Прошли, мать вашу! Не дождетесь больше!
Какая-то придурочная девчонка вылетела из-за угла и с размаху врезалась в меня чем-то твердым и угловатым. Больно!
Когда я маску сдернула, я и сообразить не успела, услышала только «грау!» в собственном исполнении, а девочка хлопнулась на мостовую...
Почти хлопнулась. Поймала я ее на полдороге, а то ведь расшиблась бы, объясняй потом, что не били ее страшные шефанго по голове, а сама она головой о камень ударилась. Надоели уже до озверения эти вечные проблемы из-за собственной расы. Людям ведь много не надо, чуть что – шефанго виноваты. Скоты! Люди – скоты.
Из-за того же самого угла вылетел Карел Хальпек. Самый обаятельный десятник местной стражи.
Карел в немыслимом пируэте ухитрился развернуться и, чудом избежав столкновения со страшной фигурой, выросшей у него на пути, врезался в
ближайшую стену. Больно, конечно, но Карелу гораздо приятнее было удариться о твердый камень, чем нарваться на разъяренную шефанго на пустынной улице.
Оборачиваться Хальпек не спешил, нарочито медленно сползал по стене, призывая всех Богов на помощь и стараясь выкинуть из памяти жуткое, нечеловеческое лицо, увиденное мельком, но напугавшее его до неожиданной теплой сырости в штанах.
Тресса брезгливо взглянула на Карела. Еще более брезгливо посмотрела на бессознательную девушку, которую держала на руках, старательно отодвигая от себя. Потом присвистнула, позабыв про десятника, сгребла девочку в охапку и отправилась туда, куда и шла.
«В „Серую кошку“ поперлась, – с ненавистью подумал Хальпек, поднимаясь наконец на ноги. – Сегодня же десяток туда отправлю... Нет. Не сегодня. Завтра».
Выпустив длинную рубаху поверх мокрых штанов и свесив волосы на разбитый о стену лоб. Карел поплелся в сторону казарм. Он не торопился, потому что к казармам путь лежал в том же направлении, что и к гостинице «Серая кошка». Той самой гостинице, в которой уже не в первый раз снимала комнату Тресса де Фокс. Догонять благородную даму десятнику совсем не хотелось.
Румия. Монастырь Жерара Беспощадного
Черный Беркут раздраженно перекладывал бумаги на столе и не смотрел на почтительно ожидающего Элидора.
Элидор ждал. Раздраженность была обычным состоянием отца-настоятеля. Раздраженность и скепсис. Удел большинства крупных начальников.
Черный Беркут оторвался от бумаг и начал хмуро изучать Элидора. Как диковину какую. Элидор внутренне поежился.
– Ты отправишься в Мерад, – бросил наконец Черный Беркут.
Монах изумился. Он был уверен, что вызвали его не более чем для очередного дисциплинарного разноса. Отец-настоятель обожал дисциплинарные разносы и учинял их с удовольствием и глубоким пониманием дела. И за поводом у него это дело не останавливалось.
– Отец Лукас...
– Помолчи, сын мой, и выслушай меня. Ты отправишься в Мерад. Найдешь там некоего Самуда. Он старший у «Горных кошек». Неделю назад «кошки» убили отца Якоба, настоятеля обители Кассия Воздающего. Ты ликвидируешь Самуда, заберешь у него перстень с рубином и привезешь его в ближайший из наших монастырей. Акция демонстрационная, чем больше шуму – тем лучше. Никто не должен забываться и позволять себе неуважение к нам. Вопросы есть?
Вопросы были. Больше, чем хотелось бы. Например, почему в Мерад отправляют его, Элидора. Златостенный город был столицей Эзиса, оплотом джэршэитов, а он, Элидор, специализировался на Десятиградье и Готской империи. Это ж другой край материка!
– Экипировка, – буркнул Элидор.
– Получишь у брата-эконома. – Черный Беркут вздохнул. – Знаю-знаю, все знаю. И специфика не твоя. И отдохнуть ты не успел. Но барбакитов пора напугать, сын мой. А кто может сделать это лучше, чем ты? Еще вопросы?
Элидор покачал головой.
– Тогда ступай. – Отец Лукас очертил Огнь, благословляя монаха. – Да пребудет с тобой Анлас.
Брат-эконом был предупрежден.