- Издалека, - глухо произнес он, - из Шуахили. Это в Аджарии; маленький городок на трассе, соединяющий Батуми с Гюмри. Да и в Москве живу далеко от этих мест, в Измайлове. Что же заставило меня поехать... быть может, предчувствие неизбежного?
- Почему обязательно грех? - спросил я, не хотел спрашивать, но удержаться не смог. - Почему должна быть всё объясняющая причина, почему бы не быть некоему феномену в этом микрорайоне Москвы, произвольно захватывающим и удерживающем внутри себя людей, повинуясь математической, физиологической, да какой угодно логике. Вы просто оказались подходящим по неким параметрам, вот и.... Да, кстати, а вы здесь раньше бывали?
- Послушайте, вы сами не верите в то, что говорите! - устало произнес Нодар. - Почему же я должен верить вам?
- Я не верю в грех. Какой бы то ни было: прелюбодеяние, нарушение территориального табу, осквернение субботы, - по мне все это не более, чем религиозный мистицизм. Я лишь выдвинул версию, согласен, глупую, но я же не настаиваю на ней.
- Конечно, поскольку она вас напрямую не касается.
- Вам стоило бы искать реальный выход из ситуации, а не травить себе душу теософией. А то у вас бог какой-то странный, языческий бог - жестокий и необычайно скорый на расправу.
Нодар поднял голову. Странный блеск промелькнул в его глазах, промелькнул и тотчас исчез.
- Может быть, это испытание, - едва слышно произнес он. -Испытание расставаньем. Ведь как логично получается: вчера, позавчера уже, мне звонила Лана, а на следующий день мне приспичило отправиться туда, где когда-то я впервые после стольких лет вновь столкнулся с ней... - он пробормотал несколько слов совсем неслышно, я разобрал самый конец: - и теперь мне придется доказывать и еще раз доказывать то, что прежде называлось верностью.
- И в эту версию вы верите? - пытаясь говорить саркастически, спросил я. Он кивнул, и кивок этот был столь убедителен, что я не нашелся, что ему возразить. Лишь бросил взгляд на часы. Нодар заметил мое движение и поинтересовался, который час.
- Полшестого, - ответил я, и добавил, как бы в оправдание: - скоро начнет темнеть.
- Вы уходите?
Лицо мужчины помрачнело, когда он услышал мой ответ.
- Значит, вы мне не поверили.
Слова эти были произнесены с такой непоколебимой уверенностью, что я не выдержал.
- Конечно, не поверил! Это же форменное сумасшествие, все, что вы мне наговорили, бред безумца. Я понимаю, вам сейчас нелегко, вы попали в серьезную переделку, во что-то необъяснимое, с чем справиться наскоком не получается. Но это же не повод опускаться до... до... - у меня не хватило слов, - до такого. Надо искать, как вы предлагали сами, тех, кто тоже застряли в районе. Но уж не для того, чтобы стращать их своей внезапной религиозностью и призывать к покаянию. Ни один из них, я убежден, услышав вас, не разорвет на себе рубахи, и не воскликнет: грешен, mea culpa2! Или, Или! Лама савахфани3?! Вы получите тот же прием, что и в прошлый раз. И изгоем проживете оставшийся век, без семьи, без друзей, без крыши над головой. Будете скитаться, получая от поселян насмешки вместо хлеба. Как будто именно они виновны в вашем вынужденном присутствии здесь, будто из-за них вы...
Он не дал мне договорить. Нодар неожиданно вскрикнул, и крик его был страшен; содрогнувшись всем телом, он выбросил из себя то имя, что не давало ему покоя все эти два дня.
- Лана! - воскликнул он. - Лана!
В наступившем затем молчании было слышно, как едва слышно гудит лампа дневного света пролетом ниже. Я ожидал, что после этого выкрика двери квартир распахнутся, на лестницу выйдут разгневанные люди и потребуют немедленного нашего исчезновения. Но ничего не произошло. Лестница оставалась пустой, только лампа по-прежнему тихо гудела пролетом ниже.
- Это Лана, - быстро заговорил Нодар. - Лана Броладзе, я уверен в этом. Почему же я сразу не понял...
Он замолчал, но слова душили его, и Нодар заговорил снова.
- Мы были знакомы давно, еще по Тбилисскому университету; вместе учились на одной специальности "Геологическая съемка, поиск и разведка". Вместе изучали, вместе сдавали, затем, получив дипломы, вместе уехали в поле. Были молоды, полны надежд на прекрасное будущее, как и большинство, грезили романтикой первооткрывателей и пели песни под гитару у костра...
Долгое молчание последовало за его словами.
