— Развяжи мне ноги, твою мать, неудобно…
Пришлось развязать. Он стиснул ногами мою задницу, ноги у него железные, я только охнула. Волосы мне на глаза падают, воздуха не хватает, Лом весь в поту, нижняя губа в кровь искусана.
— Сними, наручники, — просит, — я тебя приласкаю.
Словечко показалось мне двусмысленным, я на его лицо воззрилась, силясь отгадать, какой пакости от него следует ждать, а у него глаза мутные, губы свело, видно, не до пакостей сейчас человеку.
— Да сними ты эти наручники, черт тебя дери, без рук кайф не тот.
Я решила рискнуть, сняла их и в угол бросила. А Лом на меня кинулся, как стая голодных волков. Неутомимый у нас Ломик.
Уже поздно вечером мы сидели на кухне. Я пила шампанское, Лом стакан водки хватил, усадил меня к себе на колени и запел:
— Ладушка, красавица моя, ну что, ублажил?
Я поцеловала его, похвалила за старательность, а он сказал:
— Нам с тобой друг друга держаться надо. Слышь, Ладуль, я серьезно. Мало ли чего с Аркашкой… Кто у дела будет? Я, может, мозгами не очень, ну так и не лезу, а ты баба умная. Ладушка, я ведь знаю, Аркаша без тебя шагу не сделает, ты у него первый советчик, все дела знаешь. А я в этой бухгалтерии ни черта не смыслю. Давай дружить. Мы вдвоем с тобой таких дел наворотим, все деньги наши будут, а, Ладуль?
— Чего это ты Аркашу хоронишь? — удивилась я.
— Так давление у него. Жаловался.
— Кого ты слушаешь? Он нас с тобой переживет.
— Да на черта он нам, козел старый. Не надоел он тебе? Ты подумай, Ладуль, ну чего этому черту все: и баба такая, и деньги. Инфаркт я ему мигом устрою, ты только шепни.
Слова Лома меня слегка настораживали: эдак он завтра вспомнит, что тут нагородил, и с перепугу голову мне оторвет. Надо было что-то придумать.
— Ломик, — я время тянула, целовала его и грудью терлась, — скажи мне слова.
— Какие?
— Ну, какие мужчина женщине говорит.
И Лом сказал. Слов пятнадцать, десять из них порядочная женщина даже мысленно повторить не сможет. Я покраснела, а Лом заржал.
— Ладушка, радость моя, я ведь по-хорошему с тобой хочу. Поженимся, все деньги наши будут, слышь? Я ведь знаю, ты баба честная, сколько лет с Аркашкой жила и ему не изменяла, я ж приглядывал. А Димка, понятное дело, что ж тебе была за радость со стариком… Со мной все по-другому будет. Ты, может, думаешь, я бабник? Да на хрена они мне, ну лезут, суки, лезут, я ж один живу. Почему я до сих пор не женился, а? Я тебя жду, век свободы не видать, если вру. Слышишь, Ладушка?
— Слышу, — вздохнула я.
— Так что скажешь?
— Считай, я в деле. Только вот что, горячку не пори, здесь по-умному надо… Я к делам присмотрюсь получше, вникну, чтобы разом все к рукам прибрать.
— Хорошо, Ладуль, как скажешь.
— И от меня подальше держись, — попробовала я внести ясность. — Аркаша не дурак, смекнет, в чем дело.
— Понял, — кивнул Лом. — Завтра увидимся? Приезжай ко мне, слышишь?
— Ломик, хочешь дело делать, о сексе забудь, — наставительно сказала я.
— Как забыть, — ужаснулся он, — ты что, Ладушка, да на черта мне тогда и деньги?
Да, трудно было говорить с распаленным страстью Ломом.
— Надо поосторожней, меня слушай, скажу можно, значит, можно. Понял?
— Завтра, да? — спросил Лом, заглядывая мне в глаза.
— С ума сошел? Ты меня вообще-то слышишь?
— Но сегодня время-то еще есть?
* * *Прошел месяц. Димку я так ни разу и не видела. Душа изболелась. В начале лета пришла в контору. Лом тосковал на диване. Я села на стол напротив него, ногу на ногу закинула.
— Где Аркашка? — спросила.
— Здесь. Суетится. Радость у нас, сына женим.
— Димка женится? — Как ни ударила меня новость, но перед Ломом я сдержалась, спросила спокойно.
— Ага. Старичок наш рад, до потолка прыгает. Студентка, спортсменка и просто красавица. Порядочная. На порядочность старичок особенно напирал, видать, уже испробовал.
— А где гулять будут, здесь?
— Обижаешь, сына женим, один он у нас. В «Камелии». Старичок народу сгоняет, целый табун.
— Ты пойдешь?
— Конечно. Кто ж за порядком следить будет?
— Да когда свадьба-то?
— Послезавтра. Старичок по горло занят, слышь, Ладуль? Поедем ко мне?
Лом поднялся, руки мне под подол сунул и целоваться полез.
— Ломик, ты опять за свое, — мурлыкнула я. — Ведь договорились.
— Договорились, договорились, не могу я. Хлопну папулю, надоел, прячься от него, больно надо. Без трусиков?
Лом наклонился, лизнул мне ногу, усмехнулся блудливо:
— Хочешь?..
