- Я бы хотел, чтоб его не было! Но увы.
- Насколько твои сведения… верны?
Я поколебался, но кардинал выглядит в самом деле мудрым, хотя внешность обманчива, к тому же напоминает отца Дитриха, я вздохнул тяжело, наклонился ближе.
- Тяжко мне это говорить, святой отец, однако…
- Говори, сын мой, - ответил он просто. - Знал бы ты, чего я только не наслушался…
Я вздохнул снова и начал рассказывать. Он слушал внимательно с самого начала, хотя тело и одряхлело, но ум сохранился живым и острым, все быстро схватывающим, что свойственно и молодым, однако и умеющим сравнивать со всем ранее известным, изученным и уже освоенным.
- Честно говоря, - произнес он несколько потрясенно, - такого еще не слышал… и даже не думал, что такое возможно… Подумать только, второй мятеж!.. Темные ангелы прозрели и готовы молить Господа о прощении!.. Светлые ангелы завидуют человеку и тоже не любят его… Хотя, если поразмыслить, именно так и должно бы случиться… но кто из нас заходит в своих рассуждениях и догадках так опасно далеко?
Я молчал, наконец сказал осторожно:
- Так что мне ждать от коллегии кардиналов?
Он тяжко вздохнул:
- Мне очень не нравится тон, который ты взял в разговоре с ангелами… Я имею в виду ангелов небесного легиона. С темными уже неважно, с побежденными не считаются.
Я признался:
- Мне мой тон тоже не нравится. Более того, скажу честно, я откровенно трушу. Наверное, потому и хамлю.
Он горько усмехнулся:
- Даже ты, сын мой, доблестный Фидей Дефендер, трусишь?
- Увы, - сказал я откровенно. - Страшно. Это же какие силы! Однако как иначе напомнить светлым ангелам, что они вообще-то совершили рейдерский захват власти, и мы это понимаем?..
- Захват власти?
- Да, - ответил я, - раньше там была хоть какая-то слабенькая оппозиция, можно было вести полемику, чтоб не так скучно… А партия Михаила воспользовалась предлогом и умело вытеснила противников. Да, все у них прошло благополучно, и если и трусили вначале, то за эти тысячи лет уверили себя, что так и было изначально. Я лишь напоминаю им, что Господь оставил для нас всех несколько иные правила. Для всех, ангелам тоже. Это и вызывает ярость, будто клевета какая!
Он сказал слабо:
- Это они еще бы стерпели. Но их старшие видят, что это для тебя, сын мой, лишь платформа, с которой желаешь заключать соглашения на новой основе. Ведь желаешь? По глазам вижу. А это для них серьезнее и опаснее. Да, они силой вытеснили оппозицию и укрепили свою власть, но теперь ты вроде бы желаешь что-то пересмотреть им в ущерб!
- Так и есть, - подтвердил я. - Но это не мятеж, а лишь возвращение к истокам!..
Он насторожился:
- К истокам?
Я объяснил почтительно:
- Как в церкви то и дело заново перечитывают Библию, чтобы придерживаться прежней линии, не уходить далеко в сторону.
Он сказал строго:
- Может быть, не следует перечитывать Библию… простым людям?
- Ваше преосвященство, - спросил я в испуге, - но… почему?
- Вера, - ответил он значительно, - тоже должна реформироваться и развиваться. А Библия… это основа. Возвращаться к основам - это отрицать все новое, что создала богословская мысль.
- А если богословская мысль, - возразил я, - ушла далеко в сторону?
- А ты можешь об этом судить? - спросил он. - Нелегко даже нам, которые всю жизнь посвятили, и то…
- Некоторые вещи заметны сразу, - сказал я. - Например, для того чтобы быть понятным простому народу, была сделана нехорошая уступка язычеству. Я говорю о том, что великого пророка Иисуса Христа начинали почитать, как бога, а потом вообще объявили сыном Всевышнего. И не так, что все мы - дети Творца, а в буквальном смысле! Дескать, Творец, как языческий Зевс, что совокуплял женщин…
Он дернулся, на лице отчетливо проступило острое неудовольствие.
- Как можно такое слышать от Защитника Веры?
- Я Фидей Дефендер, - согласился я, - но при чем здесь Христос?.. Я и его защищаю от умаления его достоинства! Это был великий пророк, поднявший человечество на новую ступень развития, понимания и добавивший ему человечности. И я никому не позволю принизить его величайшую роль именно в очеловечивании того зверя, которым был до его прихода человек.
Кардинал произнес с негодованием:
- Но ты же отрицаешь его божественное происхождение!
