Сначала им показывали, как седлать и расседлывать деревянных коней, которых мастера сотворили в натуральную величину, снабдив для большей наглядности оскаленными мордами. Три таких коня возвышались в учебной зале дворца рядом с тремя их копиями, но без ног, чтобы юные ученики могли доставать до спины. Потом начались занятия уже с конями настоящими. И, наконец, — сама верховая езда.
Великая княгиня сама была отличной наездницей, разбиралась и в конях, и в посадке и требовала посуровее гонять на препятствиях.
— Упавший дружинник — уже не воин! — и, присмотревшись к сыну, добавила: — Святослав, да ты уже умеешь все, что нужно вождю дружины. Пора готовиться к заботам великокняжеским.
Этому предшествовал напряженный и неприятный для нее разговор. Состоялся он в личных покоях великой княгини, куда дозволено было приходить без ее соизволения только одному Свенельду, ее соправителю. В этот раз она вызвала великого воеводу гонцом.
— Ты звала меня, великая княгиня?
— Как ведет себя боярин Асмус, Свенельд? — спросила Ольга, и взгляд ее был неспокоен. — Что сообщают о нем твои личные соглядатаи?
— Он никуда не отлучается, кроме верховых прогулок. Даже на охоту.
— Ты уверен?
— Вполне. Почему ты вдруг вспомнила о нем?
— Потому что Святослав растет, а вместе с ним растут и его уши. Твой Живан, которого ты вовремя пристроил дядькой, так и не смог вызвать мальчика на откровенный разговор. По его словам, Святослав закрыт, как добрый византийский ларец.
— Мне это нравится, — улыбнулся Свенельд. — Из него растет настоящий…
— А мне — нет! — резко оборвала великая княгиня. — При княжеском дворе всегда достанет доброхотов, готовых поведать ребенку…
И неожиданно замолчала, крепко, в ниточку сжав губы.
— Что поведать? — тихо спросил воевода.
— Правду!
— Ты стала бояться правды?
— Славяне давали роту покорности князю Рюрику. Даже мой отец, князь Олег, прозванный Вещим, назывался только правителем славян.
— Однако это не мешало жить ни ему, ни тебе. Князю Игорю пришлось отравить его, чтобы наконец-то прорваться к Великокняжескому Столу.
— Мы, русы, лишь чистая река в океане славян. Рано или поздно эта река иссякнет, Свенельд.
— Я наполовину славянин. Может быть, поэтому я никак не возьму в толк, чего ты боишься.
— Единого восстания славян, мой великий полуславянский воевода.
— Они привыкли опасаться моих мечей.
— Никаких мечей не хватит, чтобы примучить все славянские племена. Их — тьмы темь. Они уйдут в леса, а мужчины с дубинами перекроют все наши дороги. И поставят крепкие заставы у Днепровских порогов.
Свенельд помолчал. Усмехнулся невесело:
— И поэтому ты настойчиво просишь меня отказаться от собственного сына.
— Не поэтому, Свенди, — горько вздохнула великая княгиня. — Только во имя спасения всего Великого Киевского княжества. Только во имя его.
— И во имя спасения ты вспомнила об Асмусе?
— Наш сын должен быть Великим князем. Великим! И никто лучше Византии не знает, что такое величие.
— Если величие не опирается на меч, это — соломенное величие. Славяне на масленицу изготовляют их во множестве. А потом сами же и сжигают с песнями, хороводами, плясками и хохотом.
— Ты опояшешь это величие мечом и наполнишь силой, Свенди. Ты, самый великий из воевод.
— Но мой воспитанник будет слушать ромея, моя королева, — улыбнулся Свенельд. — А византийский мед легче проникает в душу, нежели грубый звон мечей и вопли дружинников.
— Тебе мало того, что ты — мой соправитель?
— Я гоняюсь за славой только на поле битвы.
— Тогда почему ты так насторожился, когда я спросила, как ведет себя византийский дворянин Асмус?
— Я не доверяю ромеям и не скрываю этого. Ты это знаешь, моя королева.
— А я хочу, чтобы Святослав был воистину великим князем и великим воином. Первого сделает ромей, второго — ты.
— Ты права, как всегда.
Свенельд поклонился, полагая, что сказано все и ему пора удалиться.
— Подожди, мой воевода, — вдруг тихо, мучительно тихо сказала Ольга.
— Что с тобой? — обеспокоено спросил он.
— Неосторожность. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. — У нас будет ребенок, Свенди.
— Ребенок?.. — полководец растерянно заулыбался. — Это же… Это же прекрасно…
— При мертвом муже?..
Великая княгиня горько усмехнулась и, не прощаясь, вышла из личных покоев.