- А потом? - осторожно спросил я. Нодар не пошевелился.
- Потом не было, - наконец проговорил он. - Прошло не так много времени, и романтика кончилась, а с нею кончилось все удивительное, что сопровождало ее прежде... кончилось все. Наше последнее свидание было просто омерзительным, оно состояло лишь только из взаимных упреков и оскорблений. Расставаясь, мы поклялись никогда более не встречаться друг с другом. И не сдержали обещания.
Через два года после нашего расставания я переехал в Москву, на новое место работы, очень удачное, с перспективой быстрого роста. Мне по средствам оказалось поначалу снято неплохую квартиру, затем купить машину, "Жигули". Жизнь стала поворачиваться ко мне приятной своей стороной. И в это время я снова встретил Лану. Здесь, в этом микрорайоне.
- Она тут жила?
- Мне так и не удалось это узнать. Она старалась поменьше говорить о себе и побольше спрашивать меня. Но со временем кое-что вытянуть мне удалось. С прежней ее работой было покончено раз и навсегда: Лана подпала под реорганизацию, лишилась места и тогда решила отправиться в Москву, как я тогда предполагал, в поисках лучшей доли. Искала ее долго и безуспешно, пока не столкнулась со мной.
Ту ночь она согласилась провести со мной, а утром сказала, что готова остаться. Слишком долго искала меня, чтобы второй раз потерять.
- А Нина? - тихо спросил я.
- С Ланой мы снова расстались, - продолжил Нодар, не слыша моего вопроса. - История повторилась, вплоть до той же заключительной сцены, после которой Лана исчезла. И вспомнила обо мне по прошествии десяти лет, только позавчера. За это время я успел сменить место жительства, познакомиться с Ниной, жениться на ней, порадоваться рождению и взрослению детей.
- Лана знает, что у вас есть дети?
- Она не спрашивала, думаю, просто догадалась. И все же предложила встретиться; она просила, я отказался. А на следующий день сам поехал на это свидание. Почему именно сюда - не знаю, может, потому, что Лана не любит менять места наших встреч, а во всей Москве мы встречались лишь здесь, да на моей старой квартире.... И, кажется, она по-прежнему верит в то, что мы были созданы друг для друга.... Были созданы, - повторил он после паузы.
- Лана верит, что каждый человек создан для кого-то другого, продолжил Нодар, не повышая голоса, - как в той притче про грушевое дерево, помните? Но разве можно так запросто поверить в саму возможность найти свою половину среди миллиардов людей? Даже поверив в любовь с первого взгляда, волей-неволей понимаешь - десятка жизней не хватит, чтобы найти того, одного-единственного. И не ошибиться при этом. Не спутать зова плоти с шепотом души, души, прежде бесконечно далекой, а ныне становящейся частью тебя самого. Ведь наши собственные переживания настолько сложны и запутаны для нас самих, что подчас невозможно отделить одно от другого. То, что прежде считалось освященным небом союзом, внезапно оказывается банальным брачным контрактом, срок действия которого - порой вся жизнь.... А она верит... просто верит. И потому не отпускает меня.
Есть такие места на земле, - Нодар говорил медленно, точно цитируя отрывок из книги, - где человек может встретить свою судьбу; осколками утерянного рая зовут их люди. Только они, называющие эти места так, не знают или не понимают, что порой ожидание встречи может затянуться, ведь на небесах, время не меряют днями, а сама встреча может оказаться непереносимой. Потому как годы безвозвратно ушли, и прошлое скрылось за поворотом, унося с собой и надежды и страхи и чувства. А сам человек потерял главное - веру, неколебимую веру в чудо, что должно - вот-вот или спустя вечность - непременно придти к нему. Если по каким-то причинам люди вынуждены будут покинуть осколок рая, конечно, они стараются взять с собой все, что соединяло их прежде, и слишком часто случается, что им этого не удается. Вот и я, чтобы не вспоминать об утерянном, стал лепить свой осколок, как мог и умел, стараясь не оглядываться назад... А она по-прежнему верит и надеется. По прошествии стольких лет. И потому, только потому, снова и снова находит меня. И продолжает надеяться, даже когда надежды эти обратились в дым....
Мы долго молчали, столь долго, что за окнами серая мгла неба потемнела, сменив цвет на угольный. Лишь когда это случилось, я произнес:
- Вам надо встретиться с ней. Дождаться ее.
Нодар кивнул. И спросил, точно у самого себя:
- Но что я скажу? Что? Слова бессильны перед ней.... Разве что попросить ее об одной... последней услуге.
Я понял, о чем он говорит, и взглянул на него, и мой собеседник выдержал взгляд и подтвердил мои слова, сказав: