– Да так, задержался, – промямлил он.
– А это Гена, – она показала на затянутого в черный костюм, обливающегося потом, красного от жары, от выпитого, блаженно улыбающегося мужа.
– А-а, – протянул тот, – ночной звонарь? Рад познакомиться. Пойдем выпьем за молодых... Только, слышь, не звони в эту ночь, ладно? Я тебя так прошу, так прошу, чтобы ты в эту ночь не звонил! Понимаешь, у меня просто не будет времени подойти к телефону. И у нее тоже не будет времени.
– Ничего, – Ирка улыбалась все так же пьяно и расслабленно. – Он позвонит послезавтра. Да, Коля?
– Во! – воскликнул муж. – Я что тебе говорил! Все-таки муж и жена – одна сатана! Пойдем выпьем!
– Ты выпей, Коля, – посоветовала Ирка. – Выпей. Может, полегчает, – она засмеялась, но тут же осеклась, поняв, что сказала лишнее.
– Не надо, Ира. А то нам трудно будет разговаривать, когда ты придешь.
– Куда приду? – опасливо спросила она.
– Ко мне.
– Ты уверен, что я к тебе приду?
– И ты тоже.
– Ты, кажется, уже где-то выпил! – Она обеспокоенно взглянула на мужа. – И вообще, о чем ты говоришь, Коля?
Он и сейчас помнил ее голос, видел возмущение, растерянность, и все это настолько четко, что иногда ему казалось возможным снова оказаться в том душном, пьяном дворе и закончить разговор, который Панюшкин никак не мог довести до конца и сегодня. Он не помнил – выпил ли тогда с ее мужем, что было потом, как он ушел, куда ушел, но до сих пор видел перед собой растерянное Иркино лицо, слышал ее пьяный, чуть хрипловатый голос.
* * *В одиннадцать часов утра тесный, жарко натопленный кабинет Панюшкина был переполнен. Собрались начальники участков, бригадиры, представители общественного питания, торговли, снабжения. Панюшкина в кабинете не было, но в воздухе висело нечто неосязаемое, неуловимое, но остро всеми ощущаемое – «Толыса снимают». Кто мог бросить этот слух, какими путями просочился он сюда, было непонятно. Никто из прибывших членов Комиссии, из руководства стройкой, тем более сам Панюшкин этих слов не произносили.
Впрочем, чему удивляться – слухи живут по своим, еще не открытым законам, они с такой удивительной скоростью проникают в самые недоступные места, что невольно хочется думать о них как о чем-то мистическом, таинственном. Кто откроет законы их рождения, размножения, распространения? Кто сумеет поставить их на службу человечеству? Кто найдет для них полезное применение, да и будет ли это когда-нибудь? Может быть, есть микробы слухов? Или же это волны, неведомые физикам? Известно лишь, что есть переносчики слухов, люди, которые без сплетен хиреют, ссыхаются и гибнут. Предположения, догадки будят их воображение, будоражат кровь, позволяют испытать высочайшие взлеты мысли, ощутить пьянящую силу любви и ненависти. Слухоносец легко вступает в контакт с подобными себе, шутя преодолевает ступени социальной лестницы, для него нет преград языка, национальности, цвета кожи, обычаев, религии. Единственное его стремление – передать слух дальше, освободиться от тайны, сбросить ее с души, как непомерно тяжелый груз.
Особенно могучи слухи, пахнущие кровью. А у тех, которые, подобно густому папиросному дыму, наполняли кабинет Панюшкина, явственно ощущался запах крови – «Полетит у Толыса голова».
Главный инженер Званцев сидел, небрежно закинув ногу за ногу и поставив локоть на угол начальственного стола, как бы давая понять свою причастность к руководству. Заместитель Панюшкина по хозяйственной части Хромов был, как всегда, нагловат и неряшлив. На своем обычном месте, в углу, у печки, сидел молчаливый и настороженный главный механик Жмакин. Начальник мехмастерской Ягунов что-то возбужденно шептал участковому Шаповалову, а тот беспомощно озирался по сторонам, умоляя избавить его от этого жаркого шепота. Он старательно моргал глазами, кивал, а сам незаметно отодвигался, надеясь, что кто-то из опоздавших заметит просвет на лавке и избавит его от столь тяжкой повинности.
И было еще много других людей, с обветренными лицами, огрубевшими от работы пальцами, в распахнутых куртках, полушубках, телогрейках, здоровых, неуклюжих. Все о чем-то перекрикивались, над кем-то подшучивали, кому-то что-то обещали, решали мелкие будничные дела, соглашались, отказывались, в шумном, грубоватом говоре находя радость взаимопонимания.
