Мне трудно поверить, чтобы благородная дама пыталась привлечь внимание этого проклятого ублюдка, изуродованного к тому же шрамами.
— Какое значение имеют незначительные метки на лице и теле? — пожат, плечами Вашеяь. — Они всего лишь доказывают, что мужчина дерзок и храбр. Благодарение Богу, Вулфгар не хвастает этими маленькими боевыми отличиями, как большинство его высокородных друзей. Мне легче выносить его холодность и равнодушие, чем бесконечно повторяемые утомительные истории о сражениях и подвигах.
Вашель знаком велел наполнить свой рог, и дрожащая Майда со страхом приблизилась к молодому человеку. Обменявшись поспешными взглядами с дочерью, мать поскорее ускользнула, чтобы вновь возобновить свои несвязные проклятия.
— Не беспокойся, кузен, — ухмыльнулся Вашель. — Игра еще не закончена. Какое нам дело до того, что Вулфгар сейчас в милости у Вильгельма? Наши семьи достаточно влиятельны. Они не станут выносить это своеволие, особенно когда мы обо всем поведаем во Франции.
— Мой отец не слишком обрадуется, узнав, что я не приобрел новые земли для семьи, — проворчал Рагнор.
— Не терзай себя, Рагнор. К чему эта горечь? Гай — человек немолодой и мыслит, как все старики. И поскольку он сумел приобрести состояние, естественно, считает, что тебе нетрудно сделать то же самое.
Рагнор с такой силой стиснул рог, что побелели пальцы.
— Порой, Вашель, я его ненавижу.
— Я тоже временами теряю терпение с отцом. Представляешь, он угрожал мне, что, если я награжу какую-нибудь девку очередным ублюдком, он выкинет меня на улицу и лишит наследства.
Впервые с того момента, как он переступил порог Даркенуолда, Рагнор де Марте закинул голову и расхохотался: — Признайся, Вашель, что отец в чем-то прав.
— Ах, кузен, горшку ли перед котлом хвалиться, — хмыкнул Вашель.
— Верно, но должен же мужчина хоть как-то развлекаться, — улыбнулся Рагнор, и взгляд его снова упал на рыжеволосую девушку. Он погладил ее по щеке, неожиданно опьяненный видением этого стройного тела. Начиная ощущать знакомое нетерпение, Рагнор запутался пальцами в ткани ее ганны, срывая платье с плеч попытавшейся вырваться пленницы. Жадные взгляды захватчиков устремились на ее полуобнаженные груди, вздымавшиеся над разодранным воротом. Мужчины вновь что-то ободряюще закричали; послышались грубые шутки, но Эйслинн не поддалась панике. Стянув края платья, она подняла голову, и лишь глаза говорили о ненависти и презрении к завоевателям. Воины смущенно замолчали, отвернулись, пытаясь заглушить неловкость огромными глотками эля, перешептываясь между собой, что девчонка, несомненно, колдунья.
Леди Майда лихорадочно прижала мех с вином к груди, в ужасе наблюдая, как Рагнор ласкает ее дочь. Его руки медленно скользили по шелковистой плоти, под тканью платья, касаясь местечек, куда не смел раньше проникнуть ни один мужчина. Эйслинн вздрогнула от омерзения, и Майда задохнулась от страха и ненависти.
Она взглянула на темную лестницу, ведущую в спальни. В своем воображении она уже представляла, как дочь борется с Рагнором на широкой хозяйской постели, той, которую она много лет делила с мужем, на которой родила Эйслинн. В ушах зазвучали крики боли и ужаса. Норманн не подумает проявить милосердие, а Эйслинн не унизится до просьб. Ее дочь унаследовала упрямство и гордость лорда Эрланда.
Майда отступила в тень, стараясь сделаться невидимой. Справедливость не восторжествует, пока убийца мужа не будет наказан. Она отомстит. Жестоко отомстит.
Рагнор встал и, подняв с пола Эйслинн, притянул к себе упругое тело. Девушка отчаянно извивалась, пытаясь вырваться, и норманн злобно хмыкнул, находя извращенное удовольствие видеть болезненную гримасу, искажавшую ее лицо.