3
Весь день Свенельд мучился от случайно сорвавшейся фразы. Он обидел любимую женщину, обидел грубо, ударив в самое сердце. Отлично изучив характер Ольги, он знал, что сегодня на ее глаза попадаться не следует, нужно выждать хотя бы сутки, но завтра к вечеру…
А на следующий день в усадьбу Свенельда прибыл доверенный дворянин князя Мала Сбойко. И событие, о котором он поведал, затмило все личные ссоры и обиды.
Древлянский князь Мал выехал на шумную княжескую охоту вместе со своим зятем, сыном Свенельда, прозванным Лютом Свенельдычем. Неделю лесные дебри вокруг столицы древлян сотрясал глас охотничьих рогов и труб, отмечавших каждого убитого охотниками зверя. Все шло, как заведено, а заведено было, что Отрада, приемная дочь князя Мала, всегда встречала его на пристани, к которой причаливали ладьи охотников.
Это была парадная встреча. На ней присутствовали все приближенные, но в центре непременно стояла Отрада в белом платье и богатом убранстве. Князь Мал, не осчастливленный родными детьми, души в ней не чаял.
Только на сей раз Отрада не смогла исполнить этого обычая. Она последние дни носила ребенка, и вторые роды обещали быть куда труднее первых.
— Богатыря носит! — радовался Мстиша Свенельдыч. — Ворожея ей нагадала, что великого богатыря родит.
Прийти Отрада не могла, но, чтобы отец не огорчался, послала вместо себя подружку, сенную девушку, ростом и статью напоминающую свою госпожу, повелев ей надеть княжеское платье и княжеское уборочье.
И князь Мал, увидев в центре принаряженной девичьей группы знакомую фигурку, и впрямь очень обрадовался. Закричал что-то веселое, пришпорил коня, замахал руками…
В этот момент из зарослей противоположного берега вылетела стрела. И вонзилась в грудь подружки Отрады чуть выше щедро расшитого нагрудника…
— Вот эта стрела, — сказал Сбойко, личный посланник князя Мала, протягивая Свенельду два обломка.
— Вятичи, — сказал воевода, внимательно осмотрев обломки. — Яд был на острие?
— И очень сильный, — Сбойко вздохнул. — Неужто вятичи осмелились напасть на князя Мала?
— Это всего лишь стрела вятичей, — повторил Свенельд и тоже вздохнул. — А вот руки, которые лук натягивали, вполне могут быть и из Киева. Вполне.
Он вдруг замолчал. Густые, с проседью брови его резко сошлись на переносице, и молчал он долго. Сбойко терпеливо ждал его первых слов.
— Князь Мал должен немедля отправить Отраду с дочерью в Киев. Охрану я выделю на границе.
— Не гневайся, великий воевода, но это невозможно. Отрада непраздна и не перенесет переезда. Именно так повелел мой князь передать его слова.
— Но пусть отправит хотя бы ее дочь под мою руку. Я вышлю навстречу не только добрый отряд, но и византийские носилки с балдахином. И перекрою границу вятичей, хотя, непременно скажи это своему князю, тетиву натягивала киевская рука. Выезжай немедля. Тебя накормят и дадут свежего коня.
Посланник князя Мала тут же выехал в Искоростень. А Свенельд повелел оседлать своего коня. И, никому не сказав ни слова, поскакал к Берсеню, последнему другу, совет которого он старательно взвешивал всякий раз.
К этому времени Берсень уже оставил думскую службу и никуда не выезжал. Он почти ослеп, кое-как передвигался по дому, скакал на старом, мудром мерине по утрам, а в Киеве больше не появлялся, объявив жестко и коротко:
— Слепой советник хорош только для слабых правителей, королева русов.
— Мне будет трудно без тебя, Берсень, — вздохнула великая княгиня.
— Я просил тебя взять на службу моего сына Неслыха. Это верный человек, способный распутывать любую пряжу и плести любую сеть.
— Я знаю его, но он редко попадается на глаза.
— Зато все видит и слышит. Кроме того, у тебя есть Свенельд. Внук соправителя великого Рюрика Трувора Белоголового. У тебя, королева русов, два надежных защитника. Меч и ручная змея.
Воеводу Берсень любил. Это же был его Свенди, друг детских игр в королеву русов.
— Ты прав, Свенди, — сказал он, внимательно выслушав гостя. — Это не вятичи. Это бояре Игоря, которые боятся Ольгу и тебя. И, думаю, больше всего — тебя, потому что стрела убивала сразу трех зайцев: жену твоего сына, князя Мала и тебя вместе с Мстишей Свенельдычем. Это киевская игра, а как далеко она зашла, и кто именно в нее играет, я постараюсь узнать. Кое-кто из старых знакомцев еще остался в гнилой тине киевских тайных замыслов. И потом…