Панюшкин вошел в кабинет точно к назначенному сроку, протиснулся сквозь распаренные мужские тела, сквозь запах пота, дыма и мокрой овчины, оставляя за спиной настороженность и молчание. Сев за стол, он внимательно осмотрел всех, каждому твердо глянул в глаза.
– Я должен сообщить вам пренеприятное известие, – сказал он от волнения громко.
– К нам едет ревизор? – хохотнул Хромов.
– Более того – к нам приехала бригада ревизоров. В ее составе секретарь райкома, представители министерства и заказчика. Есть еще несколько человек, но они так... Комиссию интересуют результаты нашей деятельности.
– Нашей или вашей? – уточнил Хромов.
– Что касается вашей деятельности, товарищ Хромов, то она вряд ли заинтересует Комиссию. Здесь все настолько ясно, что даже не стоит выметать сор из избы. Хотя у нас, слава богу, есть чем выметать.
Хохот был настолько единодушный, мощный и облегченный, что Панюшкин не удержался от смущенной улыбки. Несколькими словами он разрядил атмосферу и дал понять всем, что его дела не так уж плохи. Панюшкин напомнил историю, которую знали не только строители, но и летчики северных трасс Острова, моряки, нефтяники, буровики и даже геологи с мыса Елизаветы...
Как-то осенью Хромов заговорил о снабжении рабочих зимней одеждой, более того – сам вызвался эту одежду закупать на Материке. Больше месяца шастал Хромов по городам и весям, добывал валенки, телогрейки, рукавицы и прочие необходимые вещи. Наконец перед Новым годом в адрес стройки прибыл груз. С превеликими трудностями специальным рейсом вертолет доставил контейнер на стройку. Встречать его собрался едва ли не весь Поселок, пришли даже ученики из школы – событие было не из обычных. Кто-то догадался выставить из окна конторы динамик, и на весь Поселок грянул торжественный марш. Правда, сам виновник торжества в хлопотах где-то задержался. Но вскоре его отсутствие стало понятным. Когда сорвали пломбы, на снег посыпались... веники. Да, контейнер доверху был набит вениками. И ничего больше в нем не нашли, хотя и пытались.
– Не было валенок, – пояснил обнаруженный на дальнем складе Хромов. – Но ведь надо было что-то взять, деньги-то отпущены... Предложили веники...
– Пряников тебе не предлагали? – спросил его тогда Панюшкин.
– А что, лучше бы взять пряников?
После этих слов Хромова мало кто устоял на ногах от хохота.
– Итак, я продолжаю, – Панюшкин подождал, пока все утихнут. – Комиссию интересует наша деятельность. Насколько она целесообразна и полезна для общества. Ее волнуют причины срыва графика строительства, она хочет знать, почему до сих пор по трубопроводу не пошла нефть. Кроме того, ей очень любопытно, какая у нас общественная жизнь, как дела с воспитательной работой, чем занимаемся в свободное время, какие лекции слушаем, какие фильмы смотрим и в каком порядке.
– А производство ее интересует? – спросил из угла Жмакин.
– Да. Производство ее интересует в первую очередь. Что сделано, что осталось сделать, как мы намерены выполнить заключительную стадию работы. И сможем ли это сделать при том составе, который у нас есть.
– Имеется в виду руководящий состав? – невинно спросил Хромов, глядя в окно.
– Комиссию будут интересовать не только цифры, но и мнения. Поэтому я прошу всех подготовиться, чтобы суметь ответить на вопросы, касающиеся работы своего участка.
– А позволительно ли нам иметь мнение обо всей стройке? – опять спросил Хромов.
– Позволительно. Хотя для вас это будет затруднительно.
– Почему же, любопытно знать?
– А потому, что невозможно обрести мнение за несколько часов, не обретя его за несколько лет.
– Вопрос, Николай Петрович, – поднялся с табуретки Жмакин. – Здесь слухи всякие ходят... Прошу ответить – верно ли, что вас снимать собираются?
– О том, что меня собираются снимать, мне ничего неизвестно, – Панюшкин хмуро глянул на Жмакина из-под бровей. Его побелевшие кулаки легли на стекло стола, губы были плотно сжаты. – У меня все. А у вас?
Жмакин скорбно посмотрел на Панюшкина:
– Вы напрасно, Николай Петрович, не надо... Я подумал, что будет лучше, если вы сразу ответите на этот вопрос... Нам всем проще будет жить... И вам тоже.
Жмакин сел, спрятавшись за спины. Кто-то ткнул его локтем под бок, кто-то ударил кулаком по плечу – подобной дерзости от молчаливого механика не ожидали.
– Будем заканчивать, – негромко и как-то расслабленно сказал Панюшкин. Своим вопросом Жмакин снял напряжение. – Станислав Георгиевич, – Панюшкин остановил Хромова, – останьтесь, пожалуйста, на минутку.