Что касается темпераментов действующих лиц, то Слон был флегматиком. Он никогда не выходил из себя, не налетал, не скакал, не прыгал. Он ступал — основательно, уверенно, спокойно. Редко когда выпаливал или бросал поспешно. Нет, он — изрекал. Спокойно, краеугольно, глубоко. Туловище и голову тоже имел соответствующие — большие, покойные, широкие. За что и получил надежно к нему приклеившуюся кличку Слон.
Радька, в противовес, являлся явным сангвиником. Сангвиник — веселый, лучистый темперамент, самый приятный для общежития. Как истинный представитель беззаботного племени, Радик веселил окружающих, фонтанировал, ни над чем долго не задумывался, ни о чем не грустил. Тройка на экзамене? Ерунда, бывает. Снимут стипендию? Ничего, подработаем. Распределение светит в провинцию? Подумаешь, проблема, там тоже люди живут, да еще порой веселее и сытнее, чем в Москве: грибы, охота, надворные хозяйства. Внешность его была под стать характеру: золотистые, как бы сияющие волосы, веселые глаза и вечная полуулыбка на устах.
Наконец, сам Владик, когда прочитал об учении Гиппократа о четырех типах темперамента, отнес себя к меланхоликам — и, по всей видимости, не ошибся. Улыбался он редко, беспричинно веселился — тоже. Случалось, и не раз, что над его шуточками покатывались друзья по комнате, или соседи по бараку, или даже целая аудитория — однако, к примеру, самозабвенно ржать, как ржал Радька, — такого никто и не припомнит. И еще в традициях Владика было долго размышлять над своим поведением, над тем, как относятся к нему и действуют другие, как вести себя в будущем, что говорить и что делать. Возможно, потому Владислав производил впечатление парня медлительного, слегка даже заторможенного. Радька, который за словом в карман не лез, нередко кричал на него — и на целине, и на других шабашках: «Ну, что ты, Владя, ходишь, как в сметане?!» — чем товарища, разумеется, обижал.
Внешности Владика немного не хватало лучезарности Радьки и основательности Слона. Роста он был невысокого, чуть меньше обоих своих друзей. Зато — крепкий и мускулистый, и лицом своим, с необыкновенно правильными чертами, он походил на французского киноартиста Жерара Филиппа.
…И вот эти трое студентов — Вилен, Владик и Радий — стоят вместе с другими маевцами, построенными в каре, на площади перед светленьким двухэтажным зданием вокзала города Бийск, в компании других студиозусов из института, и командир их отряда втолковывает в очередной раз и без того очевидные вещи. К примеру: на протяжении пути следования по железной дороге в город-герой Москву спиртные напитки не распивать, на перроны без разрешения с поезда не сходить, с подножек не свисать и тем более не прыгать с них и на них.
Наконец, командир их распускает и идет узнавать у дежурного по вокзалу, когда подадут положенный студентам состав.
И вот тут-то происходит встреча, которая определит, как позже выяснится, судьбы всех пятерых молодых людей: трех парней и двух девчонок.
Но сперва Владик задумчиво произносит, ничего вроде бы не предлагая и ни к кому в особенности не адресуясь:
— Когда мне говорят, что ни в коем случае не следует распивать спиртные напитки, мне всегда начинает чрезвычайно хотеться их распить.
— Идея неплохая. И деньги имеются, — поддерживает Слон.
— В магазин? — задает Радька вопрос, уже ставший, в контексте данного разговора, риторическим. И сам же командует, простирая руку: — Да, товарищи, в магазин!
— Пойдемте все вместе, — замечает Владик, — выбрать сможем.
— Да что там выбирать! — с некоторой даже непривычной для него горячностью бросает Вилен. — «Беленькая» или «Три топора».
Друзья просят сокурсников покараулить их баулы и все втроем деятельно направляются в сторону торговой точки.
На другом конце привокзальной площади они видят еще одну большую группу целинников — преимущественно женского пола. Слон, возглавляющий шествие — он всегда главенствует среди друзей, коль скоро речь заходит о вопросах практических, — делает крюк. Маневр оказывается без слов понятен обоим спутникам: ясное дело, товарищ хочет пройти подле женского отряда. «Умно», — замечает про себя Владик.
Мимо большой группы девчонок Кудимов следует, не повернув головы и даже не замедлив шага — и понятно почему: ровным счетом ни одной гражданки, достойной внимания, среди них не оказывается. А вот подле двух наособицу стоящих дев Слон притормаживает, широко улыбается им и бросает:
— Здорово, девчата! Тоже с целины возвращаетесь?
