А пожилая рыжеволосая женщина с самыми настоящими усами под крючковатым носом и глазами такими холодными, как лезвия коньков на льду, — кто она? Ну, двое стриженых мужчин среднего возраста в свитерах с оленями — это понятно. Такие бычьи шеи и пивные животы имеют только кореши Иннокентия, удачно пережившие девяностые…
— …завещание покойного Серебрякова Иннокентия Васильевича, тысяча девятьсот сорок четвертого года рождения, уроженца села Рыбушка Тарасовской области…
Надо же, а Серебряк деревенский… Приехал, поди, году так в шестидесятом поступать в ПТУ, да так в городе и остался. Воображение живо нарисовало мне юного Кешу Серебрякова, с тонкой шеей и натруженными руками. Папка, наверное, на войне погиб…«Эх, бедолага! Когда же тебя по кривой дорожке понесло!» — пригорюнилась было я. Но потом вспомнила физиономию моего клиента, свисающего с моста, и еще всякие слухи о деятельности Серебряка в разудалые девяностые, и жалость куда-то испарилась.
Так, ну скоро там до меня доберутся?!
Пока нотариус перечислял активы покойного, называл незнакомые мне имена, я продолжала изучать толпу родственников. Ох, какой интересный экземпляр! Что он делает в провинциальном тихом Тарасове? Такому место на океанских лайнерах — обольщать дочек миллионеров, вальсируя с ними по палубе под светом тропических звезд. Молодой человек почувствовал, что на него смотрят, и смерил меня неприятным колючим взглядом темных глаз. Волосы у него были угольно-черные, длинные, кожа оливково-смуглая, очень чистая. Но черты лица европейские, никакой восточной томности. Красивый мальчик, лет двадцати пяти на вид. Слушал он не очень внимательно. Из этого можно сделать вывод — юноша не был близким родственником и при дележке пирога не мог рассчитывать на что-то значительное.
Заглядевшись на демонического красавца, я пропустила окончание завещания. Но моя фамилия там не звучала — это точно. Слушала я с пятого на десятое, так как все равно не была знакома ни с одним из присутствующих. Я стараюсь не загружать свой мозг бесполезной информацией — ему и так порой несладко приходится…
— Такова нотариально заверенная воля покойного, — сообщил присутствующим Иосиф Леонидович и снял очки.
Зал взорвался. Я закрыла уши руками. Прямо как на стадионе!
— Пожалуйста, успокойтесь! Не волнуйтесь! — нотариус пытался перекричать толпу родственников, но это было все рано что заткнуть Ниагарский водопад.
В дверь просунулась седая голова секретарши. Женщина вопросительно посмотрела на хозяина, но нотариус отрицательно покачал головой, и та скрылась. Полицию они собрались вызывать, что ли?
Сташевич уселся в кресло, сложил руки на животе и погрузился в ожидание. Наконец крики и вопли стали стихать — родные и близкие выдохлись. Когда в кабинете воцарилась тишина, Сташевич поднялся и сказал:
— Благодарю. Я могу продолжать?
— Погоди-ка, — с места поднялся одни из братков в свитере с оленями. — Может, я чего не догоняю… Но это правда, что Серебряк оставил братве полиграф? Или ты чего попутал?
О чем это он?! Какой полиграф?
— В завещании Иннокентия Васильевича никакая «братва» не упомянута, — нотариус поджал губы. — Зато вам, Олегу Петровичу Вишнякову, а также Георгию Сергеевичу Гапкину, — нотариус совершил легкий поклон в сторону второго типа с оленями, — господин Серебряков действительно оставил контрольный пакет акций Тарасовского полиграфического комбината. Что-то не так?
— Да на хрена нам эта дрына?! — возопил браток. — Я чё, на старости лет должен производством заниматься? Нет, ты мне скажи?
Я поняла, кто передо мной. Это были Вишня и Гапон — жутковатые призраки девяностых. Серебряк оставил представителям тарасовской братвы полиграфический комбинат — предприятие, требующее постоянных денежных вливаний, средства для которых старый вор брал из остального своего бизнеса. Несчастные владельцы комбината не знали, что с ним делать. Это ведь вам не сауна с девочками… Мне стало смешно. Ну, Серебряк! Ну, забавник!
— Почему она, — толстый палец Вишни указал на усатую старушку, — получает меховые магазины, а мы какую-то срань?!
