Свидетельница - Алина Знаменская

Алина Знаменская Свидетельница

Глава 1

Я – свидетель. Когда я пришла к этому выводу, мне стало немного легче. Все же свидетель – это не виновник происшествия. Хотя если послушать моего мужа Игоря, получается, что я вроде как косвенно причастна к тому, что происходит с моими близкими людьми. Наше окружение включает и нас самих. А мы несем на себе печать своего окружения.

Мое окружение – это бабушка Кира, отец с матерью, тридцатипятилетняя разведенная тетя, пятнадцатилетний племянник Кирюша с психиатрическим диагнозом, подруга Ксюша со своей мамой, которых Игорь считает малахольными, оба Ксюшины мужа – бывший и нынешний, а также все друзья родительского дома, которых я не могу не причислить к своему окружению, поскольку росла с ними бок о бок и они влияли на меня и на мою жизнь. К моему окружению нельзя не отнести коллег-учителей и учеников. В прошлом учебном году это были сплошь умницы лицеисты, ухоженные и порой слишком избалованные; в этом учебном году – интернатские разболтанные дети – матерщинники, не понимающие нормальных слов… А я – свидетель. Клянусь, я вхожу в их жизни непроизвольно, порой – не прикладывая к этому никаких усилий, и становлюсь участником событий, в которых участвовать совсем не хотела! А муж утверждает, что я вляпываюсь в них по собственной инициативе. Одно я знаю точно – невзирая на то что мне пришлось пережить в этот непростой год, я не перестала любить свой маленький мир и, надеюсь, благодаря происшедшему с нами даже стала немного мудрее.

Началось все с того, что Игорь отказался ехать на юбилей Киры. Ей исполнялось 65, она по-прежнему преподавала в университете историю, имела ясную голову и могла бы командовать армией, но приходилось сужать руководящие способности до рамок семьи. Точнее, своего окружения, поскольку под широко распахнутое крыло чадолюбивой Киры попали и ее бывший ученик Рома Горин вместе с женой и дочкой, а также подруга дочери, для меня – тетя Таня, мамина подруга и одновременно мать моей подруги Ксюши. И еще… Впрочем, это не столь важно.

Итак, я ходила по квартире, пытаясь придумать аргументы. Игорь сидел ко мне спиной, уткнувшись носом в жидкокристаллический монитор компьютера, и делал вид, что не замечает моего волнения. Компьютер – вечное прибежище Игоря в наших семейных разногласиях. Наверное, поэтому я терпеть не могу компьютеры.

Наша двухкомнатная хрущевка давила на меня потолками и стенами. Разбежаться-то особо было некуда, и я ходила от шкафа до окна, заодно собирая разбросанные дочкой игрушки.

– Мы не можем испортить бабушке праздник! – воскликнула я, с мольбой уставившись в затылок Игоря. – Она ждет, она готовится… Все приедут, а семья внучки – нет. Как такое можно представить, Игорь?

Иногда мне кажется, что за компьютером он становится на время глухим. Но даже таким я не перестаю любить мужа. Его стриженый затылок, его бескровные уши, прижатые к голове, его плечи – острые и неровные, без покатостей. Плечи, пожалуй, лучше всего остального выражают характер моего мужа. Они подчеркивают его скрытое упрямство, которое выходит наружу всегда неожиданно. Так, что даже теряешься.

– Я же не настаиваю, чтобы ты не ехала. Забирай Иришку, поезжайте с Черновыми. А за меня извинись, скажи, что комиссия.

Черновы – это Ксюша и ее новый муж Вадик. Значит, все явятся на праздник семьями, а я – с Черновыми. Как сирота какая!

У меня даже слезы подступили к глазам. Я говорить не могла, а он решил, что я обдумываю вариант поездки с Черновыми.

Я знала, что в любом случае поеду. Я люблю Киру, люблю своих родителей, тетку, племянника, Ксюхину мать тетю Таню. И бизнесменов Гориных люблю, несмотря на то что они немножко снобы. Даже их избалованную дочку Нику люблю. Я выросла в большом шумном доме, и теперь мне его не хватает! Он входит для меня в понятие «семья». А для Игоря семья – это он, я и наша дочь Иришка. Все.

– Нет у тебя никакой комиссии! – наконец буркнула я. – Просто ты – сыч. Сидел бы в уголке со своим компьютером. А общаться с людьми ты не любишь.

– Светик, солнце мое! – Муж крутнулся на одноногом стульчике и остановился прямо напротив меня. На лице его блуждала улыбка, но сквозь эту улыбку так и сочилось упрямство, которое выражала спина. – Я наобщался с Кирой Георгиевной – во! – Он провел ребром ладони по горлу. – Досыта наобщался, пока мы жили в ее доме «большой дружной семьей». Теперь мне требуется период реабилитации.

