Порученец Царя (трилогия)
ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ. Нарвский дьявол
1. Шпион
Юго-западный ветер с утра разгонял тучи, выветривал сырые, промозглые улочки Риги долгожданным потеплением, и к обеду как-то вдруг стало очевидным, что наступил май текущего 1656 года и скоро будет лето. В бескрайнем небе, ещё накануне низком и хмуром, затянутом сплошным покровом туч, открылась беспредельная синь, и по ней лениво разбрелись и млели под солнцем белые барашки редких облаков.
Прежде малоприветливая серьёзность горожан, как будто наконец-то оттаяла от последствий зимы, стала уступать их улыбчивым настроениям и чувственным желаниям. К обеду бюргеры и прибывающие морем торговые гости из многих стран Европы необъяснимо одновременно ощутили неодолимую тягу к легкомысленному времяпрепровождению у домашних очагов и в постоялых и гостиных дворах, в многочисленных харчевнях. Словно ласковое солнце побудило к сговору всех местных волшебниц, которые под видом дородных и расторопных хозяек кухонь и поварских решили разом обезлюдить город, и тем показать свою власть над мужчинами.
Однако не все мужчины были столь податливы чарам этих волшебниц. В губернаторском доме хозяина к обеду не ждали. Генерал-губернатор Риги граф Магнус Делагарди, верный служака короля Швеции Карла Х, был занят чрезвычайно важными делами, а именно, срочными работами по укреплению обветшалых участков крепостных стен и утром предупредил молодую жену, что вернётся лишь затемно. Оставленный в её ведении большой дом, который недавно был подновлён и выкрашен за счёт расходов королевской казны на обустройство крепости и с военной надменностью взирал парадными окнами на ратушу по ту сторону площади, мог бы в этот полдень стать безрадостно скучным и сиротливым. Он мог бы оказаться укором самомнению горожанок, если бы графиня позволила себе опустить руки и оставить поведение мужа без последствий.
Графу и в голову не приходило, что этим обеденным часом в его личном кабинете на втором этаже, всегда надёжно запертом, кто-то может изучать единственную карту, на которой выделены уязвимые места крепостной стены, требующие незамедлительного восстановления, а так же расписан порядок соответствующих работ, последовательная очерёдность их выполнения. Но именно это и происходило.
На массивном столе из карельской берёзы, на который падал свет от обращённого к ратуше широкого окна, была развёрнута большая карта, придавленная по левому краю бронзовым подсвечником в виде полуобнажённой русалки. Другой край придерживал молодой мужчина в коричневом, хорошо сидящем на нём камзоле ливонского рыцаря. Он медленно и прилежно водил по плану крепости пальцем, при необходимости приподнимал свисающие за край стола части карты, всматривался или тут же опускал их, возвращался взглядом к основному рисунку крепостных строений. Казалось, он полностью доверял своей памяти, не делал никаких записей, лишь время от времени черкал заострённым угольком с обратной стороны белоснежной манжеты понятные лишь ему чёрточки и закорючки. По тому, как он склонялся над картой, перемещался у стола, видна была замечательная гибкость стройного стана. А под свободным камзолом угадывались развитые военными упражнениями грудь и широкие плечи, сильные бёдра. На широком ремне, стянувшем камзол в поясе, свисала длинная шпага, которая ничуть не стесняла ему движений и была его единственным оружием.
На вид ему было не больше двадцать семи лет. Но серьёзные карие глаза и морщинки от сосредоточенности при изучении карты, которые проступили на переносице сохраняющего ровный загар лица, выдавали ум скорее зрелого человека, многое знающего не понаслышке. Он завершал изучение последнего участка плана, когда слышимый в удалении, странный уличный шум привлёк его внимание. Он прислушался, потом мягко ступил к бархатной занавеси окна, глянул на ту из выходящих на площадь узких улочек, по которой приближался топот сапог нескольких десятков солдат. Первые появились через полминуты, нестройно поспешая за рослым белобрысым и розовощёким офицером.
– Окружить! – приглушённый стеклом и стенами донёсся его решительный и резкий выкрик, и он указал вскинутой рукой в перчатке на здание дома губернатора, как будто заметив в угловом окне кабинета на втором этаже вражеского лазутчика. – Никого не выпускать!