— Я тебя, черта, как вспомню, на стенку лезу.
— Ладуль, ну чего ты…
— С ума сошел, Аркаша увидит.
— В машину пойдем, на пять минут, а? Сил нет.
— Потерпи до Димкиной свадьбы.
— На всю ночь? — хмыкнул Лом.
— На всю, да пусти подол-то, — разозлилась я.
Аркаша в кабинете на калькуляторе что-то высчитывал, увидев меня, заулыбался. «Сейчас ты у меня улыбаться перестанешь».
— Денег дай, — сказала я.
— На что? — спросил он, подхалимски улыбаясь.
— На все.
— Ладушка, сына женю, прикинь, какие траты.
— Чего на свадьбу не зовешь?
Аркаша заерзал.
— Сама подумай…
— Ты что ж, стыдишься меня, что ли? — вскинула я голову.
— Да господи, да разве ж в этом дело? Только ведь…
— Значит, так, — сказала я, — добром не пригласишь, сама приду. Я вам такую свадьбу устрою, век помнить будете.
Аркаша поерзал, пожаловался на судьбу. Сошлись на том, что я пойду с Ломом, народу много, в толпе меня не заметят. «Как же, не заметят меня, дождешься».
Я вышла из ресторана, коленки тряслись, голова кружилась. Димка женится, не видать мне его. Будет возле жены сидеть, он из таких, чокнутых. Я поехала к Таньке, на кухне Вовка тосковал со стаканом чая.
— Вова, у Димки свадьба? — спросила я.
— Да. Говорить не велел.
— Ты пойдешь?
— Я ж свидетель, пойду.
— Вова, привези мне завтра Димку, слышишь?
— Не пойдет он, не захочет. Я про тебя спрашивал, говорит, все.
— Вова, мне только увидеть его… Привези!
— Да я что. Не пойдет он…
Я перед Вовкой на колени бухнулась:
— Приведи Димку, век должна буду.
— Лад, ты что, встань. Я попробую…
Танька рядом причитала:
— Ладка, не суйся, хрен с ним, пусть со студенточкой трахается, надоест она ему в пять минут. Натворишь дел, ох, чует мое сердце…
* * *На следующий день я в Вовкиной квартире металась, как зверь в клетке. Ждала Димку. Вовкина мать была на даче, Вовка меня привез и за другом уехал. Я ждала, руки ломала. Услышала, как дверь хлопнула, потом Димкин голос. Я вышла, он меня увидел, в лице переменился, Вовка потоптался и сказал:
— Ну, это, пошел я, — и исчез за дверью, а Димка мне:
— Зря ты, Лада, ни к чему…
Хотел уйти, а я в рев и в ноги ему.
— Димочка, подожди, прошу тебя. Пять минут. — Он стоит, на меня не смотрит, а я реву еще больше. — Димочка, я ведь знаю, женишься, ты ко мне не придешь. Простимся по-хорошему, ведь на всю жизнь прощаемся. Люблю я тебя, Дима, пожалей меня…
Я ему руки целовала, а он губы кусал, попросил жалобно:
— Лада, пожалуйста, не надо. Тяжело мне.
— Димочка, последний раз, последний раз…
Он хотел меня поднять, а я ему в шею вцепилась, потянула за собой на пол, торопливо целуя.
— Возьми меня, — попросила, срывая одежду.
Куда мужику деваться?
Обоих трясло, лежали обнявшись, я глаза открыть боялась. Димка меня поцеловал и шепнул тихо:
— Пошли в Вовкину комнату.
Время пролетело, я и в себя не успела прийти.
— Уходить мне надо, — тихо сказал Димка, я обхватила его за плечи и попросила:
— Еще полчасика, и пойдешь.
Часы пробили одиннадцать. Тут уж я сама ему сказала:
— Иди, Дима, поздно, — отвернулась, слезы глотаю. Он ко мне прижался:
— Лада, уйду в двенадцать.
Не ушел. Только в четыре утра поднялся, стал одеваться.
— Ты ее не любишь, — сказала я, сидя в постели. — Зачем жизнь себе и мне калечишь? Ты меня любишь.
— Люблю, — вздохнул он. — Только теперь не переиграешь.
А я на нем повисла, зашептала жарко:
— Давай уедем вдвоем, слышишь?
— Господи, Лада, сегодня ж свадьба, гостей до черта. И Светка.
— Что Светка? Ее тебе жалко, а меня нет? Неужели жизнь свою погубишь, для того чтобы какие-то балбесы на твоей свадьбе напились, наелись? Уедем, Дима, на юг, пусть тут без нас разбираются. Вернемся через месяц, все поутихнет. Вместе жить будем.
— Лада, — Димка встал на колени, в плечи мои вцепился, — поклянись, что отца бросишь.
— Брошу, Димочка, — торопливо закивала я, — брошу, с мужем разведусь, ребенка тебе рожу, все сделаю, что захочешь, только поехали.
— Едем, — сказал он. — Машина под окном.
— К Таньке надо, денег занять.
Танька поначалу обалдела, принялась орать, но быстро выдохлась и рукой махнула, дала денег. Я изловчилась и мужу позвонила, так чтобы Димка не слышал. Не помню, что ему плела. Валерка первый раз в жизни на меня наорал, а я трубку бросила.