- Тем самым его возвеличивая, - возразил я. - Вот вы и кардинал заседаете в конклаве кардиналов наряду с теми кардиналами, что стали ими благодаря высокому положению своих семей, высоких титулов… я ведь правильно понял, что вы не являетесь выходцем из древнейшего рода, что некогда поставлял королей? Но такие вот занимают кресла и в коллегии кардиналов, а вот вы - потому что трудом, упорством, ярким умом и невероятной работоспособностью пробились из самых низов простонародья и теперь вы тоже в Высшем Совете Кардиналов. Скажите, кто из вас более достоин уважения?
Он быстро открыл рот, доводов много, но медленно закрыл, посмотрел на меня исподлобья:
- Я не могу давать себе оценку.
- Но другие вам дали, - заверил я. - И она говорит о том, что вы просто гениальный человек, добившийся многого. Будь вы сыном герцога, место за столом папской курии было бы не вашей заслугой.
Он стиснул челюсти, посмотрел на меня зло и растерянно.
- При всей ясности ваших доводов, - проговорил он тяжелым голосом, - вам придется бороться против всей церкви!
- Всей? - спросил я.
Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей:
- Что вы задумали?
- В церкви не дураки, - сообщил я. - Они знают правду. Большая часть, вы правы, останется на привычных прежних позициях. По разным причинам. Но все же наиболее активная, что всегда в меньшинстве, может принять мои доводы.
Он покачал головой, голос прозвучал с прежней непримиримостью:
- Тоже по разным причинам! Из них главная - потеснить старых кардиналов и захватить их место, как всегда во время реформ!
- Но кто-то, - сказал я, - в самом деле увидит возможности для церкви?
Он почти завопил, так прозвучал его надсадный и надтреснутый голос:
- Какие возможности?
- Такие же, - ответил я, - какие продемонстрировали вы, кардинал Гальяниницатти.
- Сэр Фидей?
- Вы показываете всему простому народу, - напомнил я, - что не все так тоскливо и безысходно в нашем мире.
- Простите?
- Простой народ, - пояснил я, - глядя на вас, скажет себе и детям, что если много трудиться, учиться и совершенствоваться, то такому будут открыты все дороги к власти и могуществу. Что у нас наконец-то все больше начинают оценивать людей не по происхождению, а по их личным качествам!
Глава 7
Он поморщился, помолчал, я видел по его лицу, как хочется принять эту точку зрения, предельно лестную для него лично, однако проговорил со вздохом:
- Сэр Фидей, вы думаете о людях слишком хорошо. Это свойственно юным и романтичным.
- Я полагал, - сказал я, - юные как раз во всем изначально разочарованы.
Он покачал головой:
- Юности свойственны крайности. Либо мир прекрасен, либо все в дерьме и жить незачем. На самом же деле мир не белый и не черный, он… хуже всего, серый. Был бы черный, люди скорее бы устыдились своего скотского существования! А так никто вашу реформу не примет.
Я сказал быстро:
- Разве это реформа?
- Реформа, - ответил он твердо.
- Это не так, - сказал я жалко, - всего лишь мелкое уточнение. Возвеличивающее сущность Христа!
Он вздохнул, лицо стало мрачным.
- Вы сами сказали, часть кардиналов занимают места в папском совете по праву высокого рождения. И это никем не оспаривается, потому что освящено древними обычаями и законами. Обычаю следуют потому, что он обычай, а вовсе не из за его разумности. Народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив. А обычаи ломать, сэр Фидей… это не просто.
- Есть средства, - возразил я, - бороться с преступлениями - это наказания. Есть средства для изменения обычаев - это такие достойные примеры, как ваша жизнь.
Я видел по его лицу, хоть он и попытался скрыть, что польщен моими словами, однако ответил мне с тяжелым вздохом:
- Сэр Дефендер, все же лучшие законы рождаются из обычаев.
- Золотые слова, - сказал я с подчеркнутым восторгом, - в большинстве случаев именно так, как вы сказали вдумчиво и зело ответственно. Один мудрец изрек, что без помощи предубеждений и обычаев он бы заблудился в собственной комнате!
- Вот-вот…
- С другой стороны, - продолжил я, - как вы понимаете, следование обычаям тормозит развитие любого королевства, любого общества. И вообще, люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших у них обычаем, даже если тот пришел из такой древности, когда особи в самом деле пожирали друг друга… Ах да! Вспомнил вот. Правда ли, что высший из ангелов по имени Метатрон, первый после Творца, которому подчинены все архангелы, серафимы и херувимы… был человеком?