Старушка вскочила. Усы ее воинственно встопорщились, она прижала к груди сумочку из крокодиловой кожи и ледяным тоном парировала:
— Потому что сеть меховых бутиков и так принадлежала мне. Де-факто, так сказать. А теперь и де-юре. Магазины называются «Нинель». То есть названы моим именем. Я — Нинель Васильевна Серебрякова. Я носила покойному передачи в тюрьму в течение пятидесяти лет — еще с тех пор, как Кешу посадили по малолетке в шестьдесят первом. Иннокентий был мне родным братом. Он сказал мне: «Нина, ты больше ни в чем не будешь нуждаться» — и подарил магазины. А вот вы кто такой? Вы даже не родственник!
— Молчи, шалава старая! — огрызнулся Вишня.
Нинель Серебрякова пожевала сухими губами и сказала:
— Ты об этом пожалеешь, мальчик.
— Прошу вас, не надо конфликтов! — забеспокоился нотариус. Действительно, кто их знает — родных и близких покойного. Вдруг у каждого в сумочке волына?! Как пойдут дырявить друг дружку…
— Но я ведь тоже его сестра! — вскочила увядшая блондинка с сапфирами в ушах. — Почему все Нине?!
— Светик, сядь! — забеспокоился отставной военный.
— Мама, прекрати! — простонал демонический красавец.
— Ты — всего лишь троюродная сестра, Светлана, — отчеканила Нинель, — а я родная! Я Кешу на коленях качала!
— Зато он жил у нас в доме, когда приехал в Тарасов! На полу спал на матрасике! — взвыла блондинка.
Нотариус поднял брови:
— Вы получаете аптечный пункт «Здравушка». Вы недовольны завещанием?
— Я рассчитывала на большее! — гордо вскинула голову Светлана.
— Завещание составлено в соответствии с законодательством, — покачал головой Сташевич. — На момент подписания Иннокентий Васильевич находился в здравом уме, о чем имеется соответствующий документ… Кстати, господин Серебряков предупреждал меня о чем-то подобном, но я не ожидал такой реакции, простите.
Да ладно! Ни за что не поверю, что милейший господин Сташевич впервые в жизни становится свидетелем подобной сцены! Завещание — штука опасная. Битвы за собственность ведутся годами и способны сделать лютыми врагами даже ближайших родственников.
— Это неправильное завещание! — заявил вдруг молчавший до сих пор Гапон. — Поддельное. Не мог Серебряк такого написать. Ты, крыса бумажная! Давай сюда правильный документ!
Нотариус опешил. Шум возобновился с новой силой. Я мирно сидела на стульчике и разглядывала свои ногти. Кажется, пора обновить маникюр…
— Стойте! Подождите! — Голосок юной силиконовой блондинки был таким звонким, что прорезал гвалт голосов. Все замолкли. Девушка поднялась и подошла к нотариусу. Остановилась, балансируя на высоченных каблуках, напоминающих козьи копытца. Положила руку с длиннющими акриловыми ногтями на плечо Иосифа Леонидовича. Сташевич в ужасе отшатнулся, но блондинка держала крепко.
— Я не понимаю! — сморщила лобик девушка. — Я ведь законная жена Кеши… Иннокентия Васильевича. Я думала, все должно достаться мне. Разве по закону положено не так?
И она беспомощно посмотрела на Сташевича. Да, такой взгляд действует на мужчин безотказно, и даже старого гриба превращает в рыцаря, готового ради прекрасной дамы на подвиги — а именно: покупку шубки из щипаной норки и недвижимости в Чехии для красавицы. Нотариус приосанился и принялся подробно объяснять про наследников первой и второй очереди, но потом взглянул на чистый лобик и ясные глазки юной вдовы — и сдался.
— Комбинат, магазины, аптека какая-то…Это все семечки. Ты скажи, законник, кто получает главное — рестораны, гостиницы и заправки? — выразил общую мысль Вишня. — Я что-то не дослышал.
Иосиф Леонидович откашлялся:
— В соответствии с последней волей покойного Серебрякова Иннокентия Васильевича гостиничная сеть «Греция», включающая в себя гостиничные комплексы «Геркулес», «Гефест» и «Персефона», а также ресторанная сеть, включающая ресторанный комплекс «Тары-растабары», «Веселая русалка» и «Сталевар», автомобильный сервисный центр «Тарасов-Тачка»…
Нотариус нудно и подробно перечислял названия и адреса, но никто его не прерывал — напротив, все слушали, как дошкольники сказку.
— …наследует Сидорова Мария Владимировна, тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения.
Наследники недоуменно переглядывались. Очевидно, личность главной наследницы являлась для них тайной.
— Это что за мокрощелка? — раздался в полной тишине голос Гапона. Родные и близкие загомонили наперебой, высказывая предположения, за какие именно заслуги не известная никому Мария стала главной наследницей. Силиконовая жена выглядела растерянной — она хлопала длиннющими накладными ресницами. Нинель схватила ее за руку и судорожно мяла свою старомодную сумочку.