***
Добрую часть дня потратил Гаврэл, прежде чем снова вернулся в свое убежище - густые леса шотландских гор. Он никогда не сможет возвратиться домой. Его мать мертва, замок разграблен, а жителям деревни он внушает страх. Слова отца «мы такими рождаемся» неотступно следовали за ним: они все безжалостные убийцы, способные отнять жизнь даже у тех, кому клялись в любви. «Это безумие сидит и в моей крови», - думал Гаврэл - ведь так сказал ему отец.
Испытывая сильнейшую на своей памяти жажду, Гаврэл почти ползком добрался до озерца в небольшой долине, раскинувшейся за Вотановым провалом. Какое-то время он лежал на земле, совершенно обессилев. Когда же слабость и головокружение немного отступили, Гаврэл, подтягиваясь на локтях, стал подбираться к живительной влаге. Сложив пригоршней ладонь и наклонившись над чистой сверкающей гладью, он замер, загипнотизированный своим дрожащим отражением.
Из воды на него смотрели глаза ледяной голубизны...
Глава 1
Далкейт-на-море, Северное нагорье, Шотландия,1515
Гримм остановился у раскрытых дверей зала, вглядываясь в ночь. Неутомимый океан пестрел отражениями звезд, украсивших волны крошечными точками света. Шум моря, разбивающегося о скалы, всегда звучал успокаивающе для Гримма, но с недавних пор будил в нем неясную тревогу.
Снова начав в раздумьях мерить комнату шагами, Гримм принялся перебирать возможные причины своего беспокойства, но в результате так ни к чему и не пришел. Он сам решил остаться в Далкейте капитаном в гарнизоне Дугласа, - два года назад он и его лучший друг Хок Дуглас оставили службу у короля Якова и покинули Эдинбург. Гримм преклонялся перед Эйдриен, женой Хока, - когда она не пыталась устроить его семейную жизнь, - и души не чаял в их сыне, малыше Картиане. Гримм, если и не был счастлив, то был полностью удовлетворен своей жизнью. По крайней мере, до сих пор. Так что же так терзает душу?
- Гримм, ты протрешь дыру в моем любимом ковре. Да и художнику никогда не закончить этот портрет, если ты, наконец, не усядешься, - шутливо заметила Эйдриен, нарушив течение его невеселых дум.
Гримм вздохнул и запустил пальцы в свою густую шевелюру. Не отрывая задумчивого взгляда от моря, он рассеянно играл с волосами на виске, не замечая, что заплетает тонкие пряди в косичку.
- Ты ведь не ждешь звезды, чтобы загадать желание, а, Гримм? - в черных глазах Хока Дугласа плясали веселые огоньки.
- Едва ли. А если твоя женушка когда-нибудь соблаговолит рассказать мне, какое заклятье она на меня наложила своим опрометчивым поступком, я буду рад ее послушать.
Не так давно, загадав желание падающей звезде, Эйдриен Дуглас наотрез отказалась рассказывать о нем им обоим до тех пор, пока не будет совершенно уверена, что желание услышано и принято к исполнению. Единственным, в чем она призналась, было то, что желание это загадано для Гримма, и такое признание лишило его покоя. И хотя суеверным Гримм себя не считал, он знал немало загадочных случаев и убедился в том, что кажущееся невероятным далеко не всегда является невозможным.
- Да и я не откажусь узнать это, Гримм, - сдержанно заметил Хок. - Но мне она тоже ничего не говорит.
Эйдриен рассмеялась.
- Да ну вас обоих! Еще скажите, что двум бесстрашным воинам не дают покоя такие женские пустяки, как загаданное на звезду желание.
- И все-таки я уверен, что заниматься пустяками ты не станешь, Эйдриен, - криво усмехнулся Хок. - Когда ты берешься за дело, вселенная теряет покой.
Гримм отозвался грустной улыбкой, - что правда, то правда. Став жертвой гнусного заговора, задуманного мстительной феей, искавшей Хоку смерти, Эйдриен была вырвана из своего двадцатого века и отброшена назад во времени. Вокруг нее происходили необъяснимые вещи, и именно поэтому Гримму хотелось знать, какой поворот в судьбе готовило ему загаданное ею желание. Он предпочел бы быть готовым к тому моменту, когда разверзнется преисподняя.
- Ну сядь же, Гримм, - настойчиво повторила Эйдриен. - Я бы хотела, чтобы этот портрет был готов самое позднее к Рождеству, а у Альберта уйдут месяцы, чтобы воссоздать свои наброски в красках.
- Но лишь потому, что работа моя совершенна, - обиженно пояснил художник.
Отвернувшись от завораживающей панорамы ночи, Гримм занял свое место рядом с Хоком, сидевшим у камина.
- Все же я не пойму, к чему это, - пробормотал он. - Портреты - занятие для женщин и ребятишек.
