"К-750" несколько раз перевернулся на обочине, сломал зеленые ростки подсолнечника на поле, после чего сердито фыркнул и затих.
А Шура уже соскочил с мотоцикла, выдернул из ножен на правой голени Малое Жало и в несколько прыжков оказался около найта.
Тот лежал без движения. На всякий случай Шура въехал носком тяжелого ботинка по подбородку. Лучше перестраховаться, чем потом получить мечом в спину. Клацнули зубы, и из губ на всклокоченную бороду потекла кровь. Слетевшая каска открыла неопрятные рыжие волосы и закатившиеся глаза.
Рулевой Акулы уже поднялся и стоял, обреченно глядя на победителей. Шура тяжелым взглядом уставился в затравленные глаза, поймав там знакомое ему чувство - страх. Рулевой понимал, что ему, может быть, осталось жить недолго.
Кодекс намекал - нужно помочь брату переселиться в Страну Бескрайних Дорог, где ждут предки-байкеры. Правда, почему-то никто в здравом уме не спешил добровольно туда переезжать…
Шура движением руки приказал ему сесть на дорогу, а сам направился к перевернутому "К-750". Вынул из замка ключ зажигания, взвесил на ладони. Посмотрел через металлическую дырочку на взошедшее Солнце, к лучам которого тянулись ростки на поле. Потом пристегнул трофей к тяжелой цепочке, обвивающей шею.
Этот ключ стал сорок седьмым.
"Ключи на шее - это человеческие жизни", говорил Вайс. У Шуры их было почти пять десятков, но жизней за этими кусочками железа было гораздо меньше. Он никогда намеренно не помогал братьям перекочевать в Страну Бескрайних Дорог.
Найту, валяющемуся на дороге, до шести десятков не хватило одного ключа. Не бороздить ему больше дороги, даже если очухается.
Шура вернул короткий меч в ножны на голени, присел над распростертым телом, положил руку на лоб найта.
– Прости, брат. Если не поднимешься - до встречи в Стране Бескрайних Дорог. Удачной охоты тебе там.
Подкатил Заг.
– Ну что, дружище, заберем себе щит? - спросил Шура.
Рулевой больше любил разговаривать с мотоциклом и лишь качнул головой.
– Ну и не надо. Лишнюю тяжесть возить, - Шура оглянулся по сторонам. - Куда же запропастился Рыжий? Второй день нету.
Заг молча кивнул.
Возбуждение схватки уже начинало проходить. Шура стоял у чужого мотоцикла с поверженными воинами, и взгляд его был направлен не на них. Он смотрел на сухие шары перекати-поля, медленно катящиеся по другую сторону дороги. Вот уже сколько лет он гоняет с ними наперегонки. И сам уподобился им - в разные стороны кидает его. Но нет, он не такой. Эти бурьяны послушны ветру и двигаются лишь по его воле. Сегодня - на запад, завтра - на восток. Через час настанет штиль и сухие шары бессильно замрут. А он десять лет, не сворачивая, идет по одному пути - за призраком красного волка.
Шура неспешно сел в седло и "Планета" продолжила свой путь.
Дорога опять начала убаюкивать Шуру. Он задумчиво смотрел на передний край бело-голубой коляски, снова отдавшись во власть размышлений.
Многие думают, что оса - это обязательно те полосатые твари, что появляются в то время, когда в садах спелые яблоки и груши щедро устилают землю. Хотя именно такая и умостилась на коляске "Планеты", значение тотема подразумевало немного другое создание. На самом деле различных ос было множество - от больших синих насекомых, жужжание которых может разбудить крепко спящего путника, а укус привести к смерти, - до крохотных, размером не больше маленького муравья.
Шура с детства был приметливым, любил наблюдать окружающий мир. Он видел, как такая маленькая оса охотится на больших жирных пауков. Паук сам является опасным и успешным хищником, но это не смущает маленькую охотницу. Она не вступает с ним в драку, где большой паучина, конечно же, окажется сильнее. Вместо этого оса просто и буднично совершает стремительный бросок и жалит свою большую жертву в уязвимое место между лап. И все. Паук уже не боец. Теперь он - живое мясо для будущих деток осы.
