— Во дурак! Какой дурак!..
Гордо задрав подбородок, Иван вышел из камеры.
Под ногами сначала зашуршал линолеум, а в кабинете, куда его сопроводил милиционер, заскрипел паркет. Здесь было тускло и дуло в спину из щелей оконной рамы. Стекла за решеткой ржавых прутьев не мыли небось с самой Революции. У потолка медленно вращал лопасти вентилятор. Стальной сейф ютился в углу. За столом, заваленным шелестяшками из-под чипсов, сидел худой как скелет мужчина в коричневом пиджаке, потертом на локтях. Из-за чрезмерной общей стройности мужчины его нос, лоснящийся от жира и покрытый черными угревыми точками, выглядел несуразно большим наростом.
— Свободен, — устало бросил мужчина, и взъерошенный скрылся за дверью.
Веки хозяина кабинета воспалились от недосыпа, галстук на шее болтался мятой тряпкой, верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Неопрятность — это местный шик, понял Иван. Присесть ему не предложили, и он встал посреди кабинета, брезгуя перекошенным офисным стулом, наверняка предназначенным для посетителей.
Пауза затягивалась.
— А где Василий Иванович? — Жуков-младший не выдержал первым. — Кто вы такой?
Не удосужившись дать ответ, носатый вытащил из ящика стола новую пачку чипсов, открыл ее и принялся смачно хрустеть, закидывая в рот желтоватые изогнутые пластинки, напечатанные небось самым паршивым матрикатором в Москве. В животе у Ивана забурчало.
— Ну что, сознаваться сразу будем? Или устроим сначала садо-мазо? — Без малейшего интереса носатый взглянул на Ивана. — Предупреждаю: боль причинять буду я.
Жуков-младший презрительно смерил взглядом его тщедушную фигурку.
— Я так понимаю, министра внутренних дел здесь нет. Он бы не позволил развести тут бардак. — Заметив край коммуникатора под грудой мусора на столе, Иван потребовал: — Немедленно свяжите меня с руководством. Или с министром восстанавливаемых ресурсов.
Мысль попросить о помощи Бадоева только что пришла ему в голову, ведь отец и Гурген Аланович — друзья и соратники, они столько лет вместе, плечом к плечу работали на благо Союза. Бадоев конечно же поможет разобраться в непростой ситуации и наказать виновных.
— С кем, с кем?! — Подтянув к себе коммуникатор, носатый улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы, а потом громко, с удовольствием расхохотался.
В милицию только смешливых берут? Патрульные, теперь этот… Иван решил не горячиться, ведь у персов с мозгами проблемы, им нужно несколько раз повторить, чтобы дошло. Не обращая внимания на смех, он рассказал про шпионов, которые проникли к нему домой, взяли отца в плен, стреляли в маму и ранили его, Ивана.
Обтянутое серой кожей лицо носатого стало серьезным, он слушал куда внимательнее, чем экипаж панцера, и даже задал несколько вопросов. Потом достал из стола сканер и велел приложить руку, что Жуков-младший, подойдя ближе, и сделал.
И ни писка, ни отпечатка ладони на сенсорном экране.
В МГУ, проходя через пропускник, Иван каждый раз кладет руку на сканер. Раздается писк. А когда убирает ладонь — на экране остаются светящиеся папиллярные узоры пальцев, которые гаснут, стоит только проследовать дальше. Биометрические данные каждого, кто рожден в СДР, занесены в специальную базу, определяющую степень допуска того или иного гражданина. Помимо отпечатков пальцев, сканер считывает информацию с чипа, вшитого под кожу на запястье. Вот только чипа под кожей у Ивана никогда не было, ибо он принадлежал к особому классу союзников.
— Еще раз. — Носатый нахмурился.
Иван вновь прижал пятерню к сканеру. И опять безрезультатно.
Задумчиво отобрав сканер, носатый решил испробовать его на себе. Заверещав, устройство подтвердило личность — Иван успел прочесть с экрана, что носатого зовут Адольф Петрович Шухов и что он старший следователь второго отделения милиции Москвы.
— Еще раз.
Иван послушно шлепнул ладошкой по сканеру. Никакой реакции. А ведь старшего следователя определяет — значит, исправен. Но почему тогда в упор не видит Ивана Владленовича Жукова?..
— Сознаваться сразу будем? — пробормотал носатый, достав из стола пластиковый лоток, в котором лежали ключ от квартиры Сидоровичей и еще парочка безделушек из карманов Ивана — все конфискованное при аресте.
— Нет уж, устроим садо-мазо! — вспыхнул Иван, сжав кулаки.
Вмиг оценив настрой собеседника, следователь сунул руку под пиджак, где на боку что-то оттопыривалось, скорее всего пистолет в кобуре.