Эйдриен фыркнула.
- Я поручила художнику увековечить образ двух самых выдающихся мужчин, которых я когда-либо видела, - ее лицо озарила ослепительная улыбка, и Гримм закатил глаза, понимая, что ради этой улыбки он готов сделать все, чего захочет прекрасная Эйдриен.
- Но эти мужчины не способны ни на что иное, кроме как ворчать. Так знайте же - однажды вы мне за это еще скажете спасибо.
В изумлении Гримм и Хок переглянулись, но затем приняли те позы, в которых их хотела видеть Эйдриен, - напрягли мускулы и представили свою суровую мужскую красоту самым выгодным образом.
- Смотрите, чтобы глаза у Гримма были такими же ярко-голубыми, как в жизни, - давала она указания Альберту.
- Как будто я не знаю, как нужно рисовать, - бормотал тот. - Здесь я художник. Если, конечно, вы сами не пожелаете приложить к этому руку.
- А я-то думал, что тебе больше нравятся мои, - прищурив черные глаза, глянул на Эйдриен Хок.
- Нравятся, нравятся. Я ведь вышла за тебя, не так ли? - улыбаясь, принялась поддразнивать его Эйдриен. - Что же я могу поделать, если в Далкейте все, до самой младшей служанки двенадцати лет от роду, теряют голову из-за глаз твоего друга? Мои сапфиры, когда я смотрю сквозь них на солнце, переливаются точно так же. Они пылают голубым огнем.
- А что же тогда мои? Тусклые почерневшие каштанчики?
Эйдриен засмеялась.
- Дурачок, таким мне показалось твое сердце, когда мы в первый раз встретились. И хватит баловаться, Гримм, - с упреком сказала она, - или по какой-то причине ты хочешь предстать на портрете с косичками на висках?
Гримм застыл и, не в силах поверить себе, прикоснулся к волосам. Хок не сводил с него глаз.
- Что ты задумал? - недоуменно спросил он. Гримм нервно сглотнул - он и не осознавал, что заплетает волосы в боевые косицы. Их носят лишь в самый тяжкий жизненный час - в знак траура по мертвой супруге либо готовясь к битве. До сих пор он заплетал их лишь дважды. Так о чем же он думал? Растерянный, Гримм смотрел невидящим взглядом в пол, тщетно пытаясь привести в порядок свои мысли. Когда-то он был одержим призраками прошлого, мучительными воспоминаниями, которые много лет назад постарался отбросить от себя, похоронив под тонким слоем отречений. Но в его снах мертвые тени выходили из неоплаканных могил, влача за собой те беспокойные чувства, которые, цепляясь за этот мир, не покидали его и при свете дня.
Гримм все еще силился отыскать ответ, когда в зал влетел стражник.
- Милорд... Миледи... - входя, стражник поспешно отвесил Хоку и Эйдриен два отдельных поклона. С хмурым выражением на лице он приблизился к Гримму. - Это вам, капитан, - только что пришло, - в руку Гримма лег пергаментный свиток самого официального вида. - Гонец утверждает, что это крайне срочно и должно быть вручено вам лично в руки.
- Гримм начал внимательно рассматривать послание. Изящный герб Джибролтара Сент-Клэра отпечатался на красном сургуче. Казалось, давно уже похороненные чувства вновь вырвались на свободу. Джиллиан! В ней было обещание той красоты и радости, обладать которыми ему не суждено никогда, она была одним из тех воспоминаний, которым он присудил лежать на дне могилы, вознамерившейся теперь исторгнуть покойников из недр своих.
- Ну же, распечатывай, Гримм, - поторопила его Эйдриен.
Медленно, словно в руке у него был раненый зверек, в любой момент готовый впиться в плоть острыми зубами, Гримм сломал печать, развернул послание и отстраненно прочел три слова краткого наказа. Его ладонь машинально сжалась, сминая тонкий лист пергамента.
Встав, он повернул голову к стражнику:
- Седлайте моего коня. Через час я отправляюсь.
Ответив легким поклоном, стражник удалился.
- Ну? - вопросил Хок. - Что там сказано?
- Ничего, что требовало бы твоих забот. Не беспокойся - тебя это не касается.
- Меня касается все, что касается моего лучшего друга, - заявил Хок. - Ну, давай, выкладывай, что там стряслось?
- Говорю же - ничего. И, право же, довольно об этом, - в голосе Гримма прозвучало предостережение, которое заставило бы любого человека отдернуть руку. Но Хок не был «любым», - его движение было таким проворным, что Гримм не успел даже отреагировать, когда Хок выхватил пергамент из его рук. Отскочив в сторону, Хок с озорной улыбкой разгладил смятое послание. Его улыбка стала еще шире, и он подмигнул Эйдриен.