, в то время тридцатилетние казались нам уже мужиками.
Юрка не казался. Среднего роста, тонкий, не с таким, как у всех, плоским запястьем, странно широкоплечий надменный блондин. Мы в нем видели парня. Хотя он и не общался с нами. Не от надменности, скорее неинтересно ему было.
Этим интриговал.
И еще тем, что имел машину, «Жигули».
И тем, что в машине всегда присутствовали невероятно красивые, взрослые женщины. Каждый раз – другие. Которые подолгу ожидали его, пока он неспешно решал институтские дела.
Не играл он скорее всего потому, что неловко ему было бы соплякам проигрывать. А как без этого научишься? Преферанс сноровки требует.
Начинают происходить странности: Юрка зачастил в общежитие. Он – одессит, до этого мы его и на лекциях-то когда-никогда видели, и вдруг ежедневно наблюдаем.
Оказалось: роман у него. С Галкой, из нашей же группы. Этого мы уж совсем понять не могли. Променять ТЕХ женщин на Галку?! Костлявую троечницу, улыбчиво-покорную, из непроизносимого молдавского села?.. Каждый из нас мог бы сказать, что она ему глазки строила: такая манера у нее была глядеть – покладистая.
Подробно рассказываю потому, что все это будет иметь значение.
По осени нас отправляют в колхоз.
Под жилье выделяют сельский клуб. Причем мы, как самый малочисленный факультет, живем в пристройке к сцене, в зале – основная масса приехавших. На раскладушках. На самой сцене – авторитеты. Студенты из самых блатных. Дверь на сцену с нашей стороны заставлена шкафом. Над ним в двери зияет дыра, и по вечерам мы слышим, как блатные отвязываются.
Наша аудитория поделена пополам ширмой, за ней женская половина. Не половина – пять девчонок. В том числе – Галка.
Однажды ночью слышу за ширмой голоса. Нежножизнерадостный шепот. С тоской узнаю персонажи. Один – Галка, похоже, и в этот момент улыбающаяся. Второй... Гришка, староста курса. Гришка – из тех, кого я не хотел бы числить в друзьях. После армии, выглядит взросло: тяжеловатый, чернявый, с морщинами, но... Тоже улыбчивый, покладистый. Поссориться с ним невозможно. Потому и в старостах.
За Юрку тоскливо. Он, конечно, в колхоз не поехал – этого еще не хватало... Но как можно было связаться с этой?! С другой стороны, и Гришку я мог понять: любопытство, видать, взяло. Что-то же нашел в ней Юрка? Чего не нашел в ТЕХ женщинах.
Долго я ворочался в ту ночь.
На следующий день к вечеру наезжает Юрка.