Однако это указание руки на угловое окно второго этажа получилось у него случайно, он никак не смог бы разглядеть молодого человека за плотной занавесью. У того разгладились морщинки на переносице. Спокойно подняв с шеи завязанный сзади бардовый шарф, он прикрыл им лицо до оживлённо заблестевших глаз, поправил широкополую шляпу с колыхнувшимся пером цвета шарфа и отступил к столу. Не торопясь, спокойно сложил карту и отнёс к тайнику в стене. Спрятав карту, запер дверцу тайника и накрыл её картиной с поясным изображением гордого короля Карла Х в стальном панцире.
После чего опять по-кошачьи мягко шагнул к окну. Сверху ему было хорошо видно, как, лая приказами, офицер рассредоточил солдат под окнами здания, оставил с ними рыжеусого унтер-офицера, а сам с пятью новобранцами решительно ринулся к парадным дверям. Однако молодой человек наблюдал за ними без внешних признаков тревоги, пока не бросил беглый взгляд по сторонам и не заметил у угла ратуши накрытого тенью хорошо сложенного мужчину в чёрной тоге протестантского пастора, которая топорщилась с левого бока рукоятью шпаги. Пастор шагнул вперёд и вышел из тени, он явно намеревался скоро пересечь площадь к месту назревающих необычных для резиденции первого лица города событий. Отпрянув от окна, молодой человек быстро вышел из кабинета, провернул ключ в замке и сунул его в нагрудный карман.
В прихожем вестибюле уже хозяйничали вояки из новобранцев, воодушевляемые к исполнению служебных обязанностей весенним майским настроением. Взвизгнула подвернувшаяся им под руки девушка служанка. А на кухне послышалась громкая оплеуха и оттуда появились двое, один из них растирал щёку и поправлял каску.
– Прекратить! – рявкнул на них подтянутый офицер, направляясь к широкой лестнице. – Это вам не ферма, а дом губернатора, олухи!
Молодой мужчина со скрытым шарфом лицом приостановился у светлой двустворчатой двери спальни. Он слушал, как шумно поднимаются по лестнице офицер и солдат, приоткрыл левую створку, из коридорного полумрака тенью скользнул за дверь, тут же её прикрыл.
– Ах, Вольдемар! Это муж их прислал! – воскликнула красивая блондинка одного с ним возраста. Она резко отвернулась от приоткрытого окна и, мило краснея в волнении, устремилась навстречу. – Старики так ревнивы!
Тот, кого она назвала Вольдемаром, запер дверь золоченой крепкой задвижкой. Стянул с лица шарф к подбородку и вернул ей оба ключа, от кабинета мужа и от стенного тайника. Она живо спрятала их под подушку широкой постели.
– Клара, – покорно опускаясь на левое колено, он подхватил сразу все её тонкие пальцы обеих рук, – прошу, не осуждайте моего поведения.
– Ну вот. Я это сделала, чтобы вы убедились, ваши друзья вас обманули. И муж ничего не замышлял против вас и доставшегося вам в наследство от дяди состояния.
Он смущённо опустил лоб в её горячие ладони.
– Вы должны меня простить, – произнёс он с искренним раскаянием и посмотрел снизу вверх в её большие голубые глаза. – Граф предан королю, и все это знают. А король столько раз доказывал неприязнь к нашему рыцарству и использует любой повод, чтобы отнять у нас земли и собственность в свою всегда пустую казну.
Женщина с пониманием кивнула.
– Я сама из Курляндии, где он разорил многих баронов, – тихо заметила она.
Его, казалось, до глубины души тронуло такое признание.
– У меня не было ни матери, ни отца – никого, – дрогнув голосом, произнёс он с полным доверием, как если бы хотел найти в ней близкого участия. – Я дурно воспитан и легко верю тому, чего не может быть. Клара, дорогая, будьте мне великодушной сестрой и советчицей!
Она отозвалась не сразу, как будто силясь обдумать, что он сказал. Лицо её вытянулось от огорчения и беспомощности.
– Сестрой? – отозвалась она неуверенно. – Какой сестрой? Ах? Что там происходит? – Она сделала слабую попытку высвободить ладони, точно намеревалась открыть дверь. – Мне надо посмотреть, что там за шум.
Поднимаясь с колена, Вольдемар начал осыпать её руки, плечи поцелуями, затем сильно обнял, прижимая к груди.
– Почему, почему сестрой? – вымолвила она слабым от укора и огорчения голосом, прежде чем ответить на страстный поцелуй.
В дверь вежливо постучали. Потом постучали требовательнее. Наконец раздался решительный стук, от которого затряслись дубовые створки.