Я растерялась. Как-то привыкла, что с Кирой все считаются, все уважают ее и слушаются. Конечно, она любит покомандовать. Мы с мамой и мамина сестра Лена напрочь лишены этой Кириной властности, ибо все забрала она одна. Это ведь не мое наблюдение, что у властной матери, как правило, дети – амебы.

Мне представляется, что на семью дается сундук качеств. Если один берет из этого сундука себе слишком много, то другим не достается.

Кто бы возражал! Можно представить, что было бы, перейми мы все трое качества Киры. Клубок лидеров. Террариум единомышленников. Одного командира вполне достаточно. Даже папа относится к этому снисходительно. На моей памяти не было ни одной ссоры папы с тещей. У нас вообще достаточно дружная семья, с вылазками на природу, с лыжными прогулками, с рыбалками и походами за грибами. Всем этим руководит бабушка Кира, а остальные весело участвуют.

Поступок Игоря – первый бунт на корабле. Я заранее почувствовала себя виноватой перед Кирой.

– Хочешь, я с Иришкой останусь? – Игорь прищурился и наклонил голову. – А ты поезжай одна. Развеешься, отдохнешь от нас…

Когда он так вот прищуривается и наклоняется, у меня внутри что-то обрывается и начинает таять как воск. Я совершенно не могу с ним спорить в такие моменты. Похоже, он это раскусил.

– Ты знаешь, Светлячок, как я устал от учителей… – Он осторожно подкатывал ко мне на своем компьютерном кресле. – Бабушка профессор, теща завуч…

– Жена учительница, – подсказала я.

Игорь подкатил к самым моим ногам и, прежде чем я успела отскочить за диван, уцепил меня за пояс бриджей.

– Жена учительница, – согласился он. – Учит и учит, учит и учит…

Я уже сидела у него на руках, и мы вместе крутились вокруг своей оси. Я дышала его запахом… Я так люблю его запах, что иногда потихоньку пользуюсь его туалетной водой. Он об этом даже не догадывается.

– Игорь, давай я не буду учительницей. Правда. Давай я уволюсь и буду сидеть дома с Иришкой.

– Опять двадцать пять!

Игорь попытался мотнуть головой, но я крепко держала его за уши.

– Игорь, я не могу больше работать в интернате, честное слово! Эти дети пьют мою кровь! У меня не остается сил на собственного ребенка!

– Тебе всегда нравилась твоя работа. – Игорь накрыл мои ладони своими и попытался убрать их с ушей. Я держалась крепко.

– Конечно! Я работала в лицее. Там такие дети!

– Дети как дети…

– Ничего подобного! В лицее совсем другие дети. Чистые, ухоженные, умненькие.

– Этих отмой, будут такие же.

Когда он так говорит, меня охватывает отчаяние. Меня не понимает собственный муж! Я одинока! Мне не к кому голову приклонить!

Да он просто не представляет, что я вынуждена терпеть в интернате.

Я поднялась и ушла на диван. В глазах моих стояли слезы. Игорь с улыбкой смотрел на меня. Даже не глядя в его сторону, я чувствовала нежность в его улыбке. Все-таки он тоже во мне что-то находит. Он говорит, что я похожа на Джулию Робертс. Я часто перед зеркалом пытаюсь отыскать сходство и пока нахожу его только в губах. У меня такой же большой и нескладный рот, как у нее. Если губы не накрашены, кажется, будто я только что плакала. Ксюшка же считает, что губы мои выглядят как у школьницы, которая весь вечер целовалась в подъезде. Не знаю, что уж в этом хорошего, но что-то порочное имеется точно. Поэтому я немного стесняюсь своих губ.

– Свет… – Игорь поднялся, потянулся и хрустнул суставами. – Ну нет здесь в поселке выбора. И это место с трудом нашли. Ты уж потерпи, котенок… На мою зарплату мы пока не проживем.

Я отвернулась и быстро промокнула слезы рукавом футболки – в дверях стояла Иришка с трубкой радиотелефона в руках.

– Кто звонит? – спросил Игорь.

Дочь хитро улыбнулась и склонила набок голову, точь-в-точь, как это делает отец. И протянула ему трубку. Игорь послушал и передал мне:

– Тебя. Ксюха.

По приглушенному голосу подруги я сразу поняла: случилось что-то из ряда вон выходящее. Мне даже показалось, что она зубами стучит, будто замерзла.

– Пожжжалуйста, Свет, приди ко мне прямо сейчас! – умоляла она. – Я тебя очень прошу!

Я беспомощно оглянулась на часы – половина одиннадцатого, Иришке давно пора спать.

– Ксюш, поздно уже, – ответила я больше для Игоря. – Что стряслось?

Я знала, что не смогу ей отказать. Не каждый день она говорит по телефону таким голосом.

– Если ты не придешь, – проклацала зубами Ксюша, – то завтра найдешь вместо меня холодный труп.