Эту мудрую стратегию Шура и взял себе. Никогда не надо сражаться с противником на его условиях. Просто надо решать свою задачу - или договориться с ним, или покалечить, или же убить. Но не драться. Ведь всегда найдется кто-нибудь посильнее тебя. Такой, как Догер…
Думал ли Шура десять лет назад, что станет таким? Он начал вспоминать худощавого четырнадцатилетнего мальчишку, мечтавшего о пасеке, где трудолюбивые родственники ос будут наполнять медом соты в просторных ульях…
Землепашец"Тому длинному, со щербатым зубом, я выбью все целые зубы. А пухлощекого Ралу, сына соседа Кея, повалю в пыль и стану пинать ногой по брюху. Пусть при всех просит пощады. Всех, всех раскидаю и накажу. Гады…"
– Человек не может быть полностью плохим. И злого основания в человеке всегда меньше. Даже в самом закоренелом негодяе больше благого, - прервал Шурины планы о мести спокойный голос Дариана. - Просто злые поступки всегда на виду, они лучше запоминаются. Если сделать десяток больших добрых дел, а потом совершить одно маленькое зло, то все добрые деяния сразу же будут перечеркнуты и забыты. Имя человека теперь будет привязано к лиху.
Шура вполуха слушал Дариана, продолжая в мыслях смаковать расправу над обидчиками. Он привык уже к издевкам сверстников и насмешкам босоногой малышни. Но его сегодняшнее унижение видела Марта. Она глупо улыбалась, теребя кончик черной косы, когда долговязый Петти по прозванию "Гвоздь" отвесил Шуре затрещину. При этом щербатый рот заводилы местных подростков кривился в безнаказанной ухмылке. А его прихвостни выводили: "Лопух! Лопух!". От этого хотелось зарыться поглубже в землю, где живут одни кроты. Эти слепыши не смогут видеть его позор, как видела Марта.
Обидное прозвище за оттопыренные уши спрятало под собой имя и даже шепелявые малыши, показывая на него пальцами, смеялись и лепетали: "Лопуг, лопуг". А всего-то стоило разбить пару носов, чтобы насмешки прекратились. Но можно было получить по носу собственному.
– Вот пчелы - они все равны. Кроме цариц, конечно. Но удел матки - рожать новых членов семьи. А остальные дружно работают для блага всего роя. И мы тоже можем вкусить этих благ, - соломенные усы Дариана поднимались вверх, добродушная улыбка становилась еще шире. Пасечник большой деревянной ложкой зачерпывал ароматный золотистый мед. - Попробуй, - протягивал он ложку Шуре.
Продолжая в мыслях ловко раскидывать наглых забияк, попутно отвешивая им звонкие тумаки, Шура машинально протягивал руку и брал ложку с медом. Золотистое лакомство немного подслащало горечь обиды, отвлекая от мысленных баталий. Но ненадолго. И яркие картинки, на которых противники стонали на земле, а Марта хлопала в ладоши, приветствуя доблесть Шуры, словно сами собой проявлялись в его голове. Будто неведомый красочник рисовал у него в мыслях.
Жаль, что эти картинки никогда не проступят наяву. Он хорошо умел драться, но все это умение проявлялось лишь в подростковых фантазиях. Когда же он сталкивался с другими мальчишками, то готов был бежать подальше или покорно сносил все издевки. И ничего не мог с собой поделать. А потом наказывал всех. Вечером, когда долго не мог заснуть от обиды. Тогда его притеснители картинно ползали на коленях в пыли и просили пощады. И Марта смотрела на него глазами, полными восхищения.
За свои неполных четырнадцать лет Шура уже хорошо выучил себя. Он знал, что никуда не денется от обидных подзатыльников. Стоит лишь Петти-гвоздю сделать грозное лицо, поманить пальцем, сложив другую руку в кулак, - и снова начнут подкашиваться ноги, все планы мести улетучатся, словно дым от подсолнечных дров, сгорающих в печке. Сколько раз он зарекался не трусить. И все тщетно. Даже при наименьшей угрозе сердце начинало колотиться, словно у пойманного кролика, липкий страх растекался внутри, парализуя волю.
В последнее время его даже перестали лупцевать. Неинтересно бить того, кто не противится. Так, дразнят, травят, иногда пнут или испачкают навозом потехи ради.
– Миром должна править любовь, - серые глаза Дариана улыбались. Сколько Шура знал пасечника, тот никогда не бывал хмурым или насупленным. - Солнце, всходя утром над землей, с любовью посылает на землю свои лучи, согревая все сущее и даруя жизнь. От любви Солнца прорастает трава, распускаются цветы, колосится пшеница. Посмотри на земной лик Солнца, - Дариан показывал на стоящий в углу беседки свежесрезанный цветок подсолнечника. - Он прекрасен - и потому к нему так тянутся пчелы. Они дарят нам свою любовь в виде меда. И только человек привносит в этот мир боль, страх и разрушения. Так что лучше посмотри на Солнце, попроси его наполнить твое сердце смирением и любовью. Прости их. Это удел сильных - прощать.
Матери Шура уже давно перестал жаловаться. Ей и так забот хватает, сама-одна трудится на бабкином поле, его бестолкового растит. Не стоит ее лишний раз огорчать. А вот в присутствии Дариана можно было посетовать на забияк.