Владик не может не отдать должное той легкости, с которой его друг завязывает разговор с совершенно незнакомыми девушками. У него самого так не получается. Ему все время хочется для первого слова придумать реплику поостроумней, повитиеватей — чтобы девчонка сразу поняла, с каким незаурядным парнем ей предстоит иметь дело. Но обычно, покуда Владислав измышляет слова для знакомства, а потом решается, наконец, их произнести — понравившаяся барышня или исчезает, или отходит на недоступное расстояние, или, что самое обидное, ее уводит другой, более незатейливый и смелый парень.
А у Слона никаких завитушек — атакует просто, скромно и не без выкрутасов. Зато его методы — действуют!
И объект для атаки старший товарищ выбрал что надо: одна из двух, та, что светленькая, — настоящая красавица. Вся лучистая, и глазки сверкают. И фигурка очень красивая, соразмерная: ножки, плечи, грудь. Другая девушка тоже хороша, но в другом стиле: черненькая и длинноногая, словно легкоатлетка. Может, по внешности она первой и уступает, зато в ней чувствуются — Владик на минуту задумался над определением — внутренняя сила и глубина. И девушка эта (как показалось ему) именно на него глянула со значением!
Так они и познакомились. Светленькую красавицу звали Жанной. Вторую — черненькую — кликали Галиной. Обе тоже были московскими студентками, учились в педагогическом и — да, Слон угадал — тоже возвращались с целины.
Тут репродуктор, висевший над вокзалом, прервал вдруг на полуслове свою разливисто-широченную песнь и сказал голосом Левитана: «Внимание, товарищи! Внимание!»
Владик с раннего детства не мог терпеть неожиданных объявлений из репродуктора, тем более тех, которые делал Левитан. У него засел в памяти этот черный раструб на улице, и слезы матери, и ее крик: «Владик, война началась!»
Однако сейчас голос диктора звучал иначе. Слышалась в нем не суровость и безнадега, а, напротив, радость и затаенное торжество.
— Работают все радиостанции Советского Союза! Сообщение ТАСС.
Все затихли, и тогда в репродукторе прозвучала довольно пустопорожняя преамбула — однако она словно бы подготавливала слушателей к чему-то невыразимо прекрасному, но пока непонятно в точности к чему:
— В течение ряда лет в Советском Союзе ведутся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по созданию искусственных спутников Земли. Как уже сообщалось в печати, первые пуски спутников в СССР были намечены к осуществлению в соответствии с программой научных исследований Международного геофизического года.
Парни переглянулись. На их лицах блуждали улыбки. Они, кажется, уже догадывались, к чему дело клонится. А Левитан продолжал:
— В результате большой напряженной работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли. 4 октября 1957 года в СССР, — голос диктора возвысился до ликующих высот, — произведен успешный запуск первого спутника. По предварительным данным, ракета-носитель сообщила спутнику необходимую орбитальную скорость около восьми тысяч метров в секунду. В настоящее время спутник описывает эллиптические траектории вокруг Земли, и его полет можно наблюдать в лучах восходящего и заходящего Солнца при помощи простейших оптических инструментов (биноклей, подзорных труб и так далее)!
И уж тут-то ребята грянули:
— Урра! Урра!
Бросились обниматься — между собой, естественно. Не было принято тогда обниматься, даже дружески, с девушками, особенно незнакомыми. Когда мальчишки отобнимались сами, тогда с чувством, но сдержанно, по-товарищески пожали Жанне и Гале руки, а Слон — тот даже (вроде бы тоже по-товарищески) потрепал Жанну по плечу.
Никто из них, конечно, не знал и даже предположить был не в состоянии, что вчера ночью они как раз здесь, в городе Бийске, могли бы наблюдать на небе след от той самой ракеты, что запустила спутник: трасса ее полета проходила в точности над городом. Однако никто тогда не ведал — кроме крайне ограниченного круга лиц, допущенных к совершенно секретным сведениям, — откуда в ту ночь наш первый сателлит отправился в полет. Лишь много позже, годы спустя, объявят в газетах и по радио, что ракеты в Советском Союзе запускаются с космодрома Байконур. В пятьдесят седьмом году никто еще не слыхивал этого названия — как не употреблял никто в обыденной жизни, а не в научной фантастике, термина «космодром». Да и само это имя, Байконур, выберут много позже, и тоже для вящей таинственности, чтобы запутать вероятного противника. На самом деле город с таким названием находился в тех примерно краях, что полигон, однако в сотнях километров от реального космодрома.