А ведь дверь заперта, на окне решетка. Пристрелит носатый, да и все. Подчиняться власти — это верно, но есть же предел. Чуть присев, Жуков-младший изготовился к прыжку на следователя. Их взгляды встретились, и…
Завибрировал коммуникатор — пришло сообщение.
Иван замер.
Не вынимая руки из-за пазухи, следователь на миг скосил глаза на экран, потом опять уставился на задержанного. Губы его шевельнулись:
— Как, говоришь, зовут тебя?
— Иван Жуков. Иван Владленович Жуков. Мой отец — министр иностранных дел.
Одной рукой набив что-то на коммуникаторе — устройство завибрировало, сообщение ушло, — следователь, улыбнувшись, засветил гнилье во рту:
— Лучше бы тебе, щенок, не то что не родственником, но даже не соседом оказаться бывшему министру Жукову.
Бывшему министру? Словно за шиворот плеснули холодной воды.
— Это еще почему?..
— Враг народа Владлен Жуков арестован по подозрению в шпионаже в пользу иностранных государств. Во время ареста его жена оказала злостное сопротивление и была уничтожена группой захвата.
Слово «уничтожена» не просто резануло слух — им, тяжелым, пудовым, с размаху впечатали в пах. Иван едва устоял на ногах. Вспыхнуло: мама упала в кресло, разметались волосы, на красивом лице застыло испуганное выражение… Он гнал прочь тревожные мысли, не хотел верить в очевидное. Она мертва, ее убили. Мама, как же так?! И отец — враг народа… Отец — враг?! Этого не может быть! Он — истинный союзник, он… Он не мог?..
— Это какая-то ошибка. — Во рту пересохло, ноги дрожали. — Кто-то напутал.
Следователь потянулся за чипсами.
— Ошибка? Это вряд ли, у нас ошибок не бывает. Посидишь тут пока… Жаль мне тебя, щенок. А я ведь предлагал сознаться сразу.
Посидишь? Ноги подогнулись, Иван опустился на кривой офисный стул, едва не выскользнувший из-под него.
Верить сказанному следователем решительно невозможно. Или все-таки?..
Мать мертва. А отец — враг народа, заговорщик?
Сканер не определил Ивана, потому что нет такого в базе данных, не с чем сравнить отпечатки пальцев — по сути, Жукова-младшего уже стерли, лишили гражданства. Но если даже предположить, что отец действительно враг — чушь, быть этого не может! — то в чем виноват Иван?! За что с ним так?! Ведь ничего противозаконного он не сделал!
Неужели это все из-за пробежек по крышам?..
* * *Пахло в кабинете жареным мясом и специями. Босс обожал шашлык из молодых барашков-клонов.
— Урод, ты что там устроил?! Новую Революцию?! Совсем охренел?! Был же четкий приказ!
Ты не видишь человека, который орет на тебя так, будто ему в штаны сыпанули раскаленных углей. Там, откуда ты родом, горячие шутки в ходу.
Голова опущена. Начальство в ярости, лучше не встречаться взглядом. Ты пережил слишком многих, чтобы иметь смелость — глупость — нарушить это неписаное правило. Смотри в пол — авось пронесет. Лишь полное смирение способно утихомирить Босса. Он любит себя так величать, и не стоит отказывать в этой малости даже за глаза.
Рука непроизвольно дернулась, пальцы коснулись шрама, что рассек лицо от волос до подбородка. Этот жест выдал твое раздражение. И Босс заметил. Хоть ор не прекратился, выражения стали чуть мягче. Тебя, Григора Серпня, по-прежнему обвиняли во всех смертных грехах, но больше не называли «чмом, нах здесь не нужным», чью мать он, Босс, любил в сладкие губы.
Жутко хотелось курить.
Ты прислушался к раскатам эха. Кабинет Босса был достаточно просторным, чтобы звук отражался от стен. Даже не поднимая головы, ты мог описать роскошную обстановку. Кресло под задницей Босса и диван обтянуты молочно-белой кожей. На столе из дуба блестят золотые подставки для антиквариата — «паркеров», ножей для бумаги и упаковок стикеров. Подставки эти Босс заимел исключительно для красоты. Как и фарфоровые вазы на полках. А заодно и пепельницу, подвинутую чуть ли не под нос тебе, притом что в кабинете Босса дымить запрещено.
Но главное — кабинет защищен от любого внешнего воздействия и рассчитан на годы автономки. Случись снаружи ядерная война, внутри никто и не заметит. Сказанное здесь навеки здесь же и остается — тут невозможно вести запись на какой-либо носитель. Единственный коммуникатор, способный работать в поле постановщика помех, — это коммуникатор Босса, сделанный юным гением, электронщиком от бога, скончавшимся сразу